Печати Молчания – та самая техника, с которой он уже сталкивался раньше, но теперь ему предстояло создать их на новом уровне. Так как они должны были не просто погасить звук, поглощать колебания Ци, вибрации энергии, которые могли всплеснуть даже в небесных каналах над его потайным местом. Он опустился на пол, обвёл вокруг себя мелом внутренний круг – восьмиугольную базу. Это – Печать Гашения. На её углах он начал рисовать вторичные круги. Каждый – с узором из трёх линий, пересекающихся в форме завитка.
“Первая – поглощает звук… – Вспоминал он мысленно. – Вторая – отклоняет вибрации энергии от центра, третья – укрывает духовное присутствие.”
На каждый завиток шли особые чернила. Он капнул в чашу каплю собственной крови, смешал её с тенью перемолотой чешуи огненного змея и золой из выжженной сердцевины чёрного кипариса. Цвет получился тёмно-серым, с багровым отливом – энергетическая связка между его духом и чертами Печати. Он медленно начал писать. Каждая линия – тянулась, как дыхание. Каждая точка – ставилась в ритме с биением сердца.
Дыхание… энергия… концентрация. Он не мог позволить себе ошибку. Ни одной линии не должно было дрогнуть. Так как если такая печать не сработает, то тот самый голос, даже если у парня что-то и получится, вырвется наружу и привлечёт чужое внимание.
“Это не просто защита. Это – клетка. Клетка для моей собственной воли.” – Подумал он. Он потратил почти полтора часа. Когда закончил – комната была покрыта переплетёнными узорами. Пол в этой небольшой пещерке. Стены. И даже на входе. Даже сам котёл в углу был связан Печатью Заглушения, как точка “заземления”.
Потом он встал. Поднял руки. Капля пота сбежала по виску. Сложил пальцы в печать активации. Шёпотом, внутренне, он послал в глифы импульс Ци – и почувствовал, как пространство вокруг него… Замкнулось. В ушах стало странно пусто. Будто весь мир замер. Он открыл рот – и не услышал даже собственного дыхания.
И понял, что всё работает. Теперь ему можно было бы попробовать. Он медленно сел в центр круга печатей. Закрыл глаза. Положил ладонь на грудь, прямо над ядром. И позвал.
– Проснись… Если ты действительно стала частью меня.
Ответ не пришёл словами. Но внутри груди что-то дрогнуло. Как крохотный огонь в глубоком колодце. Он сосредоточился. И мысленно, осторожно, как с живым существом, обратился к той самой кости, что изменила его.
“Если ты хочешь, чтобы я выжил… если хочешь, чтобы твоя сила не погибла впустую…помоги мне теперь.”
И вдруг, как тень под кожей, волна силы прошла сквозь его каналы. Не боль. Но напоминание. Ты – не обычный. И в следующий миг он собрал волю в горле. Не звук. Не крик. Но импульс. Смысл. Намерение.
Он попытался сформировать первый слой Божественного голоса – не голос в прямом смысле, а структуру мысли, обёрнутую в магическую ткань. Слова не были произнесены – но пространство внутри печатей дрогнуло, как от грома, прошедшего где-то в глубине земли.
Удар был настолько сильным, что он просто рухнул на пол. Не от боли. От истощения. Кровь потекла из носа. Грудь сжалась. Та самая древняя сила, что сейчас затаилась у него внутри, вздрогнула в ответ – но не обрушилась. Он выжил. Он смог активировать первую грань этой, по сути, для него сейчас невозможной техники.
“Я… могу. Не сейчас. Но я могу.”
Сейчас – он знал это точно. С его телом. С этой костью. С этим упрямым, стиснутым духом. Однажды он заговорит. И тогда молчание, что он носил столько лет, расколется на осколки – и станет звоном, которого не забудет никто…
…………..
Ночь глубоко вцепилась в горы, где находилась обитель секты Пяти Пиков Бессмертных, сдавив её тишиной. Звёзды над этой горной долиной мерцали в вышине тускло и холодно, словно наблюдали – и молчали. Внутри же, под глухим куполом обнаруженной им пещеры, тишина была создана искусственно – мощнейшими печатями, сплетающими звук, волю и пространство в неслышимую клетку. А внутри этой клетки, он работал.
Андрей сидел на коленях в центре круга, его рубашка прилипла к телу, а кожа блестела от пота и от внутреннего жара, не касающегося ни воздуха, ни внешнего мира. Глаза парня были полуоткрыты. Мутные, но осознанные. Губы почти не шевелились. Но в груди – ревел настоящий ураган. Он снова и снова вызывал форму “голоса”, как было написано в древнем свитке. Не просто звук, не просто слово. А резонанс. Глубинный ритм, вибрацию, пронизывающую не воздух – а всё тело. Всё существо и естество. Это была музыка изнутри его души. Музыка, которую можно было не услышать, но невозможно было не пережить. И каждый раз, когда он запускал её – его меридианы дрожали.
Первая попытка… Была едва не роковой. Он слишком резко дал импульс, не рассчитав глубину. Голос сорвался из его горла, как удар молота по водной глади. Мир внутри печатей будто изогнулся. А его собственное ядро – взревело, как дикий зверь.
В следующий миг Андрей почувствовал, как его собственные вены вспыхнули жаром, как кости вибрируют, кровь клокочет, ткань лёгких сжимается. Он захрипел, губы лопнули, из глаз пошли слёзы – не от эмоций, от боли, сырой и безжалостной, как пламенный хлыст.
Он упал, вцепившись пальцами в пол, будто мог удержаться в этом мире, если сожмёт его крепче. На губах – медь. На языке – вкус золы. Он выжил… Только потому, что вся сила, что он получил от кости Падшего Бога, дрогнула в ответ.
Не спасла… А укрепила. Словно заменив его плоть на более живую, менее хрупкую. Словно древнее существо внутри него решило: “Ты достоин. Ты не сломаешься с первого шепота. Тогда смотри, слушай, страдай. Но учись.”
Вторая попытка была осторожнее. Он медленно вытягивал голос, сдерживая его не горлом – внутренним усилием. Слово не сорвалось, а пронеслось по телу – не как удар, а как низкий звон, наподобие медного колокола в подземелье.
И в этот миг… Он почувствовал, что вся система меридианов в его теле тут же откликнулась. Малейшее колебание этого звука-воли расходилось по телу как рябь по озеру, заставляя даже ядро внутри дрожать, как в жутком напряжении. И это было не разрушение. Это было – взаимодействие.
“Оно слышит меня… – мелькнуло в сознании. – Ядро, плоть, кость… всё слышит мой голос.”
Потом он пил эликсиры. Один за другим. Из грубой шкатулки доставал пилюли восстановления. Тоник киноварной энергии – укреплял дыхание. Чистая сердечная сфера из вытяжки голубого лотоса – восстанавливала ментальную ясность. Пилюля укрепления сосудов драконьего глаза – защищала меридианы от перегрева. И старый, хранящийся на крайний случай, жидкий нектар льда из северной пещеры – что понижал внутренний жар, когда тело почти закипало от вибрации.
Он готовился. Не спешил. Он работал над собой, как мастер с нестабильной рудой, которую легко расколоть, но можно – превратить в легендарный металл. И с каждым циклом – он начинал ощущать тонкую грань между болью и прорывом. Он чувствовал, как от “звука” его кости, что были изменены древней силой, что досталась ему от Падшего Бога, будто вибрирует в унисон, выдавая направление, ритм, импульс, который помогает телу не разрушаться, а впитывать резонанс. Иногда, во время коротких пауз между тренировками, он сидел с закрытыми глазами и чувствовал, как всё тело гудит, как будто он – не человек, а струнный инструмент, и каждая его клетка играет свою ноту, едва различимую, но единую.
Он начал понимать. Это не просто "голос", и не просто "звучание". Это воля, идущая прямо сквозь плоть. Это – то, как существо, через собственное естество, преподносит себя миру. Теперь он знал о том, почему техника называлась “Божественным голосом”. Не потому, что ею владели Боги. А потому что только Боги могли говорить так, чтобы мир сам склонялся в ответ. И именно так он понял, почему для использования этой техники нужен был такой высокий уровень культивации Дао Цзы. Именно из-за того, что к тому времени не только само ядро такого разумного будет иметь достаточный запас силы. Но и само тело будет трансформировано настолько, что выдержит такой резонанс. Да. Он ещё не был Богом. Но он уже учился говорить, как тот, кто однажды заставит и небо услышать его речь.
Ночи стали длиннее. Или, может, это просто Андрей перестал чувствовать их границы. Ведь теперь каждая ночь была не отдыхом, а работой, испытанием, подготовкой к бегству, которого никто не должен был ожидать. Он больше не практиковался в лаборатории. Там, несмотря на все имеющиеся печати, всё равно оставалась тень наблюдения. Старик Йонг Мин был мудр, но даже его стены имели уши – в прямом смысле. Там имелись и артефакты слежения, внимательные духи, редкие ученики, что иногда “совершенно случайно” проходили слишком близко. Потому Андрей и выбрал для себя это место. Оно находилось в старой каменной роще на склоне одного из дальних Пиков – Сумрачного Пика, где уже давно не преподавали, а залы обители были отданы под “молчаливое хранение артефактов и костей древних наставников”.
Но он знал о том, что именно там, под уступом в изломанном валуне, что провалился внутрь, была пещерка. Маленькая, полусухая, вечно пахнущая мхом и старой пылью. И именно в ней, среди обломков, мха и свечного света, он и создал свой тайный зал.
По ночам он уходил туда – тихо, как призрак. Стараясь не оставлять за собой ни одного следа. Ни одного колебания Ци. Он двигался как немой зверь, ставший тенью. И именно здесь, в этой каменной утробе, он продолжал оттачивать технику голоса, и – технику пространства.
В отношении техники “Божественного голоса” он начинал с малого – с одного короткого импульса. Одной внутренней команды. Волна шла от сердца, отражаясь от внутренней стенки грудной клетки, проходя сквозь диафрагму, плечи, позвоночник… И затем – тело отзывалось. Сначала – болью. Потом – дрожью. Теперь – вибрацией, что вплеталась в его меридианы, поднимая с глубины дополнительную силу.
Теперь он мог запускать “резонанс” не всей массой тела, а точечно – в пальцы, в ступни, в сплетение Ци у солнечного сплетения. Он медленно, по капле, встраивал голос в своё тело. Не просто произносил, а насыщал себя волей. И чем чаще он делал это, тем яснее ощущал. Сила Падшего Бога не просто помогала. Она учила его, словно пробуждая в его плоти воспоминания о том, как когда-то говорили те, кого боялись даже небожители.