– Я не люблю политику, всегда избегал политических деятелей, какие бы посты они не занимали. Для меня главным достоинством человека является его чувство юмора. Как говорил Валентин Катаев, чувство юмора – это мера таланта, и я с ним полностью согласен. Поэтому я пригласил участвовать в нашем вечере человека, обладающего большим чувством юмора: об этом говорит тот факт, что он сам, добровольно, идёт в мэры Тель-Авива.
В зале засмеялись, зааплодировали, Рони вышел на сцену и очень мило и забавно приветствовал присутствующих, даже рассказал какой-то смешной израильский анекдот. (Я предварительно предупредил, чтобы он не говорил о том, как любит выходцев из России и не рассказывал про свою русскую прабабушку: все израильские чиновники, выступая перед нашими репатриантами, начинали рассказывать о своих российских корнях) . Когда, под аплодисменты зрителей они с Дани покидали зал, я призвал в микрофон:
– Какие б мэры у нас ни были, лучше мы жить не станем, так давайте выберем мэра с чувством юмора – хотя бы посмеёмся!
В результате выборов Рони Мило набрал на три процента больше голосов, чем его соперник. Недели через две мне позвонил Дани и сказал, что Рони хочет меня видеть. Когда мы вошли к нему в кабинет, он сразу после рукопожатия произнёс:
– Я знаю, что эти три процента мне сделал ты. Я понял, что ты в Израиле – сила, я хочу с тобой дружить.
– Я тоже хочу дружить с тобой, Рони, – ответил я. – А это – повод для нашей дружбы. – И я протянул ему заранее подготовленный и переведенный на иврит проект создания Международного Центра Юмора, в котором был и пункт о проведении международного фестиваля смеха в Израиле. Рони минуты три листал страницы. Потом спросил:
– Что даёт Израилю проведение Международного фестиваля?
– Во-первых, это политическая акция: нас мало, вокруг нас миллионы врагов, а мы будем смеяться и экспортировать смех…
– Молодец! – он чуть ли не подпрыгнул на стуле. – Здорово!
– Но это не всё. Международный фестиваль – это ещё и большой бизнес.
– Ты имеешь ввиду гастроли «звёзд»?
– Не только! Это деньги от торговых фирм за использования эмблемы фестиваля на своей продукции, это продажа зарубежным телеканалам права трансляций фестивалей, это и подскок туризма, и строительство новых гостиниц, и…
Словом, как прокомментировали бы нашу беседу Ильф и Петров, «Остапа несло». Мэр был сражён.
– Что тебе надо, чтобы открыть свой Центр?
И тут я, на голубом глазу, произнёс:
– Дай мне квартал в старом Яффо.
Рони рассмеялся и бросил в сторону Дани:
– У него хороший аппетит!
Но я не унимался:
– Дай, не пожалеешь: это будет самый весёлый квартал в Тель-Авиве!.. Туда начнут привозить туристов.
– Не могу, Саша, не проси. Но помещение для Центра Смеха я тебе предоставлю.
– Мне нужен большой офис.
– Он у тебя будет.
– Когда? Махар? Леат-леат? Савланут? (Это – три самых распространённых слова в Израиле: махар (завтра), савланут (терпение) и леат-леат (постепенно). Я тебе не верю.
– Почему?
– Потому что у нас в стране уже давно перевыполнили план по количеству обещаний на душу населения!
Рони снова рассмеялся:
– И всё-таки ты его получишь.
– Не верю! – сказал я, и мы расстались.
Я и вправду не поверил его обещанию, но через два месяца мне позвонили из мэрии:
– Приходите посмотреть помещение и получить ключи.
Мы примчались и обомлели: нам предоставили дом в два с половиной этажа в самом центре Тель-Авива, у входа в центральный рынок «Кармель». Раньше здесь помещалось отделение банка: из полов торчали обрезанные кабели, в стенах чернели следы от вынутых кондиционеров, дом требовал ремонта, но это был наш дом, наш – и через неделю мы в него переехали…
Две верхние комнаты (из которых мы сделали три), стали редакцией «Балагана» и «Балагаши», холл второго этажа был переоборудован в галерею – там проходили выставки художников-карикатуристов, большую комнату на полуторном этаже мы приспособили под репетиционный зал для детского музыкального театра «Балагаша». Но главным был большой зал внизу. Мы нашли богатеньких ребят, которым предложили: вложите деньги в переоборудование и ремонт этого зала под кафе – и мы вам его сдадим в аренду без всяких денег. Только, когда здесь будут проходить праздники и творческие вечера, вы должны подавать нашим гостям воду и кофе. Если потом они закажут ужин и выпивку – это всё ваш заработок. Ну, и остальные дни месяца – тоже ваши.
Обалдевшие от таких выгодных условий, эти ребята, радостно согласились. Оформляли кафе Галя и Юра Кармели, как всегда, с выдумкой и большим вкусом: доминировали три цвета: зелёный, чёрный и золотой. Я попросил их: «Поскольку мы находимся рядом с рынком, добавьте примитива и кича». И через неделю на стенах появились изумительные, смешные и трогательные лица Шолом-Алейхемских скрипачей, пьяных мясников, кокетливых местечковых барышень… А снаружи, под светящейся вывеской «Международный центр Юмора «Балаган», в огромной стеклянной витрине, красовались фотопортреты всех самых известных «звёзд» нашего жанра: Райкина, Тапапуньки и Штепселя, Жванецкого, Карцева, Горина, Арканова, Гердта, Хазанова, Новиковой, Винокура, Ширвиндта и Державина… У этой витрины всегда толпились туристы, фотографировали её и с интересом заглядывали во внутрь.
Через самое короткое время наш Центр стал популярен, о нём писали, его посещали, туда приводили приезжих друзей… Постепенно сформировался актив постоянных посетителей. Каждый раз, когда в Израиле выступали известные гастролёры-мои друзья, я забирал их после спектаклей или концертов и привозил на встречу с нашей публикой.
Небольшой зал, мест на шестьдесят, всегда был забит, билетов не было, и по телефону раздавались возмущённые голоса: «Как вам удаётся создать в Израиле дефицит!?»
Людей привлекали не только приезжие знаменитости, но и наши «фирменные» придумки: «Вечер анекдотов при свечах» – его вёл мой брат Лёня, там победителю вручалась свежезажаренная курица, которую он тут же, в луче света, прилюдно поедал; аукционы, на которых разыгрывалась водка «Каневская», ликёр «Левинзоновый», наливка «Губермановка», с яркими наклейками, на которых красовались все перечисленные физиономии; наш обычай встречать гостей рюмкой водки и мацой с солью, и так далее, и так далее…
Постоянными посетителями были сотрудники российского и украинского посольств, руководители авиакомпаний, журналисты, актёры и представители разных других профессий – любители юмора.
Первый российский посол в Израиле Александр Бовин имел своё постоянное место, постоянный фужер водки и постоянную закуску. За время его визитов мы подружились и, когда завершилась его каденция, он, прощаясь, сказал:
– С моим отъездом, Саша, у тебя освобождается одно место.
– Два места, Саша, два, – уточнил я, имея в виду его солидную фактуру.
В «Балагане» побывали и Михаил Жванецкий, и Роман Карцев, и Валентин Гафт, и Юлик Гусман, и Лия Ахиджакова, и Юлий Ким, и Александр Ширвиндт, и Михаил Державин… Вспоминаю, как Ширвиндт сопротивлялся, не хотел ехать, я чуть не насильно втащил его в машину после спектакля. Всю дорогу он ворчал: «Ненавижу выступать в ресторанах! Они будут кушать суп, а мы их развлекать!..» Но когда он увидел, с какой любовью и пониманием воспринимает наша публика их выступление, я его уже не мог его стащить со сцены, хотя он знал, что наверху давно накрыт стол, стоит выпивка и стынет закуска…
А вот Зиновия Гердта мне не удалось привести к нам: каждый вечер у него был концерт, а после – ему уже было трудно, здоровье сдавало. Поэтому я приехал к нему. Он жил в уютной квартире на берегу моря, которую ему сняли по его просьбе. Это была уже не первая наша встреча.
ЧЕТЫРЕ ВСТРЕЧИ С ЗИНОВИЕМ ГЕРДТОМ
ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА произошла во времена моей молодости. Я был приглашен Абхазской филармонией помочь им подготовить какой-то торжественный концерт. Жил в Гаграх, в гостинице «Гагрипш», бывшем дворце Генриха Бранденбургского. Дворец был весь из дерева, без единого гвоздя. Его разобрали, вывезли из Германии и собрали здесь, в Гаграх, тоже без гвоздей. Под жарким Кавказским солнцем дерево усохло и скрипело. Скрипело всё: полы, оконные рамы, ступеньки лестниц. Казалось, что скрипят даже швейцары и администраторы.
Гердту заказали вступительный монолог. Он прилетел, чтобы сдать его худсовету. Поселился в этой же гостинице. Мы встретились на репетиции, нас познакомили. За месяц до приезда в Гагры, я посмотрел в Москве, в театре Образцова, спектакль «Обыкновенный концерт». (Это потом его назвали «Необыкновенный концерт», чтобы, не дай Бог, не было обобщений). Я был в восторге от спектакля, особенно, от Гердта, который исполнял роль конферансье. Поэтому очень обрадовался знакомству с ним и его приглашению вместе пообедать. После репетиции мы вернулись в гостиницу и по уставшей от скрипа лестнице спустились в ресторан.
– На месте герцога Бранденбургского, – сказал Гердт, – я бы раскололся хотя бы на килограмм гвоздей – меньше бы скрипело.
Мы ели шашлыки, пили «Саперави» и славно беседовали. С соседнего столика нам прислали бутылку «Шампанского».
– Нельзя обижать – надо выпить. – Зиновий Ефимович откупорил бутылку, наполнил фужеры. – За Грузию! Люблю этот народ.
Мы подняли бокалы, качнули их в сторону соседнего столика и выпили.
– Это правда, что вы сегодня улетаете? А позагорать? Покупаться?
– Не могу. Во-первых, спектакль, а во-вторых, здесь нельзя задерживаться – опухнешь от пьянок. С их гостеприимством трудно бороться.
И как бы в подтверждение его слов, нам прислали ещё и бутылку коньяка.
ВТОРАЯ ВСТРЕЧА состоялась в Одессе. Мы оба были членами жюри кинофестиваля «Золотой Дюк». Тогда же, в первые дни фестиваля, Гердт получил титул и корону Короля смеха.
Перед очередным заседанием жюри, мы прогуливались по скверик у, в ожидании посланной за нами машины.
– Как вы чувствуете себя в роли Короля смеха? – спросил я.