В той рискованной и многообещающей оперативной игре, что была задумана им, Утехиным и Барышниковым, нельзя было исключать того, что гитлеровцы перехватили инициативу и сделали ответный ход. Но какой? Решили использовать «Северова» втемную и пошли на жертву кадрового сотрудника Дуайта, чтобы навязать Смершу свою волю? Ответ на этот и многие другие вопросы могли дать только время и сама радиоигра — эта одна из самых сложных по исполнению и эффективная по результатам контрразведывательная операция.
По замыслу Абакумова, ей предстояло стать не просто классической оперативной двух— или трехходовкой, а первой для Смерш гроссмейстерской партией, в которой требовалось связать незримыми нитями десятки действующих разведчиков и контрразведчиков, агентов-радистов, агентов-связников и специалистов по дезинформации из армейских штабов. В этом поистине смертельном спектакле каждому из них отводилась своя строго определенная роль и потому любая фальшь или малейший просчет могли привести к невосполнимым потерям. Несмотря на огромный риск, игра стоила свеч. Для настоящего профессионала нет и не может быть более высокой цели, чем вынудить сильного противника действовать под свою диктовку и при этом создавать у него иллюзию успеха и превосходства.
За спиной Абакумова и его подчиненных к середине 1943 г. уже имелось несколько успешно проведенных радиоигр. Но все они проходили на тактическом уровне. Этой же предстояло стать первой стратегической, и ее цену должен был определять сам Верховный. И несмотря на то что Сталин в последнее время благоволил к нему, порой прощал ошибки, как это случилось в сорок втором году с изменником генералом Власовым, второй раз рассчитывать на его снисхождение не приходилось. Эти мысли болезненной гримасой отразились на лице Абакумова. Отчет Бутырина содержал больше вопросов, чем ответов. Еще большее беспокойство у него вызывали планы «Цеппелина», связанные с проведением теракта против Кагановича. Такая игра становилась опасной и лично для него. Даже малейшей промашки Сталин ему бы не простил. Поэтому на первый план выходила проверка не только Дуайта, но и «Северова». План ее проведения, предложенный Утехиным и заключавшийся в подводе к Дуайту перевербованного гитлеровского агента, Абакумов после доработки отдельных деталей утвердил.
Возвратившись к себе, Утехин и Окунев сели за разработку плана проверки Бутырина и Дуайта. Захваченные остроумной идеей Абакумова они не замечали времени и ломали головы над тем, как осуществить подвод к ним бывшего агента псковской разведывательной школы Герасимова, подготовкой которого занимался Дуайт.
Виктор с Николаем об этом даже не подозревали и спали безмятежным сном. Они были среди своих. Утро следующего дня для них началось не с рыка инструкторов и грохота сапог по булыжному плацу, а с задорного трезвона будильника и аппетитных запахов, доносившихся с кухни. Они с трудом смогли оторвать головы от подушек, но не в силах бороться со сладким искушением сна, снова зарылись в постели. Разбудил их Сафронов.
После завтрака он рассадил Виктора и Николая по разным комнатам, дал листы с кучей вопросов. Ответы заняли у них полдня. После обеда Сафронов уехал на Лубянку, а они отправились прогуляться по Москве и до позднего вечера бродили по городу. На следующий день все повторилось и так продолжалось почти всю неделю.
25 июня, как обычно в девять, появился Сафронов с неизменным портфелем. На этот раз он не стал утомлять Виктора и Николая вопросами, бегло просмотрев отчеты, забрал с собой и отправился на Лубянку. Там они тоже не задержались и, несмотря на то что за окном начали сгущаться тучи, решили прогуляться по городу. Прихватив зонты, спустились вниз, прошли к остановке и едва успели запрыгнуть на подножку подоспевшего трамвая, как хлынул проливной дождь.
Казалось, что само небо обрушилось на землю. От чудовищных раскатов грома закладывало уши, а яркие вспышки молнии слепили глаза. Асфальт пучился, кипел, словно свинец во время плавки. Через мгновение улицы превратились в бурлящие потоки. Стена воды встала перед трамваем, и он пополз, как черепаха. Ливень продолжался недолго. Над Ленинскими горами еще продолжало погромыхивать, а в центре Москвы уже посветлело. Прошло несколько минут, и о былом ненастье, как это бывает в июне, напоминали лишь стайки легких облаков у края горизонта и лужи на асфальте. Небо, умытое коротким грозовым дождем, снова ожило и после изнурительной жары завораживало нежными красками. В воздухе появилась та удивительная свежесть, которая бывает только в это время года.
Трамвай остановился у площади Пушкина. Николай с Виктором выбрались из душного вагона и тут же окунулись в жизнерадостную толпу. Веселыми ручейками она растекалась по скверу и закручивалась в водовороты у летних палаток. Аппетитный запах сдобы привел Виктора в очередь за чебуреками. Николай задержался у памятника Пушкину и, задрав голову, что-то с любопытством разглядывал в великом поэте.
Из задумчивости его вывел удивленный возглас. Он обернулся и вздрогнул. Из-под низко надвинутого на лоб козырька кепки на него смотрел не кто иной, как агент псковской разведшколы Валерий Герасимов. В том, что это он, не было никаких сомнений. Характерный акающий московский акцент, квадратный подбородок и здоровенный кадык на шее еще были свежи в памяти Николая. Четыре месяца назад его и еще двух агентов он готовил для заброски на длительное оседание в Иваново.
Николай смотрел на бывшего курсанта, а в его душе царило смятение. Еще недавно он делал все ради того, чтобы такие, как Герасимов, без тени сомнений убивали, взрывали и шпионили здесь, в Москве, Иваново, Ярославле и где только можно, чтоб только навредить большевикам. И сейчас, когда они снова сошлись лицом к лицу, он находился в растерянности. А Герасимов продолжал засыпать его вопросами. Появление Виктора со стопкой чебуреков в одной руке и двумя кружками пива — в другой прервало разговор с Герасимовым. Буркнув что-то невнятно на прощание, он растворился в толпе.
Для контрразведчиков Смерш, наблюдавших за этой встречей, наступил момент истины: как себя поведет Дуайт? Его поведение и действия сняли у них все вопросы. Он тут же рассказал Виктору о встрече с Герасимовым, и уже вместе они попытались организовать за ним слежку.
Тот оказался тертым калачом. По пути несколько раз пересаживался из трамвая в трамвай, перебегал улицу на красный свет. Виктору и Николаю пришлось немало потрудиться, чтобы не потерять его из виду. Больше часа они кружили по центру Москвы. Герасимов вел себя предельно осторожно и, прежде чем зайти на конспиративную квартиру, находившуюся в районе стадиона «Динамо», пустился петлять по проходным дворам.
На следующий день на стол Утехина легли подробный рапорт бывшего агента «Цеппелина», а теперь агента-опознавателя Смерш Валерия Герасимова, сводки разведчиков наружного наблюдения и технических служб. Все материалы говорили в пользу Бутырина с Дуайтом и снимали последние опасения. Просмотрев итоговую справку, подписанную Окуневым, и не найдя в ней подводных камней, Утехин вызвал его к себе, а затем позвонил Барышникову. В приемную к Абакумову они подошли вместе. Тот принял их без промедления, внимательно изучил материалы проверки и, прежде чем дать разрешение на начало радиоигры, предложил, чтобы завершить морально-психологическую перековку Дуайта, помимо просмотра советских фильмов, провести его по местам, где зверствовали фашисты, и организовать встречи с их жертвами. Позже такая поездка состоялась и оказала большое влияние на Дуайта. От его профашистских взглядов не осталось и следа.
В операции «Предприятие «Иосиф» («Джозеф»), задуманной гитлеровским разведорганом «Цеппелин» 6-го управления РСХА, советская контрразведка Смерш перехватила инициативу.
В рапорте на имя Абакумова о начале радиоигры Утехин так изложил ее существо и высказал свое предложение:
«В связи с тем, что группа («Иосиф». — Авт.) имеет очень интересное задание, по которому можно осуществить серьезные контрразведывательные мероприятия, как вызов, например, квалифицированных вербовщиков, данную группу целесообразно включить в радиоигру. Первую радиограмму установить 26 июня т[екущего] г[ода], передав радиограмму следующего содержания: «Приземлился хорошо. Следующая связь 2 июля в 21 час». Текст будет передан на немецком языке… Прошу Вашей санкции».
В обсуждении этого предложения, помимо Абакумова и Утехина, принял участие начальник 3-го отдела полковник Барышников. Совещание было коротким. Небольшой спор возник, когда речь зашла о названии предстоящей операции. В конце концов остановились на «Загадке». И когда все вопросы были сняты, Абакумов размашисто, красным карандашом, поставил свою подпись на рапорте Утехина.
После этого контрразведчики принялись готовить в Малаховке, на служебной даче, радиоточку для работы радиостанции «Иосифа», а в Москве сохранили конспиративную квартиру для проживания Виктора и Николая на тот случай, если в «Цеппелине» задумают направить курьеров для проверки.
26 июня 1943 г. на служебной даче в Малаховке в 0.45 по берлинскому времени в эфире прозвучали позывные радиста «РR 7»:
«Легализация прошла успешно. «Л» в служебной командировке до 25 июля. Ищем других знакомых и постоянную квартиру.
«РR 7».
Группа «Иосиф» приступила к выполнению задания.
«Загадка»
Эта радиограмма от агентурной группы «Иосиф» поступила в Берлин поздно ночью. Первым о ней в отделе «Цет-1» «Цеппелина» узнал Курмис. Несмотря на то что на его счету были десятки успешных забросок агентов в советский тыл, с таким нетерпением, как сейчас, он никогда не ждал сообщения. Удачный старт карьеры в Берлине теперь во многом, если не во всем, зависел от того, как сложится дальнейшая судьба «Волкова» и «Попова» в далекой Москве. 19 июля они сообщили об успешном приземлении, после чего позывные «РR 7» на восемь суток пропали из эфира. Все это время Курмис не находил себе места. Задолго до начала службы приходил в кабинет и первым делом начинал названивать в радиоцентр. Но каждый раз дежурный докладывал одно и то же: «РR 7» на связь не выходит, на вызовы радиоцентра не отвечает».