Точка впереди – Мари-Анж – начинает набухать.
Водители провожают ошалелыми взглядами амазонку с голой грудью и с развевающимися черными волосами. Некоторые не справляются с управлением и сталкиваются.
Это осложняет погоню.
Даже полиция не смеет вмешиваться. Всем интересно, как по городу носятся всадницы Апокалипсиса – две женщины на громыхающих байках.
158
«Адвокат и блондинка сидят рядом в самолете. Рейс дальний. Адвокат предлагает сыграть в забавную игру, усталая блондинка отказывается. Адвокат настаивает, объясняя, что игра очень простая.
– Я задаю вопрос. Не знаете ответа – платите мне 5 вро. И наоборот.
Блондинка снова вежливо отказывается, адвокат не отстает.
– Тогда так. Вы не знаете ответа – 5 евро. Я не знаю ответа – 100 евро!
Блондинке становится любопытно, и она соглашается. Адвокат начинает:
– Расстояние от Земли до Луны.
Блондинка молча расстегивает портмоне и дает адвокату 5 евро.
– Ваша очередь, – говорит он.
– Кто поднимается в гору на трех лапах, а спускается на четырех?
Адвокат не знает ответа, но 100 евро – это много, и он отчаянно ломает голову. Потом достает лэптоп, копается в энциклопедии на диске, проверяет все ссылки – ничего. Он подключается к интернету через свой мобильный телефон и сервис самолета и ищет по всем сайтам, во всех банках загадок. Снова ничего. Через час он будит блондинку и платит ей 100 евро. Та благодарит и намерена спать дальше.
– Так какой ответ? – спрашивает огорченный адвокат.
Блондинка молча открывает портмоне и платит адвокату 5 евро».
Шутка GLH № 974432.
159
Мотоцикл с коляской влетает в тупик. Там на асфальте дымится «Харли-Дэвидсон»: наездница впопыхах не опустила подпорку, и мотоцикл упал на бок.
В тупике пусто и тихо.
Лукреция Немрод и Исидор Каценберг читают вывески магазинов. Одна привлекает их внимание: «Тещин Язык. Смешные штучки для всех возрастов».
Дверь открыта: кто-то не успел ее запереть.
Они входят. Свет не включается. Лукреция бежит назад и находит в коляске фонарь.
Теперь в одной руке у нее фонарь, в другой револьвер. Исидор следует за ней, как турист за экскурсоводом.
Мари-Анж говорила, что сперва работала в такой лавочке, может, это она и есть?
Перед молодой журналисткой появляется огромный паук. Она отпрыгивает, потом трогает его и чувствует резину. При свете фонаря паук отбрасывает на стену огромную тень.
Она наступает на змею – тоже резиновую.
Вокруг них хаос из масок, мешочков, грозящих испортить воздух, прыгающих брусков мыла, перечных конфет, кусачих чашек, бутылочек с ледяной жидкостью, лжебинтов с гвоздями, лязгающих челюстей.
Похоже, здесь давно никто не прибирался, или хаос намеренный?
Они медленно крадутся по магазину, освещая все более странные предметы: сахар с мухами, взрывающиеся сигареты, пластмассовые фекалии.
Исидор случайно наступает на подушку-пердушку. В следующее мгновение справа от них что-то начинает шевелиться.
Лукреция светит туда и обнаруживает толстого мохнатого кота. Он отпрыгивает в сторону. Срабатывают баночки с горчицей: из них выпрыгивают хохочущие чертята.
Кот ведет их по лестнице на второй этаж.
Журналисты огибают челюсти на ножках, клацающие им вслед.
Светя перед собой фонарем, они поднимаются в помещение с манекенами и маскарадными костюмами.
Манекены в натуральную величину выглядят как замершие живые люди с насмешливыми лицами. На некоторых ухмыляющиеся клоунские маски.
Лукреция прижимает палец к губам, требуя от Исидора полной тишины.
Луч фонаря шарит по помещению, но ничего не находит. Лукреция делает вид, что уходит, потом вдруг оборачивается и разглядывает манекены один за другим.
Она трогает одну маску, другую, тянется рукой к клоуну с зелеными волосами. Тот шумно дышит.
Две женщины катятся по полу, сшибая манекены. Они колотят друг дружку любым подворачивающимся под руку предметом: гибким молотком, издающим вдруг унитазную трель, колоколом, бьющим током.
Они кусаются, рвут друг дружке волосы.
Исидор достает мобильный телефон и включает камеру.
– Вы что, Исидор?! – кричит Лукреция. – Нашли время! Лучше помогите, у меня проблема, вы не видите?
Осмотрев несколько этажерок, Исидор находит шерсть для почесывания и кладет ее Мари-Анж на шею. Та отвлекается – и терпит поражение.
Они приматывают ее к креслу бумажными дудками, гирляндами, ремнями и тесемками. Лукреция с особенным удовольствием стягивает ей грудь, запястья, лодыжки и бедра.
– Как в приюте, в старые добрые времена, да, Мари-Анж?
– Чего тебе надо, в конце-то концов, Лукреция?
– BQT у тебя, да?
Мари-Анж сразу замыкается и стискивает челюсти.
Лукреция вооружается пером из индейского головного убора и начинает щекотать ей щеку.
– Так меня наказывали в GLH во время посвящения. Можешь мне поверить, это невыносимо.
Мари-Анж дрожит мелкой дрожью, кусает губы.
– Люблю щекотать!
Лукреция водит пером у нее под мышкой. Напряжение растет, Мари-Анж не может сдержать смех, молит о пощаде, но журналистка неумолима. Ее бывшая подруга колотится, как в падучей, кажется, еще немного – и на ней лопнут все путы. Лукреция оголяет ее правую ногу и подносит свое страшное оружие к ступне.
– Я все скажу!
Она пытается отдышаться.
– Где BQT? – грозно спрашивает Лукреция, хватая ее за разорванный ворот.
– Спокойнее, Лукреция, – вмешивается Исидор. – Чувствую, мадемуазель готова покаяться. Мы не торопимся. Начинайте потихоньку, мы спокойно послушаем, как все началось.
– Но…
– Тс-с, Лукреция. Не путайте скорость и спешку.
Он достает блокнот. Взяв со стола бутылку с водой, он наливает стакан и подает пленнице.
Изображает из себя доброго копа. А я буду злой.
– Итак, мы не спешим. Как вы повстречали Дариуса? Он распознал в вас комический талант?
Мари-Анж сглатывает.
– Не комический, а талант садомазогоспожи. Меня пригласили в их дворец. Там тусовался весь шоу-бизнес. Я стегала его брата Павла, когда появился Дариус. Он сказал, что ему нравится мой «стиль».
– Забавно, – говорит Исидор.
– Он предложил мне отстегать его брата Тадеуша. Я привязала его к кресту и давай охаживать. Даруис стоял рядом и меня подбадривал. Так возбудился, что привел какую-то девку, подвесил за руки и стал стегать.
– Дариус был садистом? – недоверчиво спрашивает Лукреция.
– Не знаю, что такое настоящий садизм. Ему нравилось смотреть, он приказал своим охранникам продолжить вместо него.
– Понятно, бывают садисты-лентяи, – шутит Исидор.
– Неужели никто не жаловался? – удивляется Лукреция.
– Какие еще жалобы! На Дариуса Великого, на Циклопа? Девушки приходили туда по доброй воле, в надежде на роли в его фильмах. Они гордились тем, что находились рядом с ним.
– Вечно одно и то же! – понимающе кивает Исидор. – Надо было их предостеречь…
– Давай дальше! – приказывает Лукреция.
– Дальше мы с Дариусом поднялись в его спальню и занялись любовью.
– Любовь усталых палачей? – иронизирует с высокомерным видом Лукреция.
– Нет, смельчаков в мире трусов! Мы были двумя хищниками, почуявшими друг друга.
– Много жертв и мало хищников… – поддакивает полный сострадания Исидор.
– Я рассказала ему, что пробую стать юмористкой, и он обещал мне помочь. Я устала от продюсеров, дававших обещания и не сдерживавших их. Им надо было одного – переспать со мной. Он по крайней мере не обманул. Моим продюсером стал его брат Тадеуш, он свел меня с приятелями-журналистами, своими частыми гостями. Те стали писать обо мне хвалебные статьи.
– Как приятно! – умиляется Исидор.
– Но Дариус не хотел, чтобы я слишком «звездила», – боялся, что я от него сбегу. Поэтому он включил меня в свою группу «розовых костюмов». Я была там единственной девушкой.
– При этом он не переставал с тобой спать.
– Моя коллега имеет в виду интимные отношения, – зачем-то разъясняет Исидор.
– «Отношения» – это громко сказано. Тут такое дело… У Дариуса была небольшая физиологическая проблема.
Кажется, она сейчас покраснеет.
– Какая?
– Не знаю, можно ли об этом говорить. Это довольно интимно…
– Тебе ли смущаться! – хихикает Лукреция.
– Его сексуальная проблема была связана со вполне определенной шуткой. Такого нарочно не придумаешь при всем желании!
Исидор погружается в глубокие раздумья. Взяв блокнот, он просматривает все анекдоты, записанные с самого начала расследования, и вдруг восклицает:
– Шутка о циклопе! Я понял, Лукреция! У Дариуса было одно яичко!
Мари-Анж подтверждает его догадку.
– У некоторых это не имеет последствий. А у него… В общем, он не мог нормально заниматься любовью.
– Есть версия, что у Гитлера была та же патология, но проверить ее так и не удалось, – делится печалью Исидор.
– У Дариуса это было врожденное. Чистое совпадение, что потом он лишился также и глаза.
– Шутка может обусловить целую жизнь, – бормочет Лукреция. – Потому, наверное, он и злобствовал так с женщинами, так подавлял мужчин. Компенсация, однако.
– Он очень нуждался в похвале. Редко видела людей с такой ненавистью к самому себе. Когда мы жили вместе, он начинал день с желания покончить с собой. Он говорил: «Я худший из людей, я заслуживаю всех мыслимых кар, просто никто не смеет преградить мне путь. Где взять такого смельчака?» А однажды – в тот день его как раз выбрали «любимейшим французом французов» – у него случилось озарение. «Побей меня, Мими!» – сказал он мне.
Исидор и Лукреция удивленно молчат.
– Казалось, он пытается дойти до крайности. Испытать максимальную боль, сделать максимум того, на что способен. С этим противоречием – с тем, что его любило столько людей, а он себя на дух не переносил, – могла, как он вдруг решил, справиться только я.