– Ха-ха! В смысле ой.
– Я серьезно говорю. Белье не способно к диалогу и недоступно убеждению.
– То есть как?
– Да вот так. С мужчиной, если он умный, можно договориться. Найти общий язык. Или расстаться. А трусы вот какие есть, такие и останутся.
– А выбросить?
– Ты что, совсем уже? Купила маловатые трусы, три пары за десять тысяч – выбрасывать, да?
– Давай будем у меня жить?
– Давай! Только я курю.
– Ничего. Будешь курить на балконе.
– А зимой?
– А к зиме бросишь или разбежимся.
– Оказалось, она пишет с ошибками. Я вчера получил от нее три месседжа и за голову схватился. Нет уж. Увольте.
– Ты же говорил, что она красивая!
– Очень. И молодая к тому же.
– Ты что, дурак? Бросать красивую молодую женщину, потому что она пишет с ошибками?
– Потому что я отношусь к ней как к личности. Как к человеку! Но я не могу всерьез уважать человека, который путает «тся» и «ться» и пишет «в крации» и «опиляция». И непонятно, что это – эпиляция или апелляция! (Смеется.) Нет! Если я буду продолжать эти отношения – значит, для меня важна не личность, не внутренний мир, не интеллект, а стройные ноги и красивое лицо, упругая попка и тонкая талия… Типа «на всё плевать, лишь бы спала со мной». Нет! Я не могу позволить себе такого отношения к женщине. И оскорблять ее таким отношением тоже не могу.
– Ненавижу отца. Вот как вспомню его лицо, у меня прямо всё сводит от ненависти. Хоть он давно умер, но простить не могу!
– Ого… За что?
– Он давал мне деньги с кислой мордой… Ты только пойми меня правильно, он не говорил типа «куда тебе столько», «зачем тебе это», «почему именно этот бренд»… Давал, сколько я попрошу. Но – с кислой мордой!
– Ну и что? Ведь давал же!
– Тьфу! Как ты не понимаешь?! Лучше бы не давал вовсе! Лучше бы сказал: «Обойдешься!» А он – давал! Но – с кислой мордой!
Старик, потомок белогвардейца-эмигранта, горько вздохнул:
– От прежней, от нашей России остался только снег…
– Но зато какой холодный и белый! – приободрил его я.
– Я тебя правильно понял? Или неправильно?
– Без разницы.
– Почему? Я хочу тебя правильно понять, и чтобы ты тоже меня правильно поняла.
– А мне всё равно. Ты меня, я тебя, понял – не понял, правильно – неправильно, какая фигня на самом деле.
Две дамы обсуждают третью:
– По-моему, она полная идиотка.
– Но зато она такая сексуальная!
– Естественно. Ты когда-нибудь видела, чтоб лифт был одновременно на первом и на десятом этаже?
Две женщины беседуют:
– В интернете было: какой-то начальник убил любовницу. Красивая баба. Там фотка была. Правда красивая. Он ее задушил!
– А почему?
– Говорят, жена была против этой связи.
– Где логика? Надо было жену душить.
– Что пишешь, Вася?
– Бестселлер заканчиваю! Уже пятый в этом году.
– Для АСТ? Для ЭСКМО? Или для «Альпины»?
– Фу, какой ты меркантильный. В стол, Петя, в стол!
Два писателя встретились, и один сказал другому, щелкая пальцем по свежему номеру журнала:
– Приятно оказаться с вами под одной обложкой! Прочитал ваш рассказ. Понравилось. Особенно поразила высочайшая степень искренности. Ну и конечно, язык. Настоящий, реальный, крепкий. Народный!
– Благодарю вас, коллега, – сухо ответил другой. – Но, увы, не могу вернуть комплимент. Ваш текст показался мне надуманным в смысле сюжета, переусложненным в смысле языка, ну и, уж извините, слезодавильным.
– Что ж, – вздохнул первый. – Но я, кажется, понял, почему вы столь суровы.
– Почему же?
– Потому что вы, как тонкая творческая личность, не могли не уловить лицемерия в моих словах. Ведь ваш рассказ – это сплошное назойливое самолюбование на гопнической фене.
– Понимаю, понимаю! – воскликнул второй. – Вот если бы вы сразу так сказали, я бы в своем ответном слове оценил изобретательный сюжет, виртуозный язык и простую, но столь нужную читателям трогательность.
Потом они пошли пить пиво.
Но платил каждый за себя.
Ковер и паркетМне прощение, и Аз подумаю
– Что вы на меня смотрите?
– Простите, вам показалось.
Этот странный разговор с незнакомцем вдруг начался на бульваре. Вдруг что-то стало мешать в туфле, тереть и царапать. Надо было разуться и посмотреть, в чем там дело. Я присел на лавочку. Я искал свободную, но лавочки были по-новому короткие, максимум на трех человек, и на каждой сидели парочки, и была только одна, где с краю сидел пожилой мужчина в солидном пиджаке и драных джинсах. Драных не по-модному, а на самом деле старых и обтрепанных. Ботинки были приличные. Рядом стояла высокая черная сумка.
Я уселся с другого краю, снял правую туфлю.
– Но я же вижу! – настаивал он.
– Я смотрю на свои носки, – сказал я.
– А зачем всё время на меня коситесь? – он не отставал. – Что, никогда не видали такого пиджака? «Джеф Уотерс», если угодно. Небось вы и марки такой не знаете… Вот, глядите, – и он чуть ли не в нос сунул мне свой рукав. – Пуговички не сверху нашиты, а с петельками, первый признак настоящего пиджака… А что у вас с носками?
– Передний шов стал натирать пальцы, – машинально ответил я.
Он расхохотался:
– Ах! Жесткий шовчик! Натирает пальчик!
Сбросил свой правый ботинок, и я увидел рваный носок, даже на взгляд – грязный и липкий. Нечистые пальцы торчали наружу. Мне на секунду показалось, что до меня долетел гнусный запах пикантного «Дорогобужского» сыра, который мы в детстве называли вонючим, и говорили, что он пахнет немытыми ногами.
– А ботиночки-то «Грейсман»! Видали прошивку? Инглиш, хендмейд!
Он вытащил из сумки газету, оторвал лист и закутал в него ногу, наподобие портянки. Сунул ногу в ботинок, притопнул.
– Покойная бабушка, царствие небесное, рассказывала, как еще до войны, она в штабе служила, вот так от холода спасались. Летчики знакомые научили. Ногу в газетку закрутить, и тепло, – объяснил он. – Один такой летчик потом на бабушке женился, в генералы выбился. Дедушка мой родной, генерал-лейтенант, дважды герой, начальник кой-чего очень важного. Ну а папа – вообще! И с маминой стороны тоже. И вот я, человек с такой семейной биографией, можно сказать, в полном ничтожестве пребываю! А почему?
Я пожал плечами.
– Нет, вы скажите, почему? За что это мне?
Я натянул носок, снова надел туфлю и собрался встать.
– Что ж вы молчите?! – чуть не закричал он. – Я знаю, что вы думаете! Алкаш, пропойца, блудный папаша, детей по свету разбросавший? Мелкий жулик, бездельник? Нет! Бездельник, впрочем, да. Но дело не в этом! За мерзость свою наказан, за гадость и подлость! Вы хоть знаете, что такое, когда человек наказан за мерзость?
– Ваша фамилия Мармеладов?
– Эрудит! – он расхохотался.
Я встал со скамейки, шагнул и почувствовал – опять что-то колет в районе пальцев. Не надо было ставить голую ногу на асфальт. Пришлось снова садиться, снимать туфлю.
– Вот! – театрально воскликнул он. – Судьба вам выслушать меня! Итак. Родился я в одна тысяча девятьсот две звездочки году в большой и богатой семье, в коей и случилось мне стать единственным наследником. А отец мой, крупнейший бизнесмен, незадолго до смерти своей ушел, как это сказать по-русски, в кэш. Превратил всё свое гигантское состояние в деньги. Никаких акций. Только вклады, депозиты, облигации. И всё это стало мое. Мама умерла еще раньше. Я жил в Хилковом переулке. Остоженка, «Золотая миля», а? Квартира девять комнат. Жил один. То есть с помощницей, Дарьей Николаевной. Она у меня была вроде няни, с юных моих лет. Домоправительница и экономка. С женами разводился легко – давал такого отступного, что ой-ой-ой. В пятьдесят восемь лет я снова развелся – как мне казалось, в последний раз. То ли в пятый, то ли в шестой, уж не помню. Все-таки в пятый, да. И вот тут-то и началось самое забавное…
Мне стало интересно его слушать.
Но на всякий случай я делал вид, что ищу камешек в туфле.
– Конечно, женщины у меня были. Всякие-разные кратковременные. Привязываться к женщине я не хотел, да и, честно-то говоря, уже не мог. Да-с. И в смысле истраченной души, да и в самом простом смысле тоже. Моя мужская энергия, вы понимаете, о чем я? Она как-то с годами стала уменьшаться, и скоро улетучилась почти совсем… Вместе с ней пропадало и желание. Я не принадлежал к числу похотливых импотентов, бессильных эротоманов-фантазеров. Я был, так сказать, целостной личностью. Как это по-русски? Кохирент? Или интегрейтед? Но иногда под утро мне снились соблазнительные сны, ну и вместе с ними… – он сделал краткую паузу.
– Я вас понял, – сказал я.
– Вот и отлично! – он взмахнул рукой. – Вы правильно поняли. По утрам я нередко ощущал краткое возвращение мужской энергии. Да и желания тоже возвращались. Но ненадолго. Буквально на десять минут. В эти минуты мне хотелось испытать прежнюю негу и страсть. Но как это сделать? Я ведь живу один, без жены-любовницы-партнерши. Бросаться к телефону и звонить «девушке по вызову»? А? – и он замолчал, вопросительно глядя на меня.
– Ну, например…
– Ах, да что вы такое говорите! Я же вам сказал, что все это на десять, самое большое на пятнадцать минут! Пока дозвонишься, уже всё… В конце концов я посоветовался с Дарьей Николаевной, и мы сделали так. Мы пригласили – вернее, она пригласила – двух-т