До войны немецкая военная разведка проводила активную разведывательную работу против Советского Союза путем засылки агентуры, обучаемой в основном в индивидуальном порядке. Непосредственно перед началом войны были организованы разведывательные и диверсионные школы для массовой подготовки агентов. Сначала эти школы комплектовались кадрами, завербованными из белоэмигрантских организаций (украинских, польских, белорусских и др.). Однако практика показала, что агенты из белоэмигрантов плохо ориентированы в советской действительности. Они ее, естественно, не знали.
С развертыванием военных действий на советско-германском фронте школ стало больше. К августу 1942 года были известны 36 школ абвера. Агентура для обучения в разведшколах стала вербоваться из числа военнопленных, предателей и уголовных элементов, проникших в Красную Армию и перешедших на сторону немцев, и в меньшей мере из антисоветски настроенных граждан, оставшихся на временно оккупированной территории. Об одном немецком агенте из уголовников Шилове – Политове – Таврине будет рассказано ниже. Специалисты абвера считали, что агентуру из военнопленных можно быстрее подготовить для разведывательной работы и легче внедрить в части Красной Армии. Учитывались профессия и личные качества кандидата. При этом преимущество отдавалось радистам, связистам, саперам и лицам, имеющим достаточно общий кругозор.
Агентура из гражданского населения подбиралась по рекомендации и при содействии немецких контрразведывательных и полицейских органов и руководителей антисоветских организаций. Базой для вербовки агентуры в школы являлись также вооруженные формирования РОА (армия Власова), различные созданные немцами из предателей так называемые национальные легионы.
При вербовке применялись методы подкупа, провокаций и угрозы. Окончательное оформление вербовки производилось в школе или проверочном лагере. После этого на каждого агента заполнялась подробная анкета, отбиралась подписка о добровольном согласии сотрудничать с германской разведкой; агенту присваивалась кличка, под которой он числился в школе. В ряде случаев завербованные агенты приводились к присяге. Одновременно в разведывательных школах обучалось 50–300, в диверсионно-террористических – 30–100 агентов. Срок обучения агентов в зависимости от характера их будущей деятельности был различен – от двух недель до четырех месяцев и больше. В глубоком тылу Советского Союза немецкая агентура действовала под видом командированных военнослужащих и гражданских лиц, раненых, выписанных из госпиталей и имеющих освобождение от службы в армии, эвакуированных из районов, оккупированных немцами.
В прифронтовой полосе агентура действовала под видом саперов, связистов, снайперов и разведчиков Красной Армии, раненых, направляющихся в госпиталь с поля боя.
После выполнения задания агенты должны были возвратиться в тот орган, который их готовил и перебрасывал.
Для перехода через линию фронта их снабжали специальным паролем. Вернувшиеся с задания тщательно проверялись.
Автор не ставит себе задачу перечислять все школы гитлеровских спецслужб. Их было много. Назовем лишь несколько. Абверкоманда-103 до июля 1943 года именовалась АК-1В и действовала при немецкой группировке «Митте». Позывной – «Сатурн».
Осенью 1941 года при команде была создана Борисовская разведшкола, в которой проходила подготовку большая часть завербованной агентуры.
Команда имела 2 штатс-бюро – в Смоленске и в Минске. С-лагеря команды были законспирированы в лагеря РОА и до августа 1943 года находились в деревне Катынь, городах Орше и Минске.
С 1942 года в АК-103 работал советский контрразведчик А. И. Козлов. За 1942–1945 годы ему удалось передать в Москву информацию о 127 агентах, подготовленных в Борисовской разведшколе, подробно осветить деятельность абверкоманды.
Абверкоманда-104 действовала с подчиненными абвергруппами при группе армий «Норд». Позывной – «Марс».
Команда производила заброску агентуры, подготовленной в разведшколах в Мишене, Брайтенфурте, Варшаве, Борисове, Летсе, Валге, Стренчи.
На первом этапе своей деятельности агентура готовилась при команде – агенты получали инструктаж и перебрасывались на советскую сторону. До переброски агенты останавливались на конспиративных квартирах в Пскове, после чего следовали на переправочные разведпункты в г. Изборск и деревни Возуны и Каменка. Углубленная индивидуальная подготовка агентов производилась для их последующей работы в глубоком советском тылу в районах Вологды, Рыбинска, Череповца. Перед заброской агенты сводились в резидентуры по 2–3 разведчика и радист. Переброска происходила самолетом с Псковского, Смоленского и Рижского аэродромов и в исключительных случаях – пешим порядком. Для возвращения агентам давали устные пароли «Петергоф», «Флорида» и др.
Для проверки благонадежности членов разведгрупп практиковалась ложная выброска. После высадки группы разведчиков преследовали поисковые немецкие группы, одетые в форму войск НКВД.
АК-104 подчинялись 111, 112 и 118-я абвер-группы, разведшколы в Валгде и Стренчи.
С лета 1942 года в разведшколе в местечке Валгд, а затем в городе Стренчи работал советский контрразведчик Мелентий Малышев, внедрившийся в школу под видом перебежчика. Помимо освещения дел внутри команды Малышев смог добыть ценнейшую оперативную информацию о разведшколе в Валгде.
О деятельности гитлеровской разведшколы советская контрразведка получила исчерпывающую информацию от выпускника спецшколы, бывшего старшего лейтенанта пограничных войск М. Д. Каращенко, явившегося с повинной в СМЕРШ после выброски 6 августа 1943 года. 16 августа он был отправлен обратно через линию фронта с заданием разведывательного характера.
Своих агентов немцы готовили основательно. Устраивали им изощренные проверки. Особенно они практиковали разные проверочные мероприятия агенту, который вернулся в абвер после выполнения задания в тылу Красной Армии. Человеку устраивали многочисленные проверки с единственной целью – установить, не связан ли он с советской контрразведкой. Так, например, засланный нашей контрразведкой Овчинников после ходки на советскую территорию прошел серию проверок абверовцев. Зондерфюрер Зингер, которому была поручена работа с Овчинниковым, организовал ему множество проверок. Этот Зингер убедил Овчинникова в необходимости в интересах дела жениться на Тане, работавшей в одной из лабораторий абвера. Сыграли свадьбу. Жена не скрывала повышенного интереса к делам мужа, задавая ему порой провокационные вопросы. Однажды в интимной ситуации она прямо спросила его: «Почему ты работаешь против своих?», имея в виду под «своими» абверовцев. Но этим дело не ограничилось. За неделю до отправки Овчинникова на задание в тыл Красной Армии Зингер вручил ему изготовленные в лаборатории абвера фальшивые документы, имевшие серьезные изъяны, и попросил его тщательно осмотреть их. Немцы решили таким путем определить, насколько Овчинникова беспокоит вопрос о собственной безопасности на советской территории. Разгадав подоплеку этой затеи зондерфюрера, Овчинников заявил, что «с такими документами появляться нельзя», и потребовал заменить их. Участие Овчинникова в крупной операции против немецкой спецслужбы обеспечило в конечном счете получение важной информации о деятельности СД и абвера против нашей страны. Весьма тщательные проверки своей агентуре устраивал и «Цеппелин». Абвер и СД строго следовали традициям, уходящим своими корнями к временам полковника Вальтера Николаи, бывшего начальника немецкой разведки в Первую мировую войну. Он постоянно подчеркивал, что «благоразумная недоверчивость – мать безопасности». Все лица, вступившие при тех или иных обстоятельствах в контакт с нацистской разведкой, подвергались самой основательной перепроверке с помощью различных уловок.
В большей своей части разведывательные операции против СССР, и в частности связанные с достаточно широким использованием советских военнопленных, немецкие спецслужбы готовили с особой тщательностью. Как правило, у агентов была практически безупречная экипировка, прочная легенда, подкрепленная надежными, хотя и фальшивыми, документами. Безупречно выполненные удостоверения личности, командировочные предписания, обраставшие отметками этапно-заградительных комендатур, продовольственные аттестаты способны были ввести в заблуждение большинство людей, проверяющих документы. Еще немцы изобретали всякие хитрости. Так, при необходимости агент укалывал себе палец, выдавливал каплю крови на кончик пера, где она смешивалась с раствором, и смесь для написания тайных донесений была готова. Сначала строчка была красного цвета, но через несколько минут исчезала. Только тот, кто знает тайну применяемого состава, мог проявить написанное и восстановить текст. Военные инженеры изобрели специальные приспособления, с помощью которых миниатюрные мины нажимного действия прикреплялись немецкими диверсантами к шейке рельса так, что с движущегося паровоза их обнаружить было практически невозможно. Камуфлировалась взрывчатка – ее упаковывали в виде брикетов пищевых концентратов.
Однако абвер и СД не избежали промахов в своей деятельности. Уже упоминалось о проколах немцев в сработанных для своих агентов документах.
За редким исключением у немцев не практиковалось индивидуальное обучение и тренировка будущих агентов. В разведшколах абвера и «Цеппелина» за партами сидело 10–12 или даже 15 будущих нелегалов. Десятки лиц видели друг друга, общались между собой. Недели, месяцы они жили вместе. У них вымышленные фамилии и псевдонимы, но, несмотря на запрет что-либо рассказывать о себе, в условиях армейского общежития будущие агенты многое узнавали о своих сокурсниках.
Теперь уже известно, что за первые полгода войны в германском плену очутилось свыше трех миллионов советских военнослужащих, и не только рядовых красноармейцев, но и средних, и старших командиров, и даже генералов. Тысячи военнопленных подвергались вербовке германских спецслужб. Соглашаясь на вербовку, одни военнопленные видели в этом единств