И сейчас они явно были не случайными зрителями. Одна из них – стройная девушка с заплетёнными в две косы чёрными волосами – стояла с высоко поднятым подбородком, скрестив руки на груди. Её взгляд был не просто наблюдательным – он был оценивающим. В нём читалась смесь скуки, гордости и… беспокойства, словно ей приказали попробовать блюдо, которое вроде бы красиво оформлено, но явно пахнет слишком остро и, вполне возможно, даже весьма неприятно.
Другая, та, что стояла чуть поодаль, держала в руках свиток, но не читала. Её пальцы нервно теребили край ткани, а губы были сжаты. Она смотрела прямо на Андрея – не с враждебностью, но с таким выражением, которое больше подходит пациентке в целительном павильоне, готовящейся к неприятной процедуре. Сдерживаемая брезгливость. Ожидание чего-то неловкого. И… Долг…
Третья же – была совершенно другая. С едва заметной улыбкой на губах и тенью озорства во взгляде. Её рука поправляла выбившуюся прядь, а взгляд был почти открыто игривым. Не насмешливым – скорее… любопытным. Как у той, что уже сделала выбор, но не против немного поразвлечься перед тем, как его озвучить.
Андрей не выдал тот факт, что всё это заметил, ни одним лишним движением. Он просто встал. Медленно. В точности как учили. Спокойствие. Дыхание. Контроль. Он знал, почему они здесь.
Старейшина Йонг Мин, возможно, и не говорил ему об этом напрямую. Но слухи в обители секты распространялись быстрее, чем ветер в сосновом лесу. "Немой слуга, спасший наследника", "тот, кто пробудил ядро, не имея корней", "одиночка, допущенный к занятиям старейшины"… Всё это было слишком неудобными совпадениями для закрытой системы, где каждый знает, кому служит и в чьей тени растёт. А теперь – приказ. И они должны были налаживать с ним контакт. И выяснить, кто он вообще такой. Сблизиться. И, если повезёт – связать с своей семьёй.
Он видел это в их взглядах. Девушки, родившиеся среди интриг и политических шлейфов, были приучены к холодной расчётливости. Даже если кому-то он и нравился – сама ситуация делала всё фальшивым. Это было задание, а не выбор.
Так что сейчас Андрей чувствовал, как по позвоночнику пробегает тёплая дрожь. Не от страха, нет. От старой злости, которую он давно научился прятать. Он знал, что не может ошибиться. Ни взглядом, ни жестом, ни словом – даже если бы мог говорить. Поэтому он просто отвёл взгляд. Без вызова. Без страха. Он медленно опустил голову, как подобает ученику – бессловесному, скромному. Подчинившемуся. И в тот миг – кое-что изменилось.
Почти незаметно, но двое из них переглянулись. Одна – опустила свиток. Другая – чуть сильнее сжала зубы. А та, с тенью игривости, вдруг прикусила губу и отвернулась – быстро, будто испугавшись того, что могла бы почувствовать по-настоящему.
В этом простом жесте покорности была опасная искра. Они ждали, что он будет бежать за их вниманием, пытаться понравиться. А он – не стал. Он был тенью. Наблюдателем. Вопросом без ответа. И именно поэтому – становился всё интереснее.
Каменные плиты ещё хранили отпечатки следов – не обуви, а энергии. С каждой тренировкой они словно собирали на себе отзвуки дыханий, ударов, падений, – память тела, отпечатанную в пространстве.
Андрей уже закончил форму "восемь шагов под дождём", медленно выдыхая, когда почувствовал, как что-то меняется в самом воздухе. Не ветер – он бы его услышал. Не звук – его бы уловил слух. Это было ощущение, будто сам внутренний двор чуть выпрямился, замер, напрягся. Он развернулся. У входа в зал стояла Соль Хва.
Она появилась без шума – как и подобает мастеру её уровня. Волосы убраны в высокий узел, перевязанный нитями с вставками нефрита, на плечах лёгкая накидка из чёрного шёлка, почти невесомого, но скрывающего очертания тела. За ней не было никого. Ни учеников, ни старших мастеров. Только она – и легкий след энергии, шлейф которой тянулся за ней, как утренний иней на траве.
– Неплохо. – Проговорила она, медленно подходя. Её голос был тихим, но в нём звучала сталь. – Старейшина Йонг Мин передал тебе суть, но не резкость.
Андрей поклонился. Медленно, без лишнего блеска. Он уже сам прекрасно знал о том, что она не любит показных реверансов. Соль Хва приблизилась, остановившись в нескольких шагах. Её глаза – холодные, цвета замёрзшего янтаря – изучали его с той же внимательностью, с какой опытный ремесленник оценивает новую ткань. Гладко ли соткана, нет ли узлов, потянет ли на одежду для высокого собрания.
– Хочешь попробовать форму “Танец двух рек”?
Андрей чуть приподнял брови. Именно потому, что понял главное. Она бросает ему вызов. “Танец двух рек” – не просто спарринг. Это поединок в плетениях, где двое мастеров соединяют технику тела, магию и интуицию в единую связку движений. Как танец… Как бой… Как разговор без слов…
Он кивнул. Соль Хва усмехнулась уголком губ. Не насмешливо – почти одобрительно. Она сделала шаг назад и стянула с плеч накидку, кинув её в сторону, точно змеиную кожу. Ткань мягко опустилась на камень.
– Тогда не сдерживайся. Но не забывай, – её голос стал тихим, как укол иглы, – ты представляешь не только себя, но и старейшину, который тебя “вырастил”.
И они начали. Соль Хва сделала первый шаг. Не удар, не выпад, а движение, будто скользящая струя воды. Андрей ответил зеркально. Их тела слились в узор, где каждый шаг был вплетён в движение другого. Как две нити, идущие рядом, но не пересекающиеся.
Плетение магии Соль Хва было грациозным и резким одновременно. Она пользовалась элементом воздуха и холода. Удары приходили не от руки, а от давления, изменённого пространством. Пальцы вытянуты, ладони – раскрыты, локти – высоко. При каждом движении она будто обнимала пустоту, и та откликалась, обрушивая на противника каскады воздушных клинков.
Андрей парировал. Не полностью. Ровно настолько, чтобы казаться на пределе. Он повторял формы старейшины – "тихий камень", "два дерева под дождём", "разорванная трава". Использовал минимум магии, только то, что ему разрешено.
– Ты держишься – как ученик старейшины. Чисто. Надёжно. Но… Слишком безопасно. – Быстро проговорила Соль Хва, отступая в развороте.
Потом она усилила натиск. Движения стали жёстче. Пальцы её руки вырезали в воздухе узор пяти лучей – боевое плетение ветра. Андрей уклонился, но позволил краю энергетической волны скользнуть по плечу. Порыв ветра сорвал с его рубахи тонкий кусок ткани.
Показалось бы – ошибка. Но это был выбор. Он не мог позволить себе показать то, что скрывает. Не мог использовать плоть, усиленную костью Падшего. Не мог дать волю глубинному ядру, которое уже давно перешагнуло границы допущенного.
И потому – играл в слабость. Как артист в пьесе, роль которого – ученик на пределе. Он атаковал – шаг, выпад, связка “волчий прыжок” и “сбивание из лука”. Движение – идеальное, но намеренно замедленное на долю мгновения. Ровно настолько, чтобы Соль Хва могла отразить, но задуматься.
И она действительно задумалась. Так как явно почувствовала в нём какое-то несоответствие. Слишком чисто. Слишком правильно. Как будто он играет по нотам, которые выучил назубок, но не показывает, какова на вкус собственная музыка.
– Ты держишь что-то в себе. – Тихо проговорила она, остановившись, поднося руку к губам. – Либо… Боишься… Либо – скрываешь…
Он не ответил. Просто опустил взгляд. Почтительно. Точно как должен был бы немой ученик, которому не положено спорить с мастером.
Соль Хва долго смотрела на него. Потом медленно подошла, взяла край его рукава – обожжённый от одного из её заклятий – и оторвала окончательно.
– Ты умело маскируешь силу. – Прошептала она. – Но маска рано или поздно трескается. Особенно если на неё начинает капать кровь.
Потом она развернулась. Не резко – плавно, как вода, вернувшаяся в своё русло.
– Завтра – повторим. Но уже без зрителей.
И ушла, оставив после себя лёгкий шлейф аромата можжевельника и янтаря. А за её спиной, из-за арки в тени, снова мелькнули знакомые силуэты девушек, теперь смотрящих с куда более живым вниманием. Андрей же остался стоять, ощущая, как под рёбрами медленно тлеет то, чему не позволено вспыхнуть. Пока нет. Пока слишком рано.
После ухода мастера Соль Хва двор медленно начал возвращаться к своему привычному состоянию – тихому, утреннему, будто натянутая струна наконец отпустила напряжение. Ветер тронул листья в дальнем углу внутреннего сада, и затихшие птицы снова начали щебетать, с осторожностью тех, кто знает. Здесь может быть опасно даже в тишине.
Андрей стоял посреди каменных плит, медленно разматывая повязку с руки. На запястье был виден легкий след от защитного барьера, поставленного в последнюю секунду. Почти незаметный, но всё же ощутимый для того, кто умеет слушать тело. Он глубоко вдохнул. Ци внутри него дрожала, словно натянутая струна. Отголоски поединка с Соль Хва всё ещё звенели в сухожилиях и сердце, как эхо по пустому залу. Но он знал – время идти дальше.
Старейшина Йонг Мин позволил ему посещать занятия в алхимической лаборатории лишь после утренних практик. Это был молчаливый контракт. Только тот, кто владеет телом, имеет право познавать тайны вещества. А сегодня – день настойки крови чернильной орхидеи. Старик-алхимик был раздражителен и не прощал опозданий. Даже по уважительной причине. Андрей свернул рукав, подобрал обрывок своей тренировочной рубахи и уже собирался уходить, когда услышал лёгкий смех.
– Ну, надо же… А ведь говорили, ты и глаз не поднимаешь на девушек.
Он замер. А потом медленно повернулся на звук голоса. Не потому, что испугался. А потому, что узнал голос. На фоне парчовых столбов галереи, залитых мягким светом, стояла она. Цуй Ханэр. Девушка в светло-розовом ханбоке, узор которого изображал ниспадающие лепестки сливы. Волосы уложены в сложную причёску, сколотую несколькими серебряными заколками с янтарными бусинами. Она выглядела так, будто пришла не с тренировки, а с приёма в доме мастера. На губах – лёгкий блеск, в движениях – отточенная грация.