и?.. И всё это – более пяти месяцев!..
– Пойми: ваши выступления для нас – это не заработок, это списывание долга, который превысил триста пятьдесят тысяч шекелей. После каждого концерта мы с радостным облегчением вздыхаем: «Ещё двадцать тысяч долой!.. Ещё двадцать пять!.. Ещё тридцать!»… И теперь я открою тебе один секрет: переполненные залы не означают, что все билеты куплены – десять-пятнадцать процентов непроданных мест, мы заполняем приглашёнными зрителями, чтобы не огорчать вас пустующими местами. И запомни: больше у тебя таких гастролей никогда в жизни не будет, потому что больше не найдётся идиота, согласившегося полгода своей жизни положить на алтарь дружбы, которой, оказывается, и не было!
Последний концерт состоялся в Тель-Авиве. По его окончании, я зашёл к Эдику в гримёрную и сказал:
– Я подарил всем артистам по серебряному фужеру на память об Израиле. Тебе я дарю серебряную скульптурку «Танцующий еврей». Поставь её у себя на письменном столе на память обо мне – больше мы не увидимся. Прощальный банкет я отменил, он был бы безрадостным. Провожать вас не поеду – проводят администраторы. Спасибо за наше прошлое… Удачи тебе!
Очевидно, в его душе что-то сработало: утром он позвонил мне из аэропорта.
– Саша, я разобрался и понял, что ты не при чём – меня обманывали твои импресарио, ты этого не знал, они и тебя обманывают!
– Даже если так, меня это меньше волнует, чем то, что ты мог заподозрить меня в нечестности.
– Пойми, мне о тебе здесь столько наговорили, что…
Тут я прервал его:
– Если б ты знал, сколько мне порассказали о тебе, и там, и здесь, и всюду – если б я хоть наполовину поверил этому, я бы тебя в дом не пускал!
Так мы расстались.
У меня ещё долго ныла душа, я всегда болезненно переношу разочарование в близких людях, которым верил и которых любил. Я понимал, что кто-то, зная внушаемость Успенского, накапал ему эту отраву в уши. А он, если в чём-то убедили, уже не раздумывая, как бык на красное, бросается на любого, и на врага, и на друга.
Спустя два года я гостил у Маши в Москве. Однажды раздался звонок – звонил Успенский.
– Саша, я только сейчас узнал, что Майи нет. Как это случилось?
– Прости, Эдик, я ещё не могу об этом спокойно говорить.
– Понимаю. – Он помолчал, потом произнёс негромко. – Саша, пусть Майина смерть помирит нас.
– Эдик, я очень рад услышать от тебя это. Но я ещё не готов. Может быть, спустя время…
Когда через полгода я опять прилетел к Маше, она сообщила мне, что Эдик собрал весь мой архив, который хранился в подвале его загородного дома, и привёз его в Москву, о чём я его когда-то просил.
Я позвонил по оставленному телефону, Эдик был в отъезде, но его секретарь Анатолий пригласил меня приехать и забрать все папки. При этом сообщил, что шеф уже дважды звонил и беспокоился, получил ли я свои рукописи…
Может быть, нам ещё суждено вернуть друг друга в этой жизни?.. Не знаю. Может быть. Может быть…АВЕ, МАРИЯ!
Пока происходили события, описанные выше, моя дочь Маша продолжала развивать свою бурную деятельность: ей, как она мне объяснила, надоело быть вечным посредником, и она решила создать что-то своё – стала выпускать водку «Бриллиант». Обычно, все, кто выпускают водку, в первую очередь думают о том, как удешевить производство. Все, но не Маша: она решила делать самую дорогую водку, которая могла бы конкурировать с «Абсолютом». Поэтому элегантные шестигранные бутылки делались в Англии, стаканчики, надетые на горлышка – во Франции, а сама водка разливалась в Шотландии.
В это сумасшедшее производство она вложила все деньги, заработанные от продажи металла и прочего. Но водка, действительно, получилась высококлассная и сразу же завоевала золотые медали на двух международных конкурсах. Уже началась продажа в Израиле, уже пошли заказы из Америки, России, Украины (в Украине готовилась на поток специальная водка – «Бриллиант Украины») …
Весь этот фантастический проект постепенно превращался в реальность, но… Перед этим у неё появился партнёр, и, как это часто бывает, начались внутренние конфликты, которые завершились полным крахом: миллионные кредиты, которые она брала для фирмы, растворились без возврата и повисли на ней.
В итоге она отдала фирму партнёру с условием, что он вернёт главный долг, поспешно, за полцены, продала свой роскошный дом с бассейном и садом, полученными деньгами погасила множество накопившихся мелких долгов, и, вместе с детьми улетела в Канаду.
С Павлом она до этого развелась: он снова начал пить, пошли скандалы, жить стало невозможно. Чтобы получить от него разрешение на развод, она оставила ему квартиру в Тель-Авиве, оплатила съёмки двух видеоклипов (один из них – вместе с Кристиной Орбакайте) и дала довольно значительную сумму для жизни и работы в Москве – он надеялся там вернутся на свой прежний уровень. Но не получилось: потратив все деньги, Павел возвратился в Израиль и живёт здесь по сей день. У него другая семья, другая женщина, которая любит его и заботится о нём, но, к величайшему моему сожалению, он до сих пор так и не реализовал свой огромный творческий потенциал, хотя уже был на пути к этому: в первые годы пребывания в Израиле его концерты проходили со всё возрастающим успехом, популярность росла, его брали в заграничные гастроли и он даже стал лауреатом престижной израильской премии. Но всё это было до тех пор, пока он снова не начал пить.
А Маша заново окапывалась в новой стране. Там, в Канаде, в неё влюбился Тони, тоже певец и музыкант, сицилиец по происхождению. В прошлом богатый и известный (владел самым престижным итальянским ночным клубом и много лет был ведущим популярной телепередачи), он попал в какие-то неприятности, был судим, продал клуб, отдал все деньги адвокатам. Будучи оправданным, потеряв все деньги, но сохранив популярность, Тони зарабатывал на жизнь своими выступлениями. Это был красивый, сильный человек, вспыльчивый, отчаянный, готовый убить за обиду, и в то же время, нежный, заботливый, трогательно-наивный, как ребёнок. В Канаде он принимал нас искренне, от всей души, а когда мы улетали, расставаясь, плакал, приговаривая: «Я вас полюбил на всю жизнь. Даже если у нас с Машей ничего не получится, вы останетесь для меня родными и близкими».
Это были не пустые слова: на протяжении долгого времени он звонил нам каждую неделю, говорил, что очень скучает, переживал из-за наших неприятностей, приглашал в Канаду.
Отец его, в прошлом префект полиции в Милане, мать – дочь известного сицилийского мафиози. Между ними возникла страстная любовь, отец похитил её, увёз в Милан и там они поженились. И мать и отец молили Бога, чтобы Маша вышла замуж за Тони, но ничего не получилось: однажды Маша собрала чемоданы, взяла детей и прилетела в Израиль. Свой поступок объяснила так: «Не могу там жить – очень сытая и скучная страна. Чтобы войти в их бизнес, надо потратить годы. И так далеко от вас всех. Иногда проснусь ночью и становится жутко: одна, с детьми! А вдруг что случится – до вас двенадцать часов лёту!».
– Ну, а Тони?
– Тони – добрый, хороший, но – типичный левантинец: незаменим в праздниках, в застольях… Умеет красиво тратить, но не зарабатывать – ежедневная работа не для него. Живёт, как бабочка, сегодняшним днём. Недавно наши последние деньги отдал какому-то приятелю – мне пришлось одалживать на перелёт…
В Израиле Маша долго не задержалась: пошла работать в очень мощную фирму на хороших условиях. Рассчитывая на оговоренную зарплату, сняла большую квартиру, обставила её шикарной мебелью, но её тут же стали обманывать и не додавать обещанное. И тогда она заявила: «Всё! Хватит! Я устала от израильских жуликов – возвращаюсь в Москву!».
– Ты уверена, что там не встретишь жуликов? – спросил я.
– Конечно, встречу. Но там они более предсказуемы.
Она вернулась в Москву, как и улетала: с двумя детьми и двумя чемоданами. Но уже одна, без мужа и без денег. Бросила квартиру, мебель, ковры, телевизор, холодильник и прочую только-только купленную утварь. Конечно, всё это можно было бы продать и вернуть хоть какую-то часть потраченных денег, но это уже была бы не Маша. После её отъезда стали приходить счета за аренду квартиры, за электричество и телефонные переговоры, штрафы из полиции за нарушение дорожных правил, счета из магазинов… Майя много лет оплачивала страховку на Шурочку – скопилась довольно большая сумма, которую мы и истратили на покрытие всех этих долгов.
В Москве Маша пыталась вернуться к своему первоначальному бизнесу: разводить и продавать собак, но требовался первоначальный капитал, которого у неё не было. Надо было оплачивать съёмную квартиру, содержать себя и детей – она барахталась в долгах и никак не могла выплыть. Мы очень переживали, но не могли ей помочь – у нас и в лучшие времена никогда не было накоплений. А ей, для начала дела, требовалась довольно приличная сумма: ферма для разведения собак, машина для их перевозки, водитель, ветеринар… И тут, как всегда в моей жизни, помог друг – мне всегда везло на хороших людей!
Самуил Ройтман, выходец из Молдавии, организовал в Израиле авиакомпанию «Молдова», которая перевозит пассажиров из Тель-Авива в Кишинёв.
Когда мы с ним познакомились, возникла взаимная симпатия. С годами она окрепла и переросла в дружеские отношения. Он совершенно не соответствовал образу современного «деловара»: добрый, интеллигентный, честный, отзывчивый. «Ты не похож на бизнесмена, – говорил я, – ты слишком порядочный человек». Все годы существования «Балагана» он помещал там рекламу своей авиакомпании, хотя, по правде, спокойно мог обойтись без неё – он делал это, чтобы помочь мне. И я был не единственный, кому он помогал, поддерживал и поддерживает по сей день.
Как-то, когда я был у него в офисе, он стал расспрашивать о Маше, которую очень уважал и всегда отзывался о ней с восклицательными знаками. (Он только не мог понять, как она могла растратить все свои деньги, не оставив хоть какую-то часть на жизнь. «Она испорчена театральным образованием», – объяснил я.)