48. Дух Сатурналий отчасти передает миниатюра, иллюстрирующая декабрь в календаре Филокала (IV век н. э.), на которой изображен мужчина в тунике и накидке, стоящий у игрового столика. На стене за его спиной висит какая-то пернатая дичь. Stern 1953, 283–86, with planches 13 and 19.2.
49. Да, пиры и застолья действительно устраивались, но нет никаких свидетельств каких-то запредельных излишеств в духе карнавала. Разумеется, на основе скудного материала, которым мы располагаем, сложно составить представление об уровне потребления: Сенека Ep. 18 – в этом брюзгливом письме автор риторически вопрошает о том, подобает ли интеллектуальной элите участвовать в Сатурналиях, туманно говорит о «страсти к наслаждениям» («luxuria») и о том, что, возможно, философам следует «веселее (hilarius) обедать»; Авл Геллий (Aulus Gellius 2.24.3) упоминает сумптуарные законы в отношении этого праздника (но это законодательство против излишней роскоши мало что говорит нам о действительном положении дел); один из авторов SHA (Alex. Sev. 37.6) сообщает, что Александр Север, известный своей скупостью, по случаю Сатурналий мог раскошелиться на фазана, но не более того. Гауэрс (Gowers 1993, 69–74) отмечает, что к праздничному столу подавалась свинина. Насколько сильно могли напиться рабы Катона (Agr., 57), исходя из тех норм, что он устанавливал в период Сатурналий, остается только гадать. Если предположить, что сведения в тексте верны, то самый щедрый месячный рацион включал чуть менее одного литра вина в день на человека. В дополнение к этому рабам полагалось еще десять литров вина на Сатурналии и Компиталии (на каждый праздник в отдельности или на оба вместе – не ясно). Десять литров вина в день, если по крепости оно соответствовало современному, – это действительно похоже на карнавальные излишества в понимании Бахтина. Однако, по всей вероятности, вино было слабее, чем сегодня, и, возможно, рацион увеличивался не более чем вдвое, если это количество поглощалось в течение обоих праздников.
50. Apoc. 4.3; умирая, император якобы говорит: «Ай, я, кажется, себя обгадил! [concacavi]».
51. Разумеется, «Сатурналии» – это подчеркнуто элитарное произведение, изобилующее великосветским остроумием, игривой ученостью, и вписанное в контекст одного из направлений академической культуры V века н. э. Но остроумие Макробия не столь сильно отличается от шуток, связанных с Сатурналиями, которые мы находим в других местах. Упоминания о загадках и каламбурах см. AL 286; Aulus Gellius 18.2, 18.13.
52. Макробий, Sat. 1.12.7, 1.24.23.
53. Сенека, Ep. 47.14, иначе Чэмплин (Champlin 2003, 150), который полагается на, скорее всего, ошибочную современную пунктуацию, против Верснель (Versnel 1993, 149). Дион (60.19) говорит не о том, что рабы брали на себя «роли своих господ», а о том, что они облачались в «одежды своих господ».
54. Тацит, Ann. 13.15; Чэмплин (Champlin 2003, 150–53) упоминает об этом в ходе свих рассуждений о том, что все правление Нерона было проникнуто «сатурналиевым духом». Тацит, несомненно, намекает на то, что период пребывания Нерона на престоле походил на владычество «Царя Сатурналий» (Saturnalicius rex).
55. Акций в тексте Макробия, Sat. 1.7.36–37 (= ROL2, Accius, Annales 2–7): господа готовят еду, но трапезничают все вместе; Макробий, Sat. 1.11.1; SHA, Verus 7.5 (рабы и хозяева едят вместе во время Сатурналий и других праздников); Макробий, Sat. 1.7.26 (licentia). Также обратите внимание на девиз в календаре Филокала (см. пр. 48), «Теперь, раб, ты можешь играть (в азартные игры) со своим господином». Бахтин и многие другие современные исследователи склонны смешивать понятия инверсии и равенства, но на самом деле за ними стоят две совершенно различные формы праздничного нарушения норм.
56. Знаменитые слова Плиния о том, что он не мешает своим домочадцам предаваться веселью в Сатурналии (Ep. 2.17.24) звучат весьма покровительственно. Оброненное мимоходом замечание о Сатурналиях в одном из его писем (Ep. 8.7), несомненно, отражает традиции свободы слова, связанные с этим праздником, но я не уверена, что его следует рассматривать как яркое свидетельство опрокидывания норм поведения, как это делает Маркези (Marchesi 2008, 102–17).
57. Fairer 2003, 2.
58. См. выше в пр. 28. Советы Честерфилда многие (например, Morreall 1983, 87) воспринимают как нечто типичное для Англии XVIII века, зацикленной на сдерживании смеха. Действительно, этот пример далеко не единственный; см., например, советы Питта-старшего своему сыну (W. S. Taylor and Pringle 1838–40, vol. 1, 79). Но, как убедительно показал Гатрелл (Gatrell 2006, 163–65, 170, 176), взгляды, выразителем которых стал Честерфилд, были крайностью, и подобное непримиримое отношение к смеху можно обнаружить не только в источниках его эпохи. Да и сам Честерфилд – фигура гораздо более сложная, чем принято считать: известный остряк, человек с гротескной (по понятиям того времени) внешностью и признанный мастер розыгрыша (см. Dickie 2011, 87).
59. Thomas 1977. Его тактика (она выражена в подборе слов: «среди простого народа», «приживались довольно медленно», «оставались популярными в маленьких деревнях») состоит в том, чтобы примирить различия, указывая на то, что обособленные регионы и низшие сословия не сразу принимали новые правила смеха.
60. Фраза, якобы произнесенная королевой Викторией, но столь же ненадежная в качестве основания для исторических выводов, как и советы лорда Честерфилда: точно не известно, говорила ли Виктория эти слова, а если да, то по какому поводу. Рекомендую малоизвестный, но весьма основательный и местами уморительный в своей непробиваемой серьезности трактат Вейси (Vasey 1875). Приведу лишь одну цитату для затравки: «Вывод очевиден – нелепая привычка смеяться целиком и полностью обусловлена неестественными и фальшивыми ассоциациями, которые были навязаны нам в раннем детстве» (58).
61. К этой теме Шартье возвращается снова и снова (Chartier 1987).
62. Многие современные историки, изучающие смех и другие аспекты «восприятия» человека XVIII века, осознают сложность этой проблемы. Помимо Гатрелла и Дикки (Gatrell 2006 and Dickie 2011) интересный взгляд на нее предлагает Кляйн (Klein 1994). Разумеется, делая подобные обобщения, следует учитывать разного рода нюансы. Рут Скёр, например, указала мне на то, что смех французских революционеров некоторые исследователи характеризовали как более невинный по сравнению с притворным и злобным смехом королевского двора (см., например, Leon 2009, 74–99). В наши дни нередко приветствуют отмену цензуры в комической литературе и театре, что можно расценить как свидетельство тенденции к огрублению смеха, однако одно дело – восхвалять свободу публичного самовыражения с использованием грубости, а другое – рост грубости как таковой.
63. Fam. 9.15. Надо сказать, что этот, казалось бы, простой отрывок содержит немало загадок. В существующей версии текста (возможно, искаженной) Цицерон включает Лаций – регион, откуда сам был родом, – в число источников иностранного влияния. По этому поводу недоумевает Шеклтон Бейли (Shackleton Bailey 1977, 350): «Как мог Цицерон, уроженец Арпина, приравнять Лаций к peregrinitas?» Хотя общий смысл фрагмента понятен, его детали не поддаются восстановлению. Как мы увидим в следующей главе, в своих риторических трактатах Цицерон высказывается более двусмысленно об уместности старомодных острот (festivitas).
64. Ливий 7.2; Гораций, Epist. 2.1.139–55. Отрывок из Ливия, в котором он вкратце описывает историю происхождения и этапы развития сценических игр в Риме, не раз становился предметом горячих споров (о его значении, источниках и достоверности); краткий обзор см. Oakley 1997, 40–58. Описывая третий этап, Ливий говорит, что актеры перестали обмениваться грубыми виршами наподобие фесценнинских (подшучивание, вероятно, было характерно для второго этапа у Ливия). Гораций в своей генеалогии комедии упоминает шуточные перебранки (Fescennina licentia) земледельцев, которые устраивались до тех пор, пока не стали настолько агрессивными, что их пришлось законодательно ограничить. О происхождении слова «Fescennine» от названия этрусского города или от «fascinum» («мужской член») – см. Oakley 1997, 59–60.
65. Gowers 2005; Gowers 2012, 182–86, 199–204 (с обзором более ранних работ); Oliensis 1998, 29.
66. Название второй главы книги Сен-Дени (Saint-Denis 1965); название первой отражает тот же стиль остроумия: «Jovialité rustique et vinaigre italien[74]». См. также Minois 2000, 71: «Le Latin, paysan caustique»[75].
67. Макробий приписывает некие фесценнины императору Августу (Sat. 2.4.21); как справедливо подчеркивает Оукли (Oakley 1997, 60), в источниках периода поздней Империи и ранней Республики фесценнины упоминаются исключительно в контексте свадебного обряда (Hersch 2010, 151–56); Граф (Graf 2005, 201–2) и многие другие полагают, что этот термин следует применять для описания скабрезных шутливых песен, которые исполнялись по случаю Триумфа, однако это не столь очевидно.
68. Conybeare 2013 – масштабное исследование смеха, которое обращается к библейскими и теологическим текстам (иудейским и христианским). Я настоятельно рекомендую его тем читателям, которых разочаруют установленные мной рамки!
1. OLD, например, определяет «arridere/adridere» как «улыбаться над чем-то, при виде чего-то или в ответ на что-то», а «irridere» – как «смеяться над чем-то, высмеивать, потешаться над»; «ridere» с дополнением в дательном падеже означает «смеяться в знак расположения к кому-то». Этимология «ridere» неясна, несмотря на попытки некоторых лингвистов связать его с глаголом, который на санскрите значит «стесняться» или со словом из беотийского диалекта древнегреческого – «κριδδέμεν» (синоним «γελᾶν» – «смеяться»).