Действительно, появляется «розовый громила», похожий на питбуля, и усаживается в кресло у выхода.
Юморист номер два выходит на сцену. Оставшиеся за кулисами обсуждают его точно так же, как и первого артиста.
– О-па! Первая шутка прошла незамеченной! – говорит тринадцатый номер.
Выступление продолжается, юмористы комментируют.
– Тут он промахнулся, – говорит пятнадцатый номер.
– А тут кусок текста забыл. Это из-за марихуаны. Он слишком много курит, вот память и отшибает. Он сам не помнит своих убогих шуток, – смеется одиннадцатый номер.
– Смотрите, публика не отреагировала на «пережаренного цыпленка»! А ведь это его лучшая шутка. Бедный, все резервы исчерпаны.
Через несколько минут клоун возвращается за кулисы.
– Ну, как это было? – спрашивает он с беспокойством.
– Великолепно! – отвечает тринадцатый номер.
– Ты их покорил. Взял за горло! – говорит одиннадцатый.
– Зал просто шел у тебя на поводу! – подхватывает пятнадцатый.
– Правда? А то мне показалось, что я вдруг забуксовал.
– Ты слишком требователен к себе.
Лукреция пихает локтем Исидора.
– Может быть, тут мы узнаем больше, чем за все время расследования.
Номер третий готовится к выходу. Остальные поддерживают его.
– Ни пуха ни пера! Не стесняйся, посылай нас к черту.
Странно, кажется, каждый искренне считает, что плохо говорят обо всех, кроме него.
Номер три выходит под свет прожекторов.
Клоун номер тринадцать провожает его глазами, а потом оборачивается к коллегам:
– Если хотите знать мое мнение, Дария доконал кокаин. Под конец он столько его нюхал, что его трясло даже на сцене. Аж под носом следы были видны.
– Видите, у нас появляется новая информация о его гибели, – шепчет Лукреция.
– Я вижу, что нам отсюда будет трудно выбраться.
Двадцать четвертый добавляет:
– Если его канонизируют, то это будет первый святой-наркоман.
Все хохочут.
– Это был самый злой человек, которого я встречал, – говорит одиннадцатый.
– И самый скупой! Когда мы ходили в ресторан, он всегда забывал кошелек! Подумать только, живет в замке и не может заплатить по счету!
– А как этот представитель народа презирал обслугу! Постоянно оскорблял официантов. Чаевых никогда не давал.
– И выступал со скетчем, в котором официант обсчитывает бедных клиентов! Мир встал с ног на голову.
Снова звучит смех.
Мимо, еле волоча ноги, проходит Феликс Шаттам. Он вышел из туалета, где его долго рвало. Все умолкают. Тринадцатый шепчет у него за спиной:
– Тише, тише, вот призрак Дария!
И снова раздается смех.
Скетч на сцене награждается громкими аплодисментами. Наступает очередь четвертого клоуна. Он присоединяется к группе розовых клоунов, участвующих в номере.
Во время паузы Стефан Крауц напоминает, что Циклоп не только смешил зрителей, он еще и воспитывал новое поколение комиков в «Школе Смеха» и в «Театре Дария».
Как странно! Такой контраст – на сцене его осыпают похвалами, а за кулисами поливают грязью. Не знаю, кому и верить.
— Пошли! Кажется, путь свободен, – говорит Исидор.
Но как раз в тот момент, когда они собираются улизнуть, клоун номер семь подскакивает к Лукреции и хлопает ее по заднице.
– Так ты вошла во вкус? Не терпится увидеть тебя на сцене!
Удивленная Лукреция разглядывает перечеркнутое черной повязкой лицо с красным носом.
Мари-Анж!
— А ты знаешь, что должен делать на сцене дуэт номер девятнадцать? – насмешливо говорит Мари-Анж.
Лукреция спокойно смотрит на нее.
– Представлять знаменитый скетч Дария «Я раздеваюсь». Это стриптиз.
Лукреция сжимает кулаки, собираясь нанести удар. Исидор шепчет:
– Сейчас не время привлекать к себе внимание.
– А этот толстый господин, который пришел тебя поддержать, наверное, твой папа? Я думала, что ты сирота. Браво, ты его все-таки нашла, – продолжает Мари-Анж.
Лукреция закусывает губу.
– Видишь ли, Лукреция, меня всегда разочаровывало в тебе отсутствие остроумия. Ты по-настоящему насмешила меня только тогда, в тот памятный первоапрельский день. Интересно, превзойдешь ли ты саму себя сегодня?
Лукреция бросается на бывшую подругу, но Исидор, уже изучивший манеру ее поведения, становится между девушками.
В этот момент церемониймейстер приглашает на сцену клоуна номер семь.
– Увы, друзья, хотелось бы продолжить беседу, но мне пора работать.
Исидор наклоняется к Лукреции.
– Предупреждаю, если вы еще раз не сдержитесь, я выйду из игры. Я не могу терять время на маленькую грубиянку, которая не умеет себя контролировать и, словно бык, бросается вперед, завидев красную тряпку. Пошли отсюда!
Но тут «розовый громила», похожий на питбуля, возвращается, и они остаются на месте. Рисковать нельзя. Клоуны, ожидающие своей очереди, продолжают отпускать комментарии.
– Это Мари-Анж Жиакометти! Кажется, она спала с Дарием, – говорит одиннадцатый.
– И не только с ним. И с его братьями тоже. И с телохранителями!
Звучит смех.
– А я считаю, что Дарий был отличный парень, – говорит клоун номер девять. – Я женщина, а мне он не только помогал, но и всегда относился с уважением.
– Естественно. Потому что ты не такая шлюха, как Мари-Анж. Ты создана скорее для фильмов Феллини, чем для Тима Бартона.
Смех.
– И все равно Дарий – настоящая звезда, а вы просто завистники. И если бы не это шоу в его честь… вас никогда в жизни даже близко к «Олимпии» бы не подпустили!
Выпалив это, девятый клоун на всякий случай отходит подальше от коллег, которые с трудом сдерживают гнев.
С волками жить, по-волчьи выть? Не люблю я этого.
Лукреция смотрит на экран, надеясь, что выступление ее бывшей подруги не увенчается успехом. Но та, может быть желая произвести впечатление на Лукрецию, превосходит саму себя и вызывает гром аплодисментов.
Громкоговоритель объявляет: «Изменения в программе! Дуэт номер девятнадцать выступает вместо клоуна номер восемь. Приготовьтесь».
Исидор и Лукреция застывают от ужаса. Телохранитель-питбуль и не думает уходить. Он спокойно разговаривает с пожарным Франком Тампести.
Мы не можем убежать! Попались, как мыши в мышеловку!
— Лукреция, я подчинился вашей интуиции. Но так, для справки… просто для общего развития… что мы будем делать, очутившись на сцене?
Лукреция смотрит на протянутый ей листок с текстом, но двадцати секунд явно недостаточно, чтобы выучить миниатюру наизусть. Лоб Исидора покрывают крупные капли пота.
За ними уже идут. Ассистент подводит их к сцене, они видят Мари-Анж, произносящую последнюю шутку. Ее награждают взрывом хохота и громкими аплодисментами.
Занавес опускается, Мари-Анж уходит со сцены, на которую, по знаку распорядителя, должен теперь выйти дуэт номер девятнадцать.
– Ни пуха ни пера!
Мари-Анж уходит, чтобы сесть в первом ряду. На освещенной сцене появляется Стефан Крауц и говорит в потрескивающий микрофон:
– А теперь – иностранные гости! Давид и Ванесса Битоновски, которые приехали из Квебека! Они исполнят скетч «Стриптиз». Предупреждаю, это очень необычный номер!
Ассистент заставляет их сделать несколько шагов и встать у белой черты.
– Вам повезло, публика разогрета.
Лукреция и Исидор ждут, стоя посреди сцены перед красным бархатным занавесом.
Как странно, в эту минуту мне вспоминается другая, очень давняя, забытая минута.
Красный бархатный занавес начинает медленно подниматься.
Та давняя минута – это мое появление на свет.
Это было очень давно, я находилась в утробе матери.
Это было очень давно, меня окружала темнота, но вдруг красные стены расступились, и я вышла на свет.
На меня смотрели. На меня смотрели люди. Они чего-то ждали от меня.
Тяжелый занавес «Олимпии» открывается, Исидор и Лукреция оказываются перед переполненным залом. К ним прикованы сотни глаз.
Лукреция видит рядом с прожекторами телекамеры, которые транслируют шоу в прямом эфире для миллионов жителей Франции и всей франкоговорящей части планеты.
Она чувствует, как по ее спине течет ледяной пот. В первом ряду министр культуры, известные политические деятели, знаменитые артисты и семь уже выступивших клоунов. Они доброжелательно улыбаются. Мари-Анж подмигивает.
Справа сидят общественные деятели и журналисты, и среди них Кристиана Тенардье в вечернем платье и колье, похожем на стетоскоп.
В минуту моего рождения что-то шло не так.
Люди смотрели на меня и чего-то ждали.
А я не делала этого.
Справа от Лукреции стоит окаменевший Исидор.
Он слегка улыбается краем губ и мысленно спрашивает ее:
И что теперь делать, дорогая Лукреция?
109
Три человека стоят над могилой друга и обсуждают, что бы им самим хотелось услышать, если бы они лежали в гробу.
Первый говорит:
– Я бы хотел, чтобы обо мне сказали – он был хорошим отцом и мужем.
Второй говорит:
– А я бы хотел, чтобы обо мне сказали – он был блестящим педагогом, ученики так любили его!
А третий, глядя на своего друга в гробу, говорит:
– А я бы хотел услышать: «Смотрите! Он шевелится!»
Отрывок из скетча Дария Возняка «Последнее желание перед прыжком со скалы»
110
Наступает тишина.
– Начинайте! – шепчет ассистент из кулис.
Лукреция и Исидор стоят неподвижно, словно кролики, ослепленные фарами приближающегося грузовика.
Исидор, конечно, будет на меня сердиться, но я чувствую, что происходящее чрезвычайно важно для расследования. И понять это мы сможем, только пережив эмоции выступающего на сцене юмориста.
Она, не моргая, выдерживает пристальный взгляд Исидора.
Во время моего появления на свет они тоже смотрели и ждали. Я не делала того, чего они ожидали, и они волновались…