По образованию врач, он какое-то время работал на эстраде в парном конферансе вместе с Олегом Левицким, писал для эстрадных артистов сценки и монологи, потом стал публиковаться в газетах, журналах, выходили книги, ставились пьесы, написанные вместе с Григорием Гориным, часто выступал и выступает в концертах, у него были и есть свои телепередачи.
При своей внешней флегматичности, Аркадий очень азартный и увлекающийся человек: он не пропускал ни одного тиража «Спортлото», за свою жизнь скупил, наверное, половину всех лотерейных билетов, а на ипподроме, на бегах, просадил столько денег, что, я думаю, ему хватило бы их на покупку собственного табуна.
– Ты очень любишь лошадей? – как-то спросил я его.
– А как можно их не любить? С одной стороны – горделивая стать, с другой – какая-то вековечная грусть в глазах. Создатель предназначил лошадь в помощь человеку и повелел: ты его друг и помощник. И лошади понимают своё предназначение: они верны, терпеливы, надёжны… Но иногда, мне кажется, в глазах у них проскакивает такая мысль: ну, почему нас не сделали людьми, а их – лошадьми?..
– Эта мысль когда-то пришла и Свифту: помнишь его «Гулливер в стране гуингнмов», где лошади повелевают людьми?
– Конечно, помню. Лошадь – это удивительное создание, вечное… Пройдут годы, скорости передвижения станут космическими. А лошадь не будет бегать быстрей – она не создана человеком, потому и останется в своём первозданном виде…
Я знаю его со времён нашей юности.
Он жил в одном доме с моим братом, мы часто сидели за накрытым столом, потом он писал предисловия к моим книгам, приезжал в Киев вести мои творческие вечера.
После моего переезда в Москву, мы неоднократно выступали в одних концертах, встречались на передаче «Вокруг Смеха».
Когда он впервые приехал в Израиль, конечно, мы опять встретились – я пришёл на его концерт в Тель-Авиве. Пришёл пораньше, чтобы можно было поговорить и взять интервью для журнала «Балаган», который я тогда редактировал. После первых объятий и восклицаний «Молодец, хорошо выглядишь!», «И ты молодцом!», Аркадий задумчиво произнёс:
– Итак, ты уехал в Израиль и убедил себя, что принял верное решение, а я остался в Москве и тоже убеждаю себя, что поступил правильно.
– Значит, мы с тобой – убеждённые люди. Чем ты сейчас занимаешься в Москве, помимо выступлений?
– Пытаюсь создать журнал под названием «Нос имени Гоголя». Это скорее не журнал, а альманах, не массовый, даже в какой-то степени элитарный, тираж всего сто тысяч.
– «Всего сто тысяч!» В Израиле это звучит фантастично. Ты один его формируешь?
– Есть редколлегия, называется – носколлегия, она же – кабинет министров. Премьер – Н.В.Гоголь.
– А твоя должность?
– Я – министр координации. Василий Аксёнов – министр внешних сношений, Григорий Горин – министр без портфеля (Горин тогда ещё был жив), Михаил Жванецкий – министр с портфелем.
– Тем самым?
– Он у него пожизненный. Откроется альманах нашим кратким манифестом, который будет называться «Минифест».
– Ты его привёз?
– Нет, конечно.
– Жаль. Вспомни хотя бы первые строчки.
– Первые не помню, а последние – запиши: «Даже если мы не возгорим надолго на небосклоне нашей несчастной, но замечательной литературы, даже если нам суждено, подобно падающей звезде, только обозначиться и уйти, то всё равно мы будем счастливы, потому что читатели успеют загадать желание…»
– А можно загадать желание уже сейчас, до выхода твоего альманаха?
– Можно. И я, как редактор редактора, понимаю тебя и догадываюсь, какое это желание.
– Ну, так дай!
– На. Это первые главы моей новой сатирической книги, которая будет там опубликована. Она называется «История Советской власти». Подзаголовок: «Учебник для слаборазвитых детей».
– Значит, у нас право первой ночи? Спасибо! Напечатаю в ближайшем же номере и пришлю тебе.
– А я пришлю тебе первый номер «Носа имени Гоголя». Будем дружить «Носами» и «Балаганами».
– И того и другого у нас в Израиле предостаточно.
– А у нас – балагана всё больше, а носов, увы, всё меньше и меньше… Стоп! Меня вызывают – я пошёл на сцену.
– А я – в зал, давно тебя не слушал.
– Не надейся посмеяться – у меня теперь больше печальных рассказов, чем смешных.
– Это видно по твоим грустным глазам. Когда-нибудь я напишу рассказ «Глаза имени Арканова» и пришлю его в альманах «Нос имени Гоголя»…
После концерта мы долго сидели в нашем Центре Юмора, пили коньяк, и я продолжал потихоньку из него выдаивать интервью.
– Как тебе Израиль?
– Это не передать словами! Я объездил весь север, купался в Мёртвом море, побывал на могиле Христа… Я видел то, о чём раньше не мог и мечтать. Теперь я могу спокойно умереть.
– А жить? Жить в Израиле ты бы не хотел?
– Во-первых, жарко. Во-вторых, я, как и ты, никогда не выучу иврит. А в-третьих, моя первая жена была русской, сына Васю тоже записали русским, так что, по сыну, я – русский. А если серьёзно, то… В нашем возрасте входить в новую жизнь, в новую культуру?.. Никто из нашего клана на это не решился, кроме тебя, но ты всегда был авантюристом!.. А я… Думаю, что я не смог бы долго жить вне России.
– Мне вспоминается цитата из твоего рассказа: «С юных лет я привык к тяжёлому, изнурительному труду и до сих пор не могу от него отвыкнуть»
– Может, и что-то вроде этого. А ты-то как живёшь на своём курорте: солнце, море, пальмы… Отдыхать и отдыхать!
– Позволь опять процитировать героя одного из твоих рассказов: «Отдыхаю я хорошо, только очень устаю» Ты удовлетворён моим ответом?
– Вполне. Остальное домыслю.
На этом мы расстались. Потом он ещё неоднократно бывал в Израиле на гастролях, или один, или с Лионом Оганезовым. Шутил, читал рассказы и… пел. Я знал, что он умеет хорошо пить, но петь?.. Это его увлечение явилось для меня неожиданностью. Думал, скоро пройдёт. Ан, нет: поёт сам, поёт в дуэте с Оганезовым, поёт уже много лет, довольно симпатично, но мне чего-то досадно. Есть выражение: «Он пропил своё богатство». Если говорить об Арканове, то он пропел много своих ненаписанных рассказов и повестей.
Во время одного из моих приездов в Москву, когда мы встретились, я спросил:
– Ты сейчас что-нибудь пишешь?
– Да. Если помнишь, в «Юности», в восемьдесят шестом году, была опубликована моя повесть «Рукописи не возвращаются». Так вот, почти двадцать лет спустя, я решил написать продолжение и сейчас активно работаю над этой повестью.
– Так ты просто Дюма-отец!
– Нет.
– Дюма-сын?
– Нет. Я – уже Дюма-дед. Ты ведь знаешь, что недавно я отпраздновал своё семидесятилетие?
– Я-то знаю, но писать об этом не буду, чтоб другие не знали.
– А, ерунда! Главное, что мы ещё стоим на собственных ногах и в голове ещё вращаются шарики.
– И ещё оглядываемся на красивых девушек.
– Точно. Правда, уже не бросаемся их догонять.
– Потому что уже не помним, что с ними делать.
Когда-то он подарил мне свою новую книгу «Всё» с дарственной надписью: «Дарёному Коню – в зубы!».
Я рассмеялся:
– Хорошая надпись.
– Главное, краткая. Мы с Гришей Гориным соревновались, кто придумает самую краткую и смешную.
– Не знал, а то бы тоже участвовал – у меня были фразы для такого конкурса.
– Выкладывай!
И я рассказал ему о ленинградской актрисе Елене Македонской, которая покупала все мои книжки и исполняла на эстраде много моих рассказов. Однажды, когда я был в Ленинграде, я столкнулся с ней в коридоре филармонии. Она вытащила мою новую, только купленную книжку и попросила подписать. Я куда-то очень спешил, поэтому отмахнулся: «Потом, потом!». Но она настаивала: «Ну, пожалуйста! Хоть три слова!». «Три слова? – переспросил я. – Хорошо, давайте!» И написал: «Македонской от Александра».
– Конкурентная фраза, – признал Аркадий, – ты бы мог претендовать на приз. Кстати, а где твой «Балаган»?
– Там же, где твой «Нос имени Гоголя».
– Ты хоть продержался семь лет, а я скончался сразу после зачатия. Увы, редактор из меня не получился, потому что сегодня основное занятие редактора – добывать деньги, а я это не очень умею.
– Ты по образованию – врач, по натуре – игрок, по увлечению – шахматист, имеешь первый разряд, книжку о Каспарове написал… Играл на трубе, был актёром в студенческом театре, отснялся в двух художественных кинофильмах, работал конферансье, был журналистом… Маска, кто ты?
– Всё, что ты обо мне наговорил – правда, но, прежде всего, я – писатель, смешной и грустный, более грустный, чем смешной.
– Как сегодня работается в жанре сатиры?
– Когда-то, мой друг, писатель Леонид Лиходеев, тонко заметил: «Чтобы писать смешно, надо писать правду». Это – истина. Ты посмотри, что сегодня происходит с так называемыми, беспощадными сатириками, когда стало можно и нужно писать только правду: многие либо стушевались, либо скурвились, либо беспощадно разоблачают телевизионную рекламу прокладок и тампаксов.
– Что тебя сегодня более всего смешит.
– То, что депутаты нашей Думы занялись улучшением русского языка. Ведь для половины из них написать школьный диктант – равносильно самоубийству.
– А что тебя огорчает?
– Огорчает возросшая волна терроризма и пугает нарастающая война с ним. Помнишь грустную шутку прошлых лет: «Будет такая борьба за мир, что камня на камне не останется»
– Действительно, грустно. А что-нибудь смешное?
– Можно загадку? Сам придумал.
– Давай!
– «Что у мужчин на плечах, а у женщин на лицах»?
– Сам придумал, сам и отвечай.
– Подтяжки.
– Смешно. И, главное, актуально!
Работая над этой главой, я позвонил ему в Москву и спросил:
– Когда ты опять собираешься к нам в Израиль? Твоего сына Васю я вижу теперь чаще, чем тебя.
– Ты имеешь в виду его репортажи из Америки?
– Да. Прекрасная у него работа – папа устроил?
– Клянусь, что нет – он сам.
– Как ему это удалось?