Просто муж подруги. Кстати, той самой, которая тогда на вернисаже их познакомила. Значит, Валерий мог – в принципе мог – его знать. Но – только в принципе. Потому что сама эта подруга была знакома с Валерием очень шапочно.
Просто муж подруги. Из тех мышиных жеребчиков, что не пропускают случая поцеловать ручку, потискать пальчики, сделать комплимент, прошептать на ушко что-то, чуточку переходящее грань обыкновенного комплимента.
Естественно, она его шуганула. Но он не отставал. Она была тверда. Он был упорен. Она – еще злее говорила «отвяжись!», а его это только раззадоривало. Может быть, тут было самолюбие донжуана, который получил щелчок по носу? А может, она ему на самом деле понравилась, его влекло и тянуло к ней на полном эротическом серьезе, а она пинала его пяткой в грудь?
Кстати, первый раз так и было.
Он встал перед ней на колени, протянул руки, попытался схватить за бедра, а она сбросила тапочку – дело было у нее дома… Как он к ней пришел? Ах да. Подносил ей телевизор из ремонта – а она сбросила тапочку и со всей силы заехала ему пяткой ниже подбородка, то ли в горло, то ли в грудь, он чуть не упал, опрокинувшись, и за сердце схватился, она даже испугалась на секунду… Убивать не хотелось, вы что? Под суд идти хотелось еще меньше. Но нет. Порядок. Он стоял на коленях и по-настоящему плакал. Говорил, что любит ее безумно, страстно, беззаветно, больше жизни, жены и детей, и готов хоть сейчас на развод, только бы она была с ним…
Вот тут в ней будто переключилось. Как тогда у сестры Тамары, на даче. После красивых слов и высоких клятв. Переход из количества в качество. «Пошел вон – иди сюда».
Было очень хорошо, она даже не ожидала.
Он ее спросил: «Тебе хорошо было?» Она ответила, как в той знаменитой присказке: «Милый, дело не в тебе, дело во мне».
Конечно, насчет развода, жены-детей и всего прочего – она ему сразу сказала, что не надо, забудь, не заморачивайся. Во-первых, дикий гемор, она бы просто не вынесла. Его жена – ее подруга. Трое детей – это ползарплаты отдавай, причем до налогов. То есть на самом деле больше половины, а зарплата у него она знала какая.
Конечно, он никакой не гигант. Но зато очень чуткий. Сразу понял, чего она хочет: чтоб он добивался. Чтоб просил, умолял, уговаривал, настаивал. Как? А по-всякому. Он просто артист оказался: каждая встреча – целый спектакль.
Читал двадцать стихотворений Пастернака про любовь. Покушался на самоубийство, на самом деле в окно лез. Приносил цветы и торт на последние деньги. Пел песни Высоцкого и Цоя, Визбора и Окуджавы. Сообщал, что уезжает навсегда в другую страну и это – последнее свидание. Грозил, что подожжет себя сам, лил на себя спирт из пузырька и чиркал зажигалкой. Шантажировал ее какими-то тайными фотографиями и секретными письмами. В мороз в тоненьком плаще дежурил у подъезда. Приносил медицинские справки со смертельным диагнозом – то есть очередной «последний раз». Ну и так далее. И всякий раз вот этот щелчок – сначала брезгливое «пошел вон», а потом страстное «иди ко мне».
Вечная игра.
А Валерий Васильевич реагировал скучно. «Да – да, нет – нет».
Но она его всё равно любила. Не телом, а душой и, наверное, умом.
Почему она ему позвонила сама, первый раз за всю историю их телефонного романа? Потому что она от своей копеечной работы до предела устала, ее в очередной раз уволили, денег нет, сил нет – правда! Это раз. А два – что у нее всё кончилось с этим человеком, мужем подруги. Он тоже устал. Сказал, что его утомили эти ролевые игры. Что ему, в общем-то, теперь уже не очень-то нужно. А если и нужно, то по-нормальному. Встретимся, проведем приятно часочек и разбежимся. Тоска.
Она позвонила Валерию Васильевичу, и он вдруг сделал ей предложение, она ушам своим не поверила, она была счастлива – опять же умом.
Но ничего с собой поделать не могла. Сказала «нет» – надеясь, мечтая и желая, что он на ее «нет» скажет «ну уж нет!» – заставит ее сказать адрес или разыщет как-нибудь – как? не знаю как! – он же мужчина! – и приедет к ней, возьмет за руку и сведет по лестнице вниз к машине… ну и всё понятно.
А он вместо этого стал говорить глупости про то, что она не умеет соединить любовь и секс. Хотел оскорбить. Едва удержался, чтоб не выразиться похабно, – она услышала. Сказал: «У тебя душа отдельно, тело отдельно». Она, чтоб сохранить лицо, сказала, что да, он прав, у нее есть мужчина, с которым ей хорошо. То есть он всё не так понял. Ну или она ему наврала.
Вдобавок он предложил ей деньги. Как бы на прощание и в память обо всём хорошем. Так и сказал: «Я больше не буду тебе звонить, и ты не звони. Я обещал тебе помочь. Будет как-то пошло, если я откажусь». Обещал целый год присылать по пятьдесят тысяч в месяц. Она попросила, раз уж такое дело, прислать сразу триста. У нее был неприятный долг, квартплата почти за два года, ее фамилия висела в подъезде на доске объявлений. Злостная неплательщица. Стыд-позор. Он прислал.
Прошло несколько лет, она пыталась отвлечься от этой истории. Работа. Всякие мелкие встречи и разлуки. Но забыть не получалось. Тогда она стала писать ему письмо. Как бы объяснение в любви и неудаче. Сначала в уме, потом в файле. Постаралась всё рассказать подробно, убедительно, без злости и жалости. Это было трудно, особенно чтоб не жалеть себя.
А когда написала и перечитала раз десять, решила, что все-таки лучше увидеться. Объясниться вслух. Глядя друг на друга. Тем более что она почти забыла, как он выглядит, – да и он, наверное, тоже.
Позвонила. Он сразу взял трубку.
– Лера! – сказал он. – Ты?
Значит, он не стер ее номер из телефона.
– Я, – сказала она. – Что ты сегодня делаешь?
– Прости, сегодня у меня встреча.
– А с кем? – спросила недовольно, как будто имела право.
– С одной знакомой. Зовут Татьяна. Работает библиотекарем. Кстати, очень похожа на тебя, внешне, я имею в виду…
– Хорошо. Значит, сегодня ты занят. А завтра, послезавтра, на третий день?
– Я тебе сам позвоню, – сказал он. – На днях.
Прежде, давно, в лета моей юностиучитель! перед именем твоим
Учитель рассказывал:
Когда любящая пара расстается, часто бывает, что мужчина говорит женщине:
– О, как я тебя любил! Искренне, страстно и нежно! Я честно думал, что это – навсегда. Но увы, мы не всегда властны над собой, над своей судьбой. Мои чувства к тебе погасли, их больше нет.
Это он говорит, если хочет оправдаться перед нею.
Но иногда он говорит нечто совсем иное.
– Скажу тебе честно: я никогда тебя не любил, я просто был одинок и очень зол на весь мир и на ту, которая меня отвергла. Я притворялся! Я воображал, что обнимаю ее! (Или: я просто нашел у тебя утешение и уют). Но всё! Я устал играть эту комедию.
Это если он хочет ее задеть, обидеть, ранить напоследок.
Женщины, кстати, говорят то же самое: «О, как я тебя любила (а вот теперь разлюбила; ну что я могу поделать со своими чувствами; и т. п.)». Или: «Да я никогда тебя не любила! (Я сошлась с тобой от безнадежности; чтоб отомстить бывшему и т. п.)».
– Важно, однако, понять, – продолжал учитель, – что в обоих случаях это вранье. И когда человек с расчетом даже на какое-то сочувствие говорит, что он «очень любил, но вот разлюбил», и когда он презрительно и обидно бросает: «Да я тебя никогда не любил».
– Почему? – спросили мы.
– А потому что, – улыбнулся учитель, – когда человек рассказывает о своих чувствах, он всегда врет.
Учитель говорил:
– Известный журналист в 1982 году писал какую-то дребедень про «победоносное шествие социализма» и «грустные лица простых парижан».
Кто-то из нас усмехнулся:
– А через три года, всего через три года настали перестройка и гласность! И он стал писать совсем другое и по-другому!
– Но позвольте! – возразил учитель. – Не «всего три», а «целых три». Три года кажутся кратким промельком истории – если смотреть на двадцать, тридцать, сорок лет назад. А если реально – это же тысяча дней! Тысячу раз проснуться и столько же раз – улечься спать. Две тысячи раз умыться и зубы почистить. Это минимум 3 000 раз сесть за стол поесть или чаю попить. Прочитать 1 000 газет, 2 000 раз послушать новости по радио… Не говорю о таких разных по частоте, но обязательных для большинства занятиях, как работа и секс.
Не говоря уже о том, чтобы 7 000 раз нажать на рычаг унитаза… Страшное дело! А вы говорите – «всего три года».
Однажды мы спросили учителя:
– Что делать, если вдруг поймешь, что многие добрые, умные, образованные и воспитанные люди – на самом деле злобные, тупые, невежественные хамы?
Учитель ответил:
– Что делать? Благодарить их, что они предупредили вас. Проявили свои чудесные качества в мирной, так сказать, жизни. А не в годину суровых испытаний. Не под обстрелом, не в лагере беженцев, не на очной ставке.
Учитель сказал, что есть популярные, но очень ошибочные, сбивающие с толку фразы:
1. Он/она повзрослеет, всё поймет. – Ничего не поймет.
2. Ему/ей потом будет очень стыдно. – Не будет ни капельки.
3. Отольются кошке мышкины слезы. – Ох, навряд ли.
4. Если тьма сгущается, значит – скоро рассвет. – Не значит.
5. Тайное станет явным. – Смотря кто заведует секретной частью.
Учитель объяснил кое-что о смысле жизни:
– Про «передать соль» уже было, и это в принципе ложный тезис – жить, чтобы кому-то было удобно. Особенно без просьб с той стороны. Смысл жизни в том, чтобы не пожалеть о ее зряшности – а там уж кому как повезет и, главное, кто как расположит свои цели.
Ежели человеку всю жизнь с ранней молодости хотелось веселиться, пить вино и заниматься любовью, а вместо этого он прилежно учился, трудился, рисковал, в итоге доказал шесть теорем (написал шесть томов, построил шесть городов и совершил прочие великие дела) – то эта жизнь была пуста и бессмысленна.