же его браслет-хранилище, спрятанный под повязкой на руке, будто бы напрягся – но не был опознан. То самое древнее оружие, спрятанное глубже, не подавало и намёка на присутствие. Вокруг – амфитеатр. Многослойный, великолепный.
Он поднял взгляд. На самом верху располагались ложи "высших и самых достойных". Балконы были сделаны с резными перилами, украшенными нефритом и эмалью в форме цветущих пиков – отсылкой к символике секты Пяти Пиков Бессмертных. Там сидели старейшины, почётные гости, влиятельные главы родов. Их сопровождали личные телохранители, слуги с опахалами, и даже несколько юных наложниц в белоснежных одеждах, изображающих “небесных фей”. Всё это было показным, богатым, и даже весьма роскошным. Пронзительно высокомерным.
Ниже – ложи богатых семей, с пестротой знамён и отличий. Здесь и там развевались флаги кланов. На которых даже рябило от изображений самых различных золотых драконов, лунных журавлей, нефритовых оленей, цветущих персиков. Символы власти, статуса и древней славы. И только ещё ниже находились ряды для обычных зрителей. Учеников. Старших и младших. Которые не попали на состязание. Некоторые из них сидели на корточках, некоторые – в нетерпении сжимали кулаки, перекрикивая друг друга. Крики, возгласы, насмешки – всё сливалось в гулкое ворчание толпы.
А он – стоял. Один. Простой серо-синий наряд ученика, слегка выцветший от времени. Никаких нашивок. Никаких родовых узоров. Лишь прямая спина и тишина. Он всё также изображал немого. Он не мог позволить себе ни слова. Ни знака. Ни эмоции, что выдала бы его. Он дышал. Медленно. Ровно. Через нос. Через живот. Дыхание пустого сосуда. Он – никто. И этим был в безопасности. Но глаза у него видели всё. И он ощущал каждую эмоцию, каждый шорох в потоках Ци вокруг себя.
Он заметил, как один из старейшин, сидящий слева, чуть склонился вперёд, разглядывая его, щурясь. Как один из мальчишек-учеников хихикнул, что-то шепнув товарищу. Как в ложе семьи Хваджон кто-то говорил о нём сдержанно, но серьёзно. Как его собственный покровитель, старый алхимик, склонился в кресле, сложив руки на посохе и уставившись в его сторону с мягкой усмешкой. Андрей знал, что это больше, чем просто бой. Это – сцена. А он – испытание для всех взглядов.
Задумавшись об этом, он чуть согнул пальцы на правой руке. Спокойно. Ровно. Магия под кожей мягко дернулась, как зверь, чувствующий приближение охоты. Вокруг – украшения секты. Массивные флагштоки с символом пяти горных пиков на фоне звёздного неба. Статуи духов-хранителей. Один – с лицом тигра, другой – с ликом бессмертной девушки в танце, третий – с замершей фигурой мудреца с сосудом в руках. Всё это – наследие, кровь и слава этой секты. А теперь – это место стало ареной, где ему придётся доказать, что даже тень без имени может оставить след.
Он закрыл глаза. Потом снова открыл. Почувствовал, как печати поля откликнулись на внутренний импульс, едва уловимый всплеск Ци от того, что он просто стоял здесь. В этот момент он понял – его бой уже начался. Сначала все его потенциальные противники показательно над ним смеялись. Когда имя "Анд Рей" впервые прозвучало из уст судьи, и в круг вышел невзрачный, молчаливый юноша в потёртой форме ученика, по рядам участников прошла волна хохота и пренебрежительных усмешек.
– Он, что, потерялся? – Достаточно громко прошептал кто-то.
– Это он собирается сражаться? С кем – со своей тенью?
– Может, это какая-то шутка старейшин…
Особенно рьяно издевались самоуверенные, громкоголосые, те, кто уже заранее считали своё участие в состязании почти что чистой формальностью перед торжественным вручением пилюль победителя. Среди них было немало отпрысков сильных кланов и тех, чьи наставники были приближены к старейшинам. Они привыкли быть в центре, привыкли к вниманию, к похвалам, и, что самое главное, к тому, что их никто не ставит под сомнение. И вдруг появился тот, кого они не знали. Без имени. Без поддержки. Без слов. Лишь тишина, холодный взгляд и молчаливый поклон каждому своему противнику.
Андрей же никак не отвечал на насмешки. Не поднимал взгляда. Не выказывал обиды. Он просто выходил, на один за другим поединки. И каждый раз, когда удар его плетения магического меча вышвыривал очередного хвастливого ученика за пределы поля, тишина над ареной становилась всё гуще. Сначала вылетел тот самый "сильный" из побочного рода Вэй, который перед боем громко смеялся, заявляя, что "можно отбить этого калеку без использования даже одного магического плетения". Он вышел с высоко поднятым подбородком – и вылетел с разбитым духом и пылью в зубах. Потом был парень из семьи Ли, который прославился своими излишне театральными выступлениями и любовью к эффектным финалам – и он тоже был сброшен за край поля ударом ноги, сопровождаемым импульсом Ци, что буквально парализовал его движения. Усмехающиеся рты захлопнулись. Хихиканье постепенно утихло. И теперь каждый новый вызванный на бой соперник смотрел на Андрея уже иначе. И в их глазах он видел мелькающий страх, смешанный с смущением. Особенно у тех, кто до этого смеялся громче всех.
Андрей же не позволял себе ни гордости, ни злобы. Он не хмурился, не улыбался, не менял выражения лица вовсе. Он подходил к центру круга, вежливо кланялся, иногда даже чуть глубже, чем нужно было, и проводил бой хладнокровно и точно, как ремесленник, работающий с металлом, а не с плотью. Он не затягивал бои. Не играл. Не проверял реакцию противников. Он сразу атаковал, плетения его были устойчивы, как якоря, и сильны настолько, что зачастую первый же удар, что достигал тела противника, решал всё.
А когда бойцы более высокого ранга пытались навалиться на него множеством мечей, он встречал их с такой же численностью – иногда даже с избыточной мощью, заставляя магические клинки противников разлетаться, как сухие листья под шквальным ветром.
– Ты видел, как он отбил три плетения магического меча одной волной? – Шептал кто-то в ученических рядах.
– Нет… это не техника ученика. Это… – Другие лишь качали головой, не находя слов. И теперь поползли иные слухи.
"Он был личным учеником старого алхимика." – Начали говорить одни.
"Его тренировала сама мастер Соль Хва!" – Вторили им другие.
А те, кто ещё недавно смеялся – теперь старательно отводили взгляд, лишь бы не быть следующими. Андрей же видел всё. И помнил каждого, кто хохотал над ним. Кто бросал косые взгляды. Кто предлагал "отбить у безродного охоту позориться".
Но он не злился. Он просто шёл вперёд. Сражался быстро. Эффективно. Безжалостно. Он знал – страх в глазах врагов – это лучшее объяснение, чем слова. Прах у их ног – лучшая печать, чем титул. Он знал, что так будет. Когда прозвучало имя последнего участника, а он – Андрей – стоял всё там же, на краю круга, среди немногих оставшихся, внутри у него уже сжимался ледяной ком. Слишком много глаз. Слишком сильные фамилии. Слишком явное желание "поставить всё на свои места" со стороны тех, кто с самого начала считал его – ошибкой. Он чувствовал, как в рядах старейшин – там, где возвышались в тени своих вышитых одежд те, кто владел обителью Пяти Пиков Бессмертных – уже вовсю кипит раздражение.
Они не кричали. Не махали руками. Но Андрей видел, как у одного из них подрагивал уголок рта. Как другой напряжённо перебирал чётки. А третий с каждым вздохом всё глубже сдвигал брови. И тогда судья – старейшина в серой мантии с вышитыми волнами – неспешно поднялся. Голос у него был ровный, даже подчеркнуто спокойный. Но в этой спокойной интонации слышалось нечто ядовитое.
– Ввиду недавно поступивших… Сведений… – Медленно начал он. – А также сомнительного происхождения одного из участников финала, судейская коллегия оставляет за собой право пересмотра допустимости его дальнейшего участия. Ведь состязание молодых мастеров требует не только силы, но и надлежащей репутации и подтверждённого статуса…
Толпа зашепталась. Андрей не двигался. Он ждал. Он знал. Именно так они это сделают. Не откажут напрямую – опорочат косвенно. Поставят под сомнение его право быть здесь, как будто всё, чего он добился за эти бои – было нелепым недоразумением.
Он уже почти собрал силу – на случай, если придётся уходить иначе. Возможно, с боем. Или просто исчезнуть. Но тогда, вся тишина вдруг лопнула, как хрупкий пузырь, когда вперёд выступил глава семьи Хваджон. И этот старик, Хваджон Ёнсан, не спешил. Он шагнул так, как шагал бы глава имперского ведомства, и его присутствие само по себе заставило многих разом вытянуться в креслах, взглянуть в его сторону, приглушить дыхание. В руках он держал свиток, покрытый яркими, мерцающими магическими печатями. На них ясно различались знаки Хваджон и личная эмблема князя Чхона Ёнгджу – древний феникс на щите, обвитом пламенем.
Свиток был передан судье без лишних слов. И когда старейшина медленно разворачивал его, на лицах других старейшин появлялось всё больше раздражения и… оттенок страха. Слова на свитке были кристально ясны, вписанные почерком самого Хваджон Ёнсана:
"За личную храбрость, проявленную во время спасения наследника рода Хваджон, за усердие, показанное в обители Пяти Пиков Бессмертных, и за признаваемый рост в культивации Пути Дао Цзы, с согласия и под печатью князя Чхона, мы, род Хваджон, официально принимаем Анда Рея в состав семьи в статусе младшего родственника и берём его под защиту рода."
Последняя фраза была написана магическим светом и дышала властью. Судья перечитал. Затем ещё раз. Пальцы его задрожали. Он поднял взгляд на главу семьи Хваджон, который, стоя спокойно, словно высеченный из горного гранита, молча смотрел прямо на него. Секунды тянулись, как века. Потом судья, уже совершенно иным голосом, выдохнул:
– Участник Анд Рей признан полноправным представителем семьи Хваджон. Его право участвовать в финале неоспоримо.
В амфитеатре воцарилась мертвая тишина. Андрей слышал, как кто-то судорожно втянул воздух. Кто-то закашлялся. Где-то затрещал веер, сломанный в нервно сжатых пальцах.
А он стоял… Всё так же спокойно. Лишь один взгляд он бросил в сторону старого алхимика, что сидел чуть поодаль в рядах наставников. И тот – впервые – чуть-чуть кивнул ему. Они оба знали, что теперь пути назад уже не было. Теперь каждый шаг Андрея будут наблюдать. Но и играть с ним, как с безымянным учеником – больше никто не посмеет.