Первый меч вышел ровным – стандартное прямое плетение, без усилений. Второй – слегка дрожал. Он немного “полз”, словно плетение не хотело стабилизироваться. В первый раз парень едва удержал баланс. Лоб вспотел, плечи дрожали.
– Плохо! – Тут же отрезал Йонг Мин. – Это не просто копии. Это духи твоей воли. Каждый меч – это отдельный мечник. Если внутри тебя нет спокойствия и ясности, меч дрожит, как лист во время осеннего шторма.
Андрей скрипнул зубами, закусил щёку изнутри. И снова – вдох, выдох, разведение потоков. Первое плетение вырастает уверенно, второе идёт чуть медленнее, но уже стабильнее.
На третий день пришла пора поработать над тремя плетениями. Теперь задача стала по свой трудности почти нечеловеческой. Ведь каждое новое плетение не просто требовало больше энергии, но и отдельного вектора контроля. Это было так, будто сейчас ему приходилось одновременно писать тремя кистями в трёх разных почерках, не глядя ни на одну из них. И именно здесь начали проявляться истинные плоды его тренировок по ночам – те знания, что он крал у Архидемона, и дисциплина, которой научился, прячась годами. Он уже умел дробить сознание. И теперь это спасало. Он ощущал три проекции одновременно:
– первая – простая и острая, как холодный разум,
– вторая – быстрая, рваная, будто его инстинкты,
– третья – тяжёлая, словно груз его страха и вины.
Каждому он отдавал отдельную команду – как будто в его голове теперь одновременно жили три бойца. И это сработало. Плетения стали более стабилизированными. Они плыли в воздухе, как тени невидимых мечей, каждый в своей стойке, каждый наготове. Старик впервые ничего не сказал. Он просто уселся на корень дерева и смотрел на юношу, не прерывая процесс. Лишь в конце, когда третье плетение чуть дёрнулось и исчезло, он кивнул.
– Три – это уже задаток для мастера. Но если ты выйдешь на арену с этим, и кто-то из них поднимет пять, тебя срежут, даже не подойдя. Так что не льсти себе.
На шестой день очередь дошла до четырёх мечей. Теперь уже пот лился с парня ручьями. Он тренировался до рассвета, используя тишину лаборатории, и к обеду едва стоял на ногах. Но он добивался стабильности. Он подключал вектор дыхания к первому мечу – тот действовал в такт выдоху. Второй – в ритме биения сердца. Третий – шёл на пульсации левого запястья, в которое он встроил временную метку через артефакт-печать. Четвёртый… был интуитивным. Он подчинялся всплескам Ци и мгновенной воле. Это было безумие. Но работало. Старик снова заговорил.
– Каждое плетение должно быть вполне естественным, как твоя собственная тень. Они могут быть быстрыми или гибкими, лёгкими или крепкими. Но если ты хочешь сражаться по-настоящему – пусть они думают вместо тебя. Ты должен лишь указать цель, а не контролировать каждое движение.
Андрей снова кивнул. Он понимал. И был готов к большим нагрузкам. И предвестником пятого плетения был практически полноценный внутренний бой. На седьмой день, когда он попытался поднять перед собой все пять плетений, его тело сильно задрожало. Сердце парня сильно заколотилось, как пламя, которое раздувают ветром. Он чувствовал, как энергия хлещет наружу, выжигает руки, словно он держит пять рвущихся к бою змей. Одно из плетений лопнуло, как перетянутая струна. Второе распалось. Остались трое. Но даже это было… Достаточно. И тогда старик сказал нечто неожиданное:
– Довольно. Не рви себя. Ты готов. Для многих даже два – предел мечты. А ты держишь четыре. Это уже заявка. Теперь – отточить. И начать учиться сражаться этими мечами, а не просто держать их.
Он поднялся и, впервые за всё время, положил руку парню на плечо.
– Ты будешь не просто участником состязаний. Ты станешь сюрпризом, которого они не ждут.
Андрей с трудом сдержал дрожь, которая сейчас пробивалась вдоль его позвоночника. Он уже видел, как эти пять мечей однажды станут не просто оружием. А голосом – того, кто когда-то не мог произнести ни слова.
Тренировки продолжались. И с каждым днём становились всё более изнуряющими, всё более опасными, всё более… Внутренними. Днём Андрей всё так же был обычным помощником – приносил инструменты, разминал пилюли в ступке, вырезал тончайшие печати на нефритовых пластинах, помогал старому мастеру сортировать ингредиенты, иногда молча наблюдал за практикой других. Он двигался между людьми как тень – тихо, незаметно, без эмоций. Его боялись, но и презирали – в нём видели фаворита, “избранного” без родословной, без права. Но по ночам всё было иначе.
Так он нашёл тайный зал, что оказался прямо под лабораторией. Йонг Мин сам однажды отвёл его в тайную комнату, расположенную под лабораторией, за одной из алхимических кладовых. Простая на вид стена оказалась иллюзией, за которой начинался узкий коридор, ведущий в камень-камеру – небольшое полукруглое помещение, стены которого были усыпаны витыми рунами подавления. Сила здесь глушилась, эхом поглощаясь в специальные пластины, вмурованные в пол.
– Тут даже если прорыв случится – никто не заметит. – Сказал старик, подталкивая его внутрь. – Я создавал это место для личных тренировок, когда сам ещё был "ничем".
Андрей лишь кивнул. Он понял. Старик не просто доверял ему – он его защищал. Хотя Йонг Мин не называл его учеником. По крайней мере вслух этого этот старик пока что не делал. Ни перед Соль Хва, ни перед остальными. Не разрешал называть себя “наставником”. Формально Андрей по-прежнему числился слугой семьи, помогавшим в лаборатории. Но каждый вечер, когда двери замыкались, а лаборатория погружалась в тишину, старик становился… Другим…
Он сидел на полу, подперев щёку кулаком, и смотрел, как Андрей формирует магические плетения, держит их, заставляет двигаться, сталкиваться между собой. Он заставлял юношу создавать комбинации плетений, расплетать их и собирать обратно – всё, что лишь могло отточить технику. А если тот ошибался – резко бросал комок светящегося Ци, сбивая неустойчивое переплетение, не позволяя расслабиться.
– Если можешь соткать меч – научись и разорвать его. – Говорил он. – Только тогда ты не станешь заложником своей силы. Только тогда она будет служить тебе, а не наоборот.
С каждым днём Андрею становилось труднее сдерживаться. Всё внутри его хотело показать, на что он способен. Хотело дышать полной грудью. Хотело сражаться. Но он знал цену любому проявлению. Старик смотрел на него всё внимательнее. Порой – слишком пристально. Будто подозревал… Что-то не то во всём происходящем. Иногда даже молчал дольше обычного, задумчиво хмурясь. Особенно когда чувствовал, что у парня слишком устойчивая система меридианов, слишком глубокий контроль Ци, слишком быстрая реакция на нестабильные потоки. Это не было характерно для простого немого. Даже для начинающего ученика. Это было… Неправильно. Но Йонг Мин ничего не спрашивал. Пока что. Вместо этого он всё чаще начал вмешиваться в тренировку сам.
Однажды, когда Андрей одновременно держал четыре плетения, старик внезапно поднялся и создал пятое. Его Ци – тяжелое, насыщенное зельями, слабо пахло кровью редких трав – пронеслось по комнате и обрело форму. Меч был толст, как палка, но при этом гибкий и быстрый.
– Сражайся.
Андрей только едва поднял голову. И сразу последовала атака. Он еле успел отбить удар двумя из своих проекций, но третий меч дрогнул, четвёртый исчез.
– Ты не боец, если стоишь! – Рявкнул Йонг Мин. – Ты – кузнец мечей, не умеющий драться с собственным творением!
Андрей сжал зубы. И атаковал в ответ. Их бой – без звука, без металла, без крови – был битвой на уровне воли и энергии. Каждый удар – плетение. Каждый парирующий жест – перераспределение Ци. Они двигались, будто два водоворота, каждый из которых поглощал свет от свечей. Через час оба остановились. Старик тяжело дышал, но улыбался.
– Теперь ты не просто мастер меча. Ты – носитель своей школы.
Но даже не смотря на эти слова, Андрей знал. Всё это лишь оболочка. Он всё ещё прятал главное. Он знал, что за его маской скрывается та самая древняя кость, что всё ещё спит в его теле. Что копьё Святого, уже частично подчинённое, тихо пульсирует в пространственном хранилище браслета. Что его артефакт-защита, обмотанная вокруг ядра, постоянно поглощает излишки Ци, не давая пробиться наружу его настоящей ауре. И с каждым днём ему становилось всё труднее сдерживать всё это. Меридианы гудели от напряжения. Ядро “шептало”. Артефакты отзывались. А взгляд старейшины – становился всё внимательнее.
Но старик продолжал молчать. Он не давал ему даже малейшего повода. Не задавал лишних вопросов. Возможно, этот старик просто ждал, когда Андрей сам раскроется. Или просто хотел увидеть, доколе парень сможет сдерживаться, и не сгореть под собственным пламенем. И Андрей знал, что скоро придёт момент истины. Момент, когда… Либо он выстрелит, и все поймут, кто он на самом деле… Либо – падёт под весом своей же силы…
Надо сказать, что лаборатория старого мастера Йонг Мина была по-настоящему особым местом. Практически настоящий каменный алтарь алхимии. Зал с высокими потолками, покрытыми золотистыми линиями печатей, светился ровным светом масляных ламп. Воздух тут был насыщен терпким ароматом редких трав, лёгким дымком от остаточных испарений после варки и тихим потрескиванием пламени в алхимическом котле. Сам котёл стоял в центре зала – тёмно-зелёный, с насечками в виде драконов и тигров, в которых пульсировали слабые потоки Ци.
Ни одному другому мастеру, даже собственной бывшей ученице Соль Хва, Йонг Мин не позволял приближаться к этому котлу, когда сам начинал работу. Только Андрей, всё ещё бывший “молчаливой тенью”, имел право быть рядом, передавать подготовленные ингредиенты, вытирать лезвия алхимических ножей и в определённые моменты нажимать на глифы активации защитного круга, который обволакивал котёл во время наиболее сложных этапов варки. И именно здесь его настиг очередное откровение этого старика, о чистоте ингредиентов.
– Всё начинается с травы, мальчик. – Однажды начал Йонг Мин, указывая на аккуратно выложенные пучки растений. – Ты можешь быть легендарным мастером плетений, можешь сражаться даже сотней магических мечей, но если трава низкого качества, ты никогда не получишь пилюлю высокого уровня.