Смейся, паяц! — страница 122 из 135

– Не просто, а под гарант моей квартиры.

– Господи! У вас же её заберут! Пусть ваш муж найдёт его и вернёт эти деньги!

– У меня нет мужа.

– Но вы же с Юрой друзья?

– Я его знаю всего две недели – он нашёл меня через фирму по трудоустройству.

Назавтра вернуть деньги потребовала и приведенная им семейная пара, которую он тоже нашёл через фирму и выдурил у них двадцать тысяч опять же «на взятку» для Каневского.

От этого потрясения весь наш коллектив долго не мог прийти в себя. Особенно всем было жалко доверчивую «секретаршу» – этот мерзавец знал, что она живёт только с матерью, в доме нет мужчины, который бы разыскал его и набил ему морду, поэтому он её так подставил.

Конечно, мы все пошли в полицию, описали всё это, оставили всякие письма и заявления, но, к сожалению, израильское законодательство оставляет столько лазеек для жуликов и проходимцев, что процесс их нахождения и наказания очень долог и им часто удаётся ускользнуть от заслуженной кары. Больше никто из нас о нём не слышал, наверное, удрал в какую-нибудь «заграницу». Но до сих пор при упоминании города Бельцы, у меня волосы встают дыбом, и я категорически отказываюсь встречаться с выходцами оттуда, да поймут они меня и простят!

Эмиль Пагис был помесью находчивого Остапа Бендера и предприимчивого неудачника Менделя Моранца, героя рассказов Шолом-Алейхема. Он решил заработать миллионы и напролом шёл к этой цели, спотыкаясь, падая, разбивая себе и колени и голову. Эмиль не был злостным жуликом-профессионалом – просто ставил себя в такие ситуации, что не жульничать уже было невозможно. Энергия распирала его, идеи фонтанировали, причём, интересные, оригинальные. Например, он задумал построить в Иерусалиме часовню, сложенную из «именных» кирпичей: желающий покупает кирпич, на нём пишется фамилия покупателя и из таких кирпичей возводится часовня. Или ещё пример его предпринимательства: к двухтысячному году, в ожидании миллионов паломников, он открыл специальный магазинчик, в котором собирался торговать иконками, крестиками, святой землёй, святой водой и, самое главное, монастырским вином, получившим благословение самых высоких церковных священнослужителей – это всё для православных. А для иудеев – магендовидами, мезузами, кусочками Стены Плача и кошерным вином. Для закупок вина он связался с палестинскими дельцами, посулил им сотни тысяч долларов и те радостно обязались поставлять ему самое дешёвое вино в неограниченном количестве. Это палестинское вино разливалось по бутылкам и становилось или монастырским или кошерным, в зависимости от наклеенных на бутылки этикеток, которые Эмиль наштамповал миллионными тиражами, рассчитывая на миллионные заработки.

У нас в Центре Юмора освободилась одна комната – Эмиль выпросил её у меня под свой офис. За это он обязался оплачивать расход электричества во всём нашем Центре. В течение первых трёх месяцев он аккуратно выписывал чеки, которые так же аккуратно стали возвращаться. После возврата первого чека Эмиль объяснил, что это какая-то ошибка и обещал разобраться. Пока разбирался, вернулись ещё два чека. Но обращаться за разъяснениями уже было не к кому: Эмиль закрыл свою эту фирму, открыл новую и надолго уехал в Москву.

Потом выяснилось, что он выписывал чеки на какой-то давно закрытый счёт своей третьей фирмы. Нам пришлось оплатить счета с уже набежавшими процентами. Спустя некоторое время, я узнал, что находясь с нами под общей крышей, он всюду «торговал» моим именем: все свои суперпроекты начинал с фразы «Мы с Каневским».

Узнав об этом, я категорически потребовал, чтоб он это немедленно прекратил: «Эмиль! Язык твой – враг мой!». Но ничего не помогало: ещё долгое время с разных сторон до меня доходили отклики о том, что задумали «Мы с Каневским».

Конечно, по здравой логике надо было прервать с ним общение и забыть его, как страшный сон. Но я поймал себя на том, что злости у меня к нему нет: он мне был любопытен, как будущий литературный персонаж, и, не смотря на его обман, я испытывал к нему интерес, симпатию и даже жалость, как к несостоявшейся личности.

Планы его всегда были масштабны и грандиозны, на грани фарса. Причём, он сам всегда увлечённо верил в свои фантасмагории. Однажды, зайдя к нему в офис, я застал такую картину: разрабатывая какую-то очередную авантюру, Эмиль склонился над картой России, как Наполеон перед походом, и делил её территорию между собой и своими двумя партнёрами. Первому он отдал Урал и Поволжье, второму – Краснодарский край. В заключение заявил:

– А Москву я беру себе.

Это звучало устрашающе, но Москва могла спать спокойно: постоянно стремясь к призрачному обогащению, Эмиль всегда самоуничтожал свои самые интересные начинания. Я мог бы привести множество примеров, подтверждающих этот тезис, но расскажу лишь один эпизод, который меня очень рассмешил и, наверное, поэтому запомнился. Я уже говорил об открытии им магазинчика, который он наполнял сувенирами и бутылками вина в ожидании нашествия паломников, которые всё это расхватают, оставив ему взамен тысячи и тысячи долларов. Однажды он исчез. Это не удивило ни меня, ни его семью: он был подвержен запоям и в эти дни уходил в глубокое подполье. На сей раз он отсутствовал дольше обычного, недели две. Появился заросший, опухший, с синяками под глазами. Вначале пытался сочинить историю о какой-то командировке, но потом, запутавшись, «раскололся»:

– Я всё это время провёл у себя в магазине, заперся, никому не открывал и не отвечал на телефонные звонки.

– Что ты там делал?

– Пил.

Оказалось, он за эти десять дней выпил всё то вино, которое завозил в магазин в течение месяца, выпил весь свой планируемый доход.

– Пока я там сидел, я понял: магазин – это мелко. У меня есть новая идея: надо строить «Малый Израиль», для туристов. Даже тысяча человек в день по пятьдесят шекелей – это пятьдесят тысяч, а теперь умножь на тридцать дней – сколько это в месяц? А в год, а?.. – Глаза его загорелись, и он стал подсчитывать свои новые миллионные прибыли.

Повторяю: он обладал безграничной фантазией и неуёмной энергией – если бы их использовать в мирных целях, он мог бы запустить космический корабль на Нептун или даже добиться повышения пособия для новых репатриантов.

Но все свои способности он тратил на строительство воздушных замков, на организацию своих интервью, которые он обожал давать во все издания, вплоть до телефонного справочника; не пропускал ни одного фестиваля, ни одного форума, ни одного симпозиума, любого, даже матерей-одиночек. Это давало ему возможность быть на виду, рассказывать о своих планах и, самое главное, фотографироваться со всеми известными личностями – эти фото затем украшали стены его офиса, придавая весомость его хозяину.

Охмурённые красноречием, некоторые доверчивые бизнесмены давали ему деньги для проектов, но он их не вкладывал в дело, а тут же тратил: покупал самую длинную машину, нанимал шофёра, брал длинноногую секретаршу, приобретал самый дорогой мобильный телефон, устраивал приёмы, презентации… Естественно, деньги очень быстро таяли и ему приходилось скрываться от своих кредиторов, иногда его за это жестоко били. Когда он тратил деньги, то прекрасно понимал, чем это закончится, но остановиться не мог – желание производить впечатление преуспевающего человека было сильнее, чем предчувствие возмездия.

Последний год он работал в Москве: опять машина с шофёром, опять молодая секретарша, опять стены офиса обклеены фотографиями великих мира сего, рядом с которыми он, Эмиль. И снова, с неугасающим воодушевлением, он рассказывал мне о новых грандиозных проектах, в которых якобы участвуют и мэр Москвы Лужков, и скульптор Церетели, и самые ведущие бизнесмены России…

Через месяц после нашего свидания, мне сообщили, что он скоропостижно умер, подозревали, что не своей смертью.

Когда-то я пообещал, что непременно выведу его образ в своём рассказе или повести. Он очень этому обрадовался. «Но это будет отрицательный образ» – предупредил я. Он замахал руками: «Какая разница! Важно себя увековечить!». Потом, при каждой встрече он напоминал о моём обещании. Узнав, что я пишу этот роман, попросил: «Пожалуйста, вставь в него и меня – там будет столько известных фамилий, и моя тоже!». Тогда я посмеялся и пообещал. А сегодня обещание выполнил.

Из журнала «БАЛАГАН»

СЛОВО РЕДАКТОРА: «ГЛАВНОЕ – НЕ НАУЧИТЬСЯ ! »

…Господи! Как мы похожи! И мы, и наши страны.

Я вспоминаю, как в Москве, во время снежных заносов, каждый год, в газетах, по радио, на телеэкранах клеймили Моссовет за то, что опять не подготовили к зиме снегоуборочные машины. И каждый год разные дяди били себя в грудь, оправдываясь неожиданностью снегопада. И их можно понять: снег зимой – это же неожиданность!

Аналогичная ситуация в Израиле. С начала каждого сентября вся страна ждёт дождей, с надеждой смотрит на небо, молит Бога ниспослать спасительную влагу. И когда дождь, наконец, выпадает, начинается паника: улицы превращаются в реки, площади – в озёра, машины захлёбываются и глохнут. Проехать, точнее, проплыть, можно только поставив на машину парус. И каждый год звучат гневные обвинения в адрес мэрий и правительства за не сделанные водостоки, и каждый раз разные дяди бьют себя в грудь, оправдываясь, что не ожидали. И их можно понять: дождь осенью – это же неожиданность!

Кто у кого научился?.. Государство Израиль создавали, в основном, выходцы из России, Украины, Белоруссии – думаю, они и привезли сюда все болезни большого социализма, от которых эта маленькая страна по сей день не может излечиться.

Например, здесь уже тоже начали досрочно сдавать в производство вокзалы, здания, дороги… (В СНГ, мне кажется с этим уже покончили, после того, как досрочно сдали перестройку). Эту сдачу важных объектов мы тоже стали подгонять к знаменательным датам, только даты у нас разные: там было ко дню Октябрьской революции, здесь – ко дню Великого Исхода из Египта.