Гортензия Марковна это заметила, но не сказала ни слова.
Еще года через полтора, когда Вере исполнилось восемнадцать лет и она уже поступила в Юридическую академию – Гортензия Марковна отравилась транквилизаторами.
Проснувшись утром рано, Сергей Васильевич обнаружил, что она уже почти остыла. На груди у нее была записка: «Идите к черту. Будьте счастливы».
Сергей Васильевич порвал эту ужасную бумажку на сто кусочков, прожевал и проглотил, запив водой с прикроватной тумбочки, и только потом зарыдал и позвал Веру.
Через неделю после похорон – получилось, что назавтра после девятого дня, – Вера вошла к нему в комнату и сказала:
– Сережа. Я понимаю, что сейчас не время, но я должна сказать…
– Да, Вера.
Он развернулся на стуле, посмотрел на нее.
Она была неприлично хороша, и всё это было кошмарно, неимоверно, нестерпимо.
– Слушаю тебя внимательно, – он старался быть спокойным.
Она перевела дух, подошла совсем близко и сказала:
– Мне сделали предложение. Я согласилась. Да, конечно, свадьба будет не раньше чем через год, но ты должен знать.
– Поздравляю, – сказал Сергей Васильевич.
– Прости! – Вера всхлипнула; у нее всегда глаза были на мокром месте.
– Ничего, что ты… Жизнь! Так что всё хорошо, – он даже улыбнулся. – Ну и кто же он, твой избранник?
– Это я его избранница, – сказала Вера. – Помнишь, как меня тетя Тамара и дядя Дима хотели сдать в интернат? Сказали, что я им жизнь испортила? Надоела и всё такое? Знаешь почему? У них был сын. Аркадий. Старше меня на шесть лет. Сначала всё нормально, а потом он в меня вдруг влюбился. Ему восемнадцать, а мне двенадцать, он мне буквально проходу не дает, а я, малолетняя дурочка, перед ним кокетничаю, выстраиваюсь, ужас такой, и они решили от меня избавиться. Чтобы сына спасти. И меня тоже, кстати говоря…
– А теперь он тебя нашел?
– Да! – радостно воскликнула Вера. – Уже совсем взрослый, и меня всё время любил. Представляешь? Я хочу тебя с ним познакомить.
– Хорошо, конечно. Давай только не сегодня…
– Хорошо, Сережа. Когда скажешь.
Назавтра он застрелился из отцовского наградного пистолета.
Перед этим успел сходить к нотариусу и всё свое имущество – а именно: квартиру, садовый домик с земельным участком, автомобиль и денежные средства в банке – завещал китайскому интернату номер два.
Обратная связьдля знатоков и гурманов
10.04.24
Купил капсульный кофе марки «Сицилийский апельсин», упаковка 10 шт. На упаковке просьба написать отзыв. Вот вам отзыв: очень плохо! Всё портит сильный и омерзительный запах дешевой цитрусовой эссенции. Кто вам сказал, что благородный вкус кофе надо поганить какими-то примесями? Тем более такими, которые в принципе чужды кофейному стилю? Я еще понимаю – привкус корицы, кардамона, гвоздики, что-то пряное. Да хоть шоколад! А с этим апельсином – вот уж, воистину, заставь дурака богу молиться! Оценка ноль! Даже минус ноль! Позвоню всем своим друзьям, напишу в «Контакте» и «Телеграме»!
– Спасибо! Ваш отзыв очень важен для нас! Ваши отзывы помогают нам стать лучше!
12.04.24
Насчет капсульного кофе «Сицилийский апельсин». Должен принести вам свои извинения. Позавчера я, кажется, погорячился. Вчера весь день пил кофе «Нежная карамель», а сегодня утром все-таки решился еще раз попробовать ваш «Апельсин». Скорее из экономии, проще говоря, из жадности. Не выбрасывать же. И что же? Качество превзошло все ожидания! На глубоком и плотном кофейном фоне ненавязчиво рисуются легкие апельсиновые тона, и это создает неповторимый контрапункт вкуса. А какая крепость! Какой аромат! Еще раз прошу меня простить за вспыльчивость. Отзыв в «Телеграме» стер, в «Контакте» не успел разместить. Друзьям отзвонился и сказал, что кофе – просто прелесть.
– Спасибо! Ваш отзыв очень важен для нас! Ваши отзывы помогают нам стать лучше!
13.04.24
Как это сказать по-русски? Disregard my previous message! Наверное, в пачке случайно оказалась капсула апельсинового кофе какой-то другой фирмы. Вместо того чтобы вас ругать – вам же всё как об стенку горох! – я лучше, в порядке компенсации морального ущерба, попрошу вас о самой малости: дайте мне название вот той, настоящей, хорошей фирмы, вчерашняя капсула которой случайно оказалась в пачке вашего барахла, бодяги и халтуры. Потому что на самом деле ваш кофе – это издевательство над людьми, над многовековой традицией кофепития, над здравым смыслом и над рынком. Почему вы так задираете цену на ваш фальсификат? Думаете, два пшика дезодоранта «Апельсиновый сортир» на сто граммов цикория – дают вам право продавать эту отраву и брать за нее деньги как за серьезный кофе серьезной фирмы? Все мои подписчики в соцсетях уже оповещены. Завтра же иду в Центр защиты прав потребителей! Вы у меня будете публично просить прощения! Через прессу! Под телекамеры!
– Спасибо! Ваш отзыв очень важен для нас! Ваши отзывы помогают нам стать лучше!
15.04.24
Я не понимаю, что происходит? Ваши капсулы что, через одну идут? Вчера пришел в Центр защиты прав потребителей, девушка – строгая и серьезная, между прочим, – предложила мне, чтоб я при ней попробовал этот кофе, включила машинку, и – о боже! Прекрасный, упоительный напиток, необычно бодрящий, с искусно подобранной мелодией вкуса. Честно говоря, у меня даже язык не повернулся пожаловаться на ваш потрясающий кофе «Сицилийский апельсин»! Девушке я что-то наболтал в смысле шел мимо, увидел в окне… Ей тоже очень понравился этот оригинальный, элегантный, изысканный кофе! А мне еще вдобавок понравилась девушка, скажу вам по секрету… Так что спасибо вашему кофе за эту неожиданную и приятную встречу!
– Спасибо! Ваш отзыв очень важен для нас! Ваши отзывы помогают нам стать лучше!
16.04.24
Да вы что, издеваетесь? Теперь я понял, что эта девушка из Центра защиты прав потребителей – она нарочно незаметно подсунула в машинку капсулу с хорошим, качественным кофе! Потому что когда сегодня утром я сделал себе кофе из ваших кошмарных капсул – это была такая бурда! Такая отрава!
– Спасибо! Ваш отзыв очень важен для нас! Ваши отзывы помогают нам стать лучше! И вам тоже.
– Не понял юмора!
– Я серьезно. Вы уже назначили свидание девушке?
Профессионалэтнография и антропология
Прием. Фуршет. Буфет. Кофе-машина. Рядом – официант. Подхожу.
– Американо, пожалуйста.
Официант спрашивает:
– Со сливками?
– Без.
– С сахаром?
– Без.
– О! Сразу видно ценителя хорошего кофе. И, прямо скажу, видно настоящего мужчину. Я слышал, что в некоторых компаниях не принимают на работу тех, кто пьет с сахаром. А тем более со сливками. Это слабые люди. Пожалуйста, ваш кофе.
– Спасибо.
Иду к своему столику. Минут через десять снова прохожу мимо. Какой-то господин заказывает кофе.
– Со сливками?
– Двойные, если можно.
– Пожалуйста! Сахар?
– Четыре кусочка.
– Сию минуту… Прямо скажу, приятно видеть человека, который не корчит из себя этакого «мачо», любителя горького и жесткого. Я слышал, что в некоторых фирмах предлагают на выбор разные виды кофе, и кто пьет с сахаром и сливками, тех предпочитают – за искренность! Ваш кофе, пожалуйста.
– Спасибо.
Ложка в ухо, или Ужасы долгосрочностиэтнография и антропология
Один миллиардер жалуется журналисту, что из-за санкций ему не на что нанять уборщицу и шофера, и вообще он не знает, как выжить. При этом корреспондент рассказывает, что интервью он дает в шикарной двухуровневой столовой (кстати, как это? ну ладно, нам, беднякам, не понять).
Люди спрашивают: он что, совсем потерял чувство реальности? Не понимает, о чем и кому можно говорить, а о чем лучше помалкивать? «Ведь он же ложку в ухо не несет, когда суп ест?» – удивляются люди.
Так вот. Он действительно не понимает. Тот, кто очень долго был у власти (неважно, высшей или так, на уровне директора фабрики), кто очень долго обладал миллиардами или годами купался в артистическом успехе – уже не понимает, как можно жить иначе. Не знает, как ответить на письмо без помощи референтов (я встречал таких отставников), не мыслит жизни без прислуги, не соображает, что Ромео и даже Гамлета ему в его шестьдесят играть уже поздновато…
Годы власти, богатства и успеха напрочь отбивают самые простые социальные навыки. И прежде всего – атрофируется «механизм проигрывания ролей», то есть умение на секунду встать на место собеседника, умение слушать себя его ушами.
Нечто похожее вспоминаю из 1970-х. Я тогда преподавал в Дипломатической академии. Там, помимо рядовых партийных и советских работников, учились крупные товарищи, которых готовили сразу на высокие должности – на советников, а то и на послов.
Вот однажды знакомая преподавательница мне рассказывает:
– У меня тут был скандал. Слушатель Пупкин отказался проходить тему «телефонный разговор». Не хочет учить выражения, ну там «позовите господина такого-то», «не вешайте трубку», «запишите мой номер телефона» и тэ пэ. Говорит: «На прошлой работе у меня были две секретарши и старший референт. Уверен, что на будущей будет не меньше, плюс пара переводчиков. Справлюсь!» Во нахал! И ведь взрослый, седой мужчина! Бывший секретарь обкома!
– А ты что? – спрашиваю.
– Что, что… – вздыхает она. – Накатала докладную ректору, копию в партбюро.
– Ну и он что?
– Как шелковый стал!
Голос с другой сторонымечта архивиста
Я мечтаю однажды взять в руки истрепанную тетрадку. Большую, самодельную, сшитую из полусотни согнутых листов синеватой оберточной, так называемой сахарной бумаги, исписанную крупным отчетливым почерком, но не «писарским», а как бы «церковным», чуть похожим на старинный полуустав. Пролежавшую более полутораста лет на чердаке, да не просто, а под сундуком, о