Переехав в Москву, я прекратил публиковаться в «Правде», потому что такое сотрудничество среди моих столичных коллег считалось «негожим». И, кроме того, в Москве мне уже не требовалось никакого специального прикрытия – я уже достаточно прочно стоял на ногах. Но с Шатуновским и Суконцевым мы оставались в добрых отношениях и, по традиции, я ещё не раз появлялся в редакции с бутылкой «Горилки с перцем».
ИСТОРИЯ ОДНОЙ КНИЖКИ, или КАК ТЕЛЁНОК БОДАЛСЯ С ДУБОМ
Вте же годы я начал «внедряться» в издательства. Первая моя книжка «А что у вас?» вышла в издательстве «Искусство». Она была толщиной в мацу, но она была первой, и я ею очень гордился. Вслед за ней, в Киеве, в издательстве «Мыстецтво», на украинском языке, вышла моя вторая книжка, в ней были монологи и миниатюры. Она называлась «Пэрша дытына» («Первый ребёнок») – этой книжкой я гордился ещё больше, потому что не члену Союза Писателей, да ещё еврею, издать в Украине сатирическую книжку – это было невероятной удачей! Вообще, в те годы, чтобы издать книгу, требовалось много сил, энергии, везения и терпения: год «над ней работали» – читали, перечитывали, давали на рецензии, открытые и закрытые, вынуждали исправлять и переделывать… Потом её «вставляли в план», который отправляли в высшие инстанции на утверждение – на это тоже уходило несколько месяцев и, если её не вычёркивали из плана, то через два-три года ожидания книга, наконец, появлялась на свет. История моей второй книжки на Украине даст читателям очень точное понимание, через какие бюрократические и антисемитские пороги приходилось протаскивать рукописи.
В том же издательстве «Мыстэцтво» проходил все инстанции мой второй сборник с банальным названием «И в шутку, и в серьёз» (оно было придумано руководством, и я не сопротивлялся, чтобы не тормозить прохождение книжки). Проползли те же три года ожидания, от включения в план до выхода, мне уже показали сигнальный экземпляр, я уже заказал в одном из книжных магазинов сто экземпляров для себя, как вдруг позвонил главный редактор издательства Виктор Гончар и попросил срочно приехать. Он был членом нашего комитета драматургов, мы хорошо знали друг друга, поэтому он решился на эту встречу. Когда я вошёл к нему в кабинет, он был мрачен и расстроен.
– Саша! Вчера нашего директора вызвали в Большой Дом (так конспиративно в разговорах называли ЦК партии) и спросили: «Зачем вы выпускаете книжку Александра Каневского?». Директор ответил: «Популярный писатель, прошлая книжка разошлась за неделю». Ему заметили: «А не слишком ли популярный? Куда ни плюнь, всюду он: в газетах, журналах, на эстрадах, на сценах… А вы хотите его ещё пропагандировать стотысячным тиражом? Не продуманное решение». Директор спросил: «Значит, вы даёте указание рассыпать набор?»
Ответ был таков: «Мы не указываем – мы фиксируем ваше внимание, а вы уже обязаны сделать выводы».
Передав этот разговор, вполголоса, чтоб, не дай Бог, не услышали в приёмной, Виктор заключил:
– Это приговор. Завтра тебя вызовет директор и сообщит, что набор рассыпан. Я буду там, но мы с тобой не встречались, понял?
Назавтра я пришёл по приглашению директора издательства (фамилии его уже не помню). Передо мной сидел довольно приличный человек, которому пришлось выполнять эту подлую миссию. Ему было мучительно и стыдно. Отведя глаза в сторону, он заговорил:
– Александр Семёнович, у вас прекрасные рассказы, каждый из них остроумен и сатиричен. Когда они в газетах, где много положительного, на фоне наших достижений они уместны. А когда ваши рассказы собраны воедино, они дают искажённый образ нашей действительности – я вчера прочитал вашу книжку и понял…
– Какой же вы несерьёзный директор, – прервал я его, – если вы читаете книжку только после её издания!
– Нет, я читал её и раньше…
– Тогда какой же вы непрофессиональный директор, если, прочитав вредную рукопись, пропустили её!
На него было грустно смотреть: он не знал, что ответить. Наконец, выдавил:
– Если мы не правы, так жалуйтесь на нас… – Посмотрел мне в глаза и, как бы подсказывая, повторил: – Жалуйтесь!
Я встал, дошёл до дверей, потом повернулся и произнёс:
– А мне вас жалко.
– Вам – меня? – удивлённо спросил он.
– Да. В любом случае у вас будут неприятности. Если мне не удастся спасти книгу, вы получите выговор за то, что просмотрели опасную рукопись, если удастся – получите выговор за то, что рассыпали набор и довели дело до скандала. – Я рассмеялся. – Как видите, в любом случае вам дадут по одному месту!
– Смотри, Витя, – обратился директор к Гончару, – мы с тобой вчера до ночи сидели и переживали, а он – смеётся!
– А знаете, почему? Потому что, такие, как вы, постоянно закрывая передо мной двери, научили меня пробивать их лбом. От этого лоб болит, появляются шишки, но зато вырабатывается умение бороться с вами. Так что я ещё поборюсь!
Вернувшись домой, я позвонил в «Правду», с которой мы уже начали сотрудничать, попросил выделить для меня время и в тот же вечер выехал в Москву. Ночью я долго не мог заснуть. Конечно, меня очень огорчила потеря книжки, но больше всего, злило и приводило в ярость то, что какой-то заплывший жиром партийный функционер считает, что может вот так, запросто, по своему усмотрению, безнаказанно перечеркнуть несколько лет моей работы, переживаний, ожиданий – несколько лет моей жизни!
– Шурик, – говорила мне Майя, – ты идёшь на войну с гидрой: отрубишь одну голову – тут же появится другая. Им платят государственную зарплату за то, чтобы тебя не пускать, а ты – тратишь своё время, нервы, здоровье…
– Пойми, – объяснял я. – Какая-то сволочь считает, что может одним телефонным звонком, ковыряясь в зубах, перечеркнуть три года моей жизни и остаться безнаказанным… Я не смогу жить, если не дам ему сдачи… Да, я не сокрушу ветряную мельницу, но хотя бы воткну в неё копьё!
Суконцев и Шатуновский внимательно выслушали мою историю и резюмировали:
– Конечно, это явная антисемитская акция, но… Если мы вмешаемся, а они нас безумно боятся, то они сделают всё, чтобы доказать свою правоту: найдут рецензентов, которые подтвердят, что ваша книга вредна и опасна.
– Но в ней собраны рассказы, которые публиковались в центральных газетах, получали международные премии, половина из них экранизована «Союзмультфильмом» и «Фитилём»!..
– Ну, и что? Запомните, Саша: наши рецензенты – самые честные и принципиальные: если им велят, они напишут, что ваша книжка призывает к свержению Советской власти… Нет, гасить конфликт надо изнутри. Возвращайтесь в Киев, идите на приём к Маланчуку – это секретарь ЦК Украины по идеологии.
– А как к нему попасть?
– Это уже наша проблема. Позвоните снизу и назовёте свою фамилию – вас примут.
Наутро, прямо с поезда, я поехал в ЦК, позвонил из проходной в приёмную Маланчука, и мне немедленно выписали пропуск. (Я ещё раз убедился, что Правда в кавычках – была в СССР великой силой!) Когда я вошёл в кабинет главного идеолога Украины, он мягко, по-отечески, спросил:
– Что за конфликт произошёл у вас с директором издательства? Почему он вдруг рассыпал набор?
– Разве дело в директоре? – наивно воскликнул я, – Он же получил указание сверху и…
– А вот этого не надо! – прервал меня Маланчук, сменив отеческий голос на металлический. – Никто никаких указаний ему не давал – это его личная инициатива, которую мы не одобряем! Понятно?
– Конечно, – скрывая радость, подтвердил я.
– Вот и хорошо, – в голосе Маланчука опять зазвучали отеческие нотки. – Езжайте в издательство, директор уже понял свою ошибку, и, мы надеемся, исправит её.
Вернувшись домой, я позвонил Гончару и он сообщил мне, что книжка опять в наборе, директор получил выговор и будет тебя просить изъять из неё хотя бы три рассказа, чтобы у него был моральное оправдание, мол, именно из-за них он запретил книжку.
– Три не дам, – нагло заявил я, чувствуя за спиной партийное дыхание Маланчука. – А один, так и быть, брошу ему с барского стола!
Через месяц книжка уже была на прилавках магазинов. Моя редактор, которая изо всех сил её защищала, получила выговор от директора, получившего выговор от ЦК, и из её зарплаты вычли стоимость нового набора. Конечно, я ей эти деньги вернул, но пословица о виноватом стрелочнике ещё раз обрела своё воплощение.
ПИШЕМ ПИСЬМА В ГОРСОВЕТ – ГОРСОВЕТ ДАЁТ ОТВЕТ
Шли годы. У нас уже был маленький Мишка. Жить в одной комнатке втроём, да ещё в родительской квартире – было трудно. Майя всё чаще просила:
– Шурик, нам нужна квартира, пожалуйста, займись этим и сделай.
– Легко сказать «сделай»! – отбивался я. – Люди десятки лет стоят в очереди на получение.
– Если ты захочешь, ты сможешь!
Её убеждённость в том, что я всё могу, перешла к ней от моей мамы, которая, поддерживала её:
– Сын, квартира вам просто необходима – ты должен её получить!
Эта уверенность во мне двух любящих женщин, конечно же, укрепляла мой природный авантюризм, и я не сомневался, что если напрягусь, смогу добыть квартиру. Но именно в это время росла наша популярность, число заказов увеличивалось, мы писали эстрадные обозрения, рассказы, пьесы, сценарии мультфильмов… Приходилось много разъезжать, встречаться с актёрами и режиссёрами, подписывать договора, сдавать готовые работы худсоветам.
Я любил командировки: новые впечатления, новые встречи, новые приключения. Особенно любил приезжать в незнакомый город, который надо было завоевать и сделать своим – появлялся дикий азарт и сумасшедшая энергия, Сюньи бы сказал, что в это время у меня особенно горели глаза. И когда из окна поезда я видел на удаляющемся перроне провожавших меня новых деловых партнёров, новых друзей и поклонниц, я убеждался, что город взят и стал своим – можно завоёвывать следующий.
Это ощущение разогревало кровь, добавляло сил и просто пьянило – наверное, в прошлой жизни я был пиратом.
Наконец, когда Майина сестра Лена в очередной раз вышла замуж и привела своего суженого, я понял, что жить в родственной коммуналке станет ещё трудней, и обрадовал Майю: