Но он замолчал. Голос старого алхимика просто сломался. И в этой тишине – было самое страшное. Этот старик, который прожил жизнь ради этого места и этой организации, уже и сам понял, что больше не был тут нужен. Андрей же не пошевелился. Он стоял прямо – как вбитый клин в скалу. Он видел, как дрожат пальцы старого мастера. Видел, как те, кто вчера звал его “братом по крови”, теперь даже не поднимают глаз.
И внутри него, в самой глубине – нечто холодное сжалось в узел. Он не забудет всего этого. Эти взгляды. Эту речь. Этот момент, когда честь обесценили, а старика вычеркнули из истории в одно холодное предложение. Он не забудет. И не простит.
Молчание после падения Йонг Мина было недолгим. Но именно в эти мгновения оно казалось вечностью, наполненной треском внутренних сломов и медленным выветриванием доверия. Старик стоял, чуть склонив голову, будто потеряв опору. Его плечи – некогда прямые, упрямо гордые – теперь казались сгорбленными под тяжестью не слов, а полноценного предательства.
А Совет… Совет, сбросивший с игровой доски своих интриг “старую проблему”, будто почувствовал прилив молодости и силы. Их лица, до того строгие и надменные, изменились. С них сразу же исчезла показная вежливость, осталась лишь власть. Грубая… Самоуверенная… Та самая, что уверена в своей безнаказанности. Старейшина Хван До Ин опустился обратно в нефритовое кресло. Он даже не удостоил больше взглядом Йонг Мина. Теперь его внимание было полностью сосредоточено на Андрее.
– Итак… – Произнёс он почти лениво. – Теперь, когда лишние голоса устранены, давай говорить открыто. Ты нужен секте. И это даже не обсуждается. У тебя есть потенциал, и ты, как плод, должен быть сорван до того, как созреет не на той ветке.
Он медленно склонил голову, словно изучая Андрея, как ястреб смотрит на раненую птицу.
– Ты отказываешься от наставников – значит, не уважаешь наше руководство. Ты отвергаешь связи с достойными родами – значит, не признаёшь наших семей. Ты упорствуешь – значит, скрываешь нечто. И если ты не подчинишься – значит, мы имеем полное право применить меры, предусмотренные Кодексом Крови.
И тут же другой старейшина, с Пика Скрытых Волн, подал голос. Его голос был мягким, почти шелестящим, но оттого становилось только страшнее:
– Кодекс Крови существует не для красоты. Он защищает структуру секты. И если один из учеников отказывается от присяги, от заданного пути, то он рассматривается как возможная угроза. В этом случае – он может быть ограничен в доступе к ресурсам… Заклеймён печатью духовной блокады, которая не позволит ему развивать ядро без разрешения Совета… Понижен до статуса условного ученика… Или, если сочтено целесообразным, переведён даже в статус раба до “восстановления лояльности”.
Третья старейшина, женщина с лицом, похожим на высеченную маску, посмотрела на него холодно:
– Ты думаешь, что семья Хваджон заступится за тебя? Они и сейчас-то не вмешиваются, потому что понимают, что ты всего лишь связанное с ними звено. Не сын, не наследник. Если мы объявим тебя духовно нестабильным – они не поднимут ни пальца. – Она чуть склонила голову вбок, глаза блестели влажным светом. – Ты станешь звеном без цепи. А значит – обузой. И даже они тебя отпустят, когда поймут, что с тобой слишком много хлопот.
И тогда снова выступил Хван До Ин. Голос его прозвучал уже с оттенком скуки, как у человека, уставшего от ожиданий:
– Но мы даём тебе шанс. Ты можешь доказать верность. Прямо сейчас. Принеси клятву. На крови. Поклянись быть верным Пяти Пикам Бессмертных, следовать решению Совета, не скрывать развития и не нарушать внутренний устав секты. Принеси её, и получишь прощение. Отказ – будет рассматриваться как окончательное нарушение воли Совета. И меры будут приняты немедленно.
После этих слов все они посмотрели на него. С таким выражением, словно всё уже было давно решено. Словно он – кусок духовного ресурса, который нужно либо обработать, либо сжечь. Словно его собственные воля, мысли, желания – не имеют значения. За их спинами, всё там же, у колоннады – стояли девушки. Смотрели почти с любопытством. Кто-то – с сожалением. Но большинство – с ожиданием, что он, наконец, сломается. И тогда, наконец, станет “пригодным для использования”.
Андрей всё ещё молчал. Но внутри него что-то вскипало. Медленно, глубоко. Не гнев, не страх. А ясность. Острая, как лезвие пространственного разрыва. Они думают, что загнали его в угол. Но они забыли одну вещь. Загнанный в угол зверь становится опасен. Так как ему просто нечего терять. А иногда – угол становится воротами. Если ты знаешь, как прорезать ткань мира. И он знал.
Мир словно застыл. Старейшины восседали высоко – на своих троноподобных креслах, одетые в шелка, окованные силой, уверенные в собственной непогрешимости. И всё – от сводов зала до подрагивающего света свечей – было пронизано одной мыслью: его сломали. Он загнан. Он принесёт клятву.
Но Андрей… Просто стоял. Молча. Без тени эмоций. Без дрожи в пальцах, без ужаса в глазах. Лишь тонкая складка у губ, и глаза – как зеркало, где отражалось небо перед бурей. Потом, когда старейшины уже начали проявлять нетерпение, он поднял взгляд. И медленно, почти задумчиво, раскрыл рот…
В зале никто не успел ничего сказать. Ни окликнуть… Ни вздохнуть… Ни метнуться за артефактом защиты… Когда это произошло. Голос Андрея… Он не просто прозвучал… Он вырвался на свободу…
Этот звук был… Нереально мощным и глубоким… Словно мир услышал собственное имя, произнесённое в момент разрушения. Он не звучал… Он происходил… Раздирая саму ткань воздуха, он пронизывал всё живое, попадающееся ему на пути.
В этот миг, каждое слово, вылетавшее из его уст, было подобно ударам в колокол времени, которые отзывались в меридианах, в кости, в ядре, и даже в самом сознании каждого, кто был в этом зале.
Первой упала старейшина Юй Мин. Она схватилась за голову, но пальцы не удержали того, что рвалось наружу. Из ушей и носа пожилой женщины хлынула кровь, а кожа на лице потрескалась, будто по ней прошлись раскалёнными иглами.
Старейшина с Пика Скрытых Волн вскрикнул, но его крик сразу захлебнулся в судорожном хрипе. Рухнув со своего кресла, он корчился, как будто сквозь него прогнали волну молний, а кожа на руках покрылась ожогами от внутреннего огня.
Даже сам Хван До Ин, считавшийся в секте самым сильным и опытным, так как был мастером Да Доу Шу девятой звезды, попытался поднять барьер, но барьер лопнул, как хрустальная вуаль под ударами боевого плетения. И даже камень под его креслом треснул, а из его глаз – выступили капли крови, словно сам воздух отверг его.
Позади, у колоннады, девушки – те самые, что смотрели на парня с брезгливостью, просто попадали на колени, в отчаянной попытке прикрыть уши. Но даже звук крови в их венах стал невыносим.
Плиты пола затрещали. Некоторые вспучились, словно что-то давило снизу. Статуи хранителей секты, стоявшие у входа, словно живые вздрогнули – и рассыпались в прах, словно не были созданы из камня, а лишь держались по воле чьей-то веры. На стенах – взрывались древние глифы, осыпались резные таблички, а некоторые символы начали исчезать, будто сама секта забывала себя, под давлением голоса того, кого они осмелились попытаться признать себя рабом.
И посреди всего этого хаоса стоял Андрей. Его голос его был спокоен, но в этом спокойствии – звенела безжалостная истина.
– Вы… – Начал говорить он, и его голос вновь заставил стены дрожать. – …Все… Мне надоели… Ваши "предложения". Ваши "приказы". Ваши игры в власть и честь. Я никогда не просился в вашу секту. Не молил вас ни о крохе милости. Ни о звании, ни о статусе. И если вы действительно решили, что сможете подчинить меня так же, как других? Ну, что же… Попробуйте… Но только один раз. Потому что второй попытки у вас не будет.
Его жуткий голос стал тише. Но именно эта тишина была смертельной – как отсрочка перед падением клинка.
– Запомните это. Я – не ваша собственность. Я не принадлежу… Ни клану… Ни секте… Ни совету… Я принадлежу только самому себе…
Потом он поднял правую руку, и в этот момент вся реальность вокруг него пошла рябью, словно отражение в воде, в которую бросили камень. Пространство треснуло. И он исчез. Без грома… Без вспышки. Просто – перешёл сквозь ткань мира.
В следующий миг он уже стоял в своих покоях. Комната дрожала, словно даже это здание чувствовало отголоски “голоса”. С полки сорвался свиток. В шкафу открылись скрытые ниши. И стараясь не терять времени он быстро и молча всё забрал. Свои запасные артефакты. Печати-переходники. Кодовые глифы. Запасы эликсиров. Даже накрытый к обеду стол, вернее всё то, что на нём стояло, исчезло в одетом на палец кольце-хранилище. И, самое главное – ядро пространственного маршрута, что он готовил месяцами. Потом бросил последний взгляд на комнату. Без сожалений. Без привязанности.
Следующий шаг был в склады секты. Здесь было много нужных ему ресурсов, которые его интересовали, но раньше забрать их парень просто не мог. Зато теперь, после того, что устроили старейшины, ему никто не мог запретить пройтись по этому месту, старательно собирая то, потерю чего они заметят далеко не сразу… Так достаточно большие запасы различных материалов и ингредиентов исчезли в его браслете-хранилище…
Ещё шаг… И вот он в библиотеке секты. Тут в его хранилище посыпались свитки. Особенно его интересовали свитки с различными рецептами. Как эликсиров, так и пилюль…
Только затем он вновь активировал пространственное искривление, ведущее прочь. Далеко за пределами обители, где его метки были уже закреплены, он почувствовал точку закрепления – и ушёл. Навсегда…
И в тот момент, когда разлом схлопнулся за ним, где-то в зале Совета одна из треснувших колонн рухнула, словно подчеркивая тот факт, который многие из них уже и сами поняли. Они только что потеряли не ученика. Они потеряли человека, способного изменить саму секту. Вот только слишком поздно они это поняли…