Доводы Толбухина о том, что по линии военной разведки фронта и соседей получены данные о наличии еще очень больших сил противника на территории Румынии, тоже не вразумили горячую голову Жукова.
Когда «грозный Георгий» покинул кабинет, отказавшись от традиционного «перекусить», громко хлопнув дверью, в комнате сидели терзаемые тяжелыми раздумьями маршал и генерал-майор.
Эмка с Жуковым быстро домчала его до полевого аэродрома. Самолет стремительно взмыл в небо… Ивашутин, оставшись наедине с командующим фронтом, предупредил Толбухина:
— Федор Иванович, я должен буду, я просто обязан доложить об этом неподдающемся логике и, по-моему, ошибочном с точки зрения военного стратега приказе своему руководству.
— Ничего я против вашего шага не имею — у вас иная служба, свои руководители, тоже замыкающиеся на Верховного. Жуков знает, что вам приказать я не смогу. Да и ваши материалы очень серьезные, и к ним я, думаю, Москва прислушается, а может, уже о них знает из других источников, кашу маслом не испортишь. Ох, как армии и стране еще пригодятся жизни молодых людей. Зачем брать горячую сковородку голыми руками, когда есть рукавицы.
А про себя подумал: «Тут налицо горячность и непродуманность… Жуков не увидел зерна принятого решения, являющегося результатом всестороннего, основательного, глубокого обдумывания спецорганов, взявших на себя эту тяжелую ношу».
Командующий был прав… Это потом, спустя годы, поэт-фронтовик Эдуард Асадов, которого война оставила инвалидом по зрению, напишет:
…А в бурях острых объяснений
Храни нас, Боже, всякий раз
От нервно-раскаленных фраз
И непродуманных решений.
А тем временем в Главное управление контрразведки Смерш на имя генерал-лейтенанта В.С. Абакумова полетела срочная и убедительная шифровка о реальной обстановке в зоне ответственности 3-го Украинского фронта. Виктор Семенович внимательно ее прочел. Познакомился еще с некоторыми материалами по этой теме, и тут же, созвонившись с Поскребышевым — секретарем вождя, отправился на доклад к Сталину как своему непосредственному начальнику. Он все же был его заместителем по линии военной контрразведки и мог напрямую общаться с Верховным главнокомандующим, что нередко злило Берию из-за элементарной зависти.
Вскоре Ставка ответила командованию 3-го Украинского фронта, что с конкретными предложениями начальника Управления КР фронта генерал-лейтенанта П.И. Ивашутина (он получил это звание 25 сентября 1944 года. — Авт.) согласна и предлагала маршалу Толбухину действовать исходя из реально складывающейся обстановки.
После этой шифротелеграммы Федор Иванович Толбухин, встретив Ивашутина возле штаба, улыбнулся и проговорил:
— Ну что, Петр Иванович, наша взяла — Жуков сдался!
— А куда же ему было деваться против правды, — заметил довольный военный контрразведчик. — Истина, которая делает нас свободными, — это чаще всего истина, которую мы порой, к сожалению, не желаем слушать. Вы же видели, как он среагировал. Почти бранью ответил на предмет пратиче-ски решенного спора с бухарестскими властями.
— Что верно, то верно, правда редко кажется чистой и никогда не бывает простой, — улыбнулся довольный командующий…
А вот как пояснил характер и эпизоды работы с румынским королем Михаем сам П.И. Ивашутин, давая последнее интервью в прошлом армейскому журналисту Николаю Пороскову:
«…Двадцатишестилетний летчик, катерник, любимец фрейлин, которых в количестве около десятка он нередко возил с собой. Михай Первый не очень задумывался о власти, зато его мать Елизавета была женщиной умной и хитрой, больше политик, чем он сам. Задача спецслужб состояла с том, чтобы лидера компартии Румынии Георгия Георгиу-Деж сделать известным, популярным и поставить во главе государства. Для этого разыграли именины командующего фронтом Федора Ивановича Толбухина (хотя на самом деле дата рождения его была иной).
Пригласили на торжество Михая, наградили его орденом Славы, вернули монарху его же шикарную яхту, до этого угнанную из Констанцы в Одессу, и под хорошее угощение подсунули проект указа о награждении Георгиу-Деж самым высоким румынским орденом. Все газеты об этом сообщили.
Михаю внушили, что новую коммунистическую власть он возглавить не может и королевское звание снять с себя − тоже. Михай погрузил имущество в вагоны, и его с почестями отправили, подарив на прощание самолет».
Как было приятно начальнику Управления КР Смерша фронта, что он отвел большую беду от солдат и офицеров — напрасные потери. Фактически его смелость и принципиальность позволили вернуть в семьи мужиков, которые могли бы погибнуть на поле ненужного боя. В Ивашутине тогда заговорили задатки не политика, а государственного деятеля — чувствовалась масштабность мышления в ходе осуществления оперативной разработки бухарестского руководства.
А в это время в румынской столице было сформировано коалиционное правительство, в которое вошли как социал-демократы, так и коммунисты во главе с Константином Сэнэтеску. Оно и объявило о выходе страны из войны и потребовало от немецких войск в кратчайшие сроки покинуть пределы Румынии. Немцы отказались исполнять ультиматум, и ранним утром 24 августа их авиация стала бомбить Бухарест.
Румыны попросили о помощи. Вскоре она была им оказана. А вот решение об отказе в проведении новой операции летом 1944 года, разработанной Жуковым, спасло жизни многим советским гражданам — это факт, как и факт участия армейского чекиста в планировании войсковых операций фронтового уровня.
Потом бывший начальник штаба 3-го Украинского фронта Герой Советского Союза генерал армии Семен Павлович Иванов скажет об Ивашутине, с которым прошел тяжелыми дорогами войны с 1942 по 1945 год:
«…Петр Иванович принимал непосредственное участие в подготовке и проведении наступательных операций 3-го Украинского фронта.
Особенно много сил и энергии вложил он в подготовку и осуществление Ясско-Кишиневской, Будапештской, Венской операций, обеспечение действий войск фронта по освобождению Румынии, Болгарии, Югославии, Венгрии».
А вообще как оперативник он был достаточно скромным человеком. Никогда не выпячивал свое имя, не претендовал на получение высоких правительственных наград, не выпрашивал должностей. Эти качества он пронес по своей службе как в Комитете государственной безопасности, так и Главном разведывательном управлении Генштаба ВС СССР. Летом 1944 года Петр Иванович с радостью узнал о появившихся «немцах в Москве».
Ему рассказал все подробности этого прямо-таки театрального действа один из офицеров Управления КР Смерш фронта, выезжавший в Москву для доклада направленцу в Главное управление КР о полученных оперативных материалах от внедренного зафронтового агента с намерениями гитлеровской верхушки провести сепаратные переговоры с нашими союзниками.
Дело в том, что в июле месяце руководство НКВД через свои войска провело в Москве уникальную операцию под кодовым наименованием «Большой вальс». К вечеру 16 июля 1944 года в столицу неожиданно прибыли пятьдесят пять эшелонов с военнопленными гитлеровцами. Ночь фрицы провели на поле центрального аэродрома, где когда-то взлетал и садился военлет Петр Ивашутин на тяжелых бомбардировщиках ТБ-3. Потом рядом с аэродромом построят новое здание армейского госпиталя, которое неожиданно передали военной разведке страны, и генерал Ивашутин до самой пенсии проработает в «стекляшке». Так ласково называли военные разведчики свою «альма-матер»…
Но вернемся к летним событиям в Москве 1944 года.
В 10 часов утра следующего дня захваченным гитлеровцам — солдатам, офицерам и генералам — после побудки и завтрака объявили срочное построение и сразу же-«сбор». Потом их провели по Москве — по улице Горького (нынче Тверская. — Авт.). Впереди шествовали 19 генералов и 600 офицеров, а за ними — 56 тысяч вражеских солдат. Эти немцы попали в плен в разное время на различных фронтах. Теперь их собрали всех вместе для «экскурсии».
Шли они во всю ширину одной из центральных улиц столицы, по двадцать человек в ряд. Битые гитлеровцы удивленно озирались. Наверное, они предполагали увидеть город в развалинах и руинах, как им твердила геббельсовская пропаганда о результатах точечной бомбардировки советской столицы на протяжении всей войны. Но как ни вглядывались они в проезды и переулки, на крыши домов, в проемы распахнутых окон с выглядывающими из них любознательными москвичами, ничего подобного увидеть не смогли.
В день «захвата немцами Москвы» погода была по-летнему солнечной, поэтому дома и деревья, обласканные дневным светилом, казались ярче и наряднее. Толпы уставших от войны москвичей и гостей столицы стояли рядами вдоль улицы на тротуарах и молча смотрели на мимо проплывающих низложенных «тевтонцев» двадцатого века. Тишина была удивительной, только слышно было шарканье ног военнопленных по мостовой. Шар-шар, шар-шар, — скрипели стертые подошвы сапог и ботинок.
Гитлер обещал войну закончить по плану блицкрига в пределах четырех недель и к октябрю 1941 года захватить Москву, проведя в ней парад. Затем в его сумеречном сознании появился план: уничтожить российскую столицу — сравнять ее с землей, а потом затопить. И вот через три года фашисты оказались в Москве, но в положении поверженных и посрамленных воителей, понуро бредущих в жестоком спектакле истории по улицам того города, который они намеревались захватить и уничтожить.
Одним из символических действий, вписанных в этот политический спектакль, было прохождение поливальных машин, которые по замыслу его режиссеров смывали пыль, оставленную от сапог гитлеровских военнопленных, победно прошагавших половину Европы.
«Да, красиво обыграли в Москве проводку колонны немцев по центру столицы, — размышлял Петр Иванович, — в назидание потомкам. Пусть знают, история России не раз говорила ворогу — не замань, не трогай! С мечом пришли — от меча и погибните. Еще чуть-чуть, и Третий рейх будет доломан, посрамлен и уничтожен. Его создатель — Гитлер был убежден, что его творение будет жить вечно. Вечное с преступным режимом не уживается».