Хватало ли в отряде перевязочного материала?
У нас в отряде был врач, он до войны закончил военную медицинскую академию, когда часть отступала, он в лес пришел. У него всегда материалы были, еще из армейских запасов.
Трофеи собирали?
Нет, просто не до того было. Вот хотел взять часы у генерала, а они разбиты, а больше ничего не имел. И оружием трофейным не пользовались, нам, к счастью, забрасывали оружие и патроны четко, через Зуйский аэродром в Северное соединение даже «Катюши» как-то переправили. В конце 1943 г. — начале 1944 г. даже один раз сбросили бочку спирта. А Куликовский, командир 3-й бригады, был большой любитель выпить, я же ни грамма не пил, даже когда в армии «сталинские» 100 граммов давали. А Куликовский так напился, что разделся догола и ходил по бригаде туда-сюда. Кузнецов пришел ко мне: «Слушай, Николай, пошли к Куликовскому, ты мне как чекист нужен будешь, он там такие номера откалывает, надо разговаривать». Приходим, вызывает Куликовского, и как начинает его раскатывать: «Вот в присутствии Николая Фомича говорю, если еще раз повторишь что-нибудь подобное или еще такое, при всех партизанах публично расстреляем тебя!» — он дал слово ни грамма больше в рот не брать. И сдержал слово, до выхода из леса не пил больше. Правда, потом опять начал пить.
Как кормили?
На подножном корму, кто где захватит, где отобьет, только то и кушали.
Какое у вас было отношение к партии, Сталину?
Партия являлась руководящей силой. И по существу, Сталин выиграл войну, а не как некоторые говорят. Правда, первое время он немного заблуждался и неправильно понял работников НКВД, которые его информировали, что готовят наступление немцы, будет нападение. Он слишком поверил договору о ненападении. Но когда осознал все, он начал решительно бороться, и он является победителем в этой войне. Он, и никто другой.
В период депортации крымских татар не ставили ли перед вами какие-либо задачи?
Мы лично не участвовали, это были чекисты из Москвы и под руководством Генштаба СССР. Но позже приезжала московская комиссия из ЦК в Крымский обком, разбирали, почему всех выселили: крымских татар, греков, болгар и других. Со мной беседовал председатель этой комиссии, как я оцениваю эти события. Я ответил: «Конечно, всех нельзя было под одну гребенку, не все же виноваты, не все пошли служить. Но такая была установка, указание от Сталина. И по существу он был прав, т. к. СССР в это время продолжал войну, а рядом с Крымом Турция, Болгария, Румыния свободно могли высадить в Крым десант. Надо снова войну вести за полуостров с этими оставшимися подонками? Снова армию в Крым посылать? Так что правильно Сталин выселение сделал».
Интервью и лит. обработка: Ю. Трифонов
Мосягин Федор Петрович
Я родился 17 февраля 1916 года в дер. Ишимово Осинского уезда Пермской губернии. Затем наша деревня вошла в состав новообразованного Бардымского района Свердловской области. Там я жил до 1936 года. Родители мои были простыми крестьянами, отец умер в 1920 году, так что мать осталась одна с пятью детьми. Пришлось тяжело, но тут начали организовывать колхозы, мы туда сразу же вступили, хотя многие крестьяне сначала входили в колхозы, потом зачем-то выходили.
До войны я окончил 6 классов. Затем мы переехали в пос. Калиново, расположенный в 65 км к северу-западу от г. Свердловска (ныне — Екатеринбург). В сентябре 1937 года меня призвали в армию, в военкомате определили во внутренние войска НКВД СССР. Я был направлен в Тулу, попал в часть, которая занималась охраной важных промышленных объектов, в основном это были военные заводы. Потом меня направили на обучение в Школу служебного собаководства, расположенную на ст. Клязьма под Москвой. После ее окончания получил направление в г. Загорск (ныне — Сергиев Посад) Московской области. Там в одном из рабочих поселков находился очень важный военный завод. Здесь я находился до декабря 1940 года. Охранял территорию складов с собакой. Никаких ЧП за все время моей службы не произошло.
В конце 1940 года демобилизовался, после чего приехал обратно в поселок Калиново. Здесь поступил в милицию. Немного поработал, как тут началась война, и меня направили в Свердловский военный округ.
Затем меня снова отправляют в Москву. Работал в особом отделе 420-го маршевого стрелкового батальона. Где он дислоцировался? В 1939 году в Москве проходила Всесоюзная сельскохозяйственная выставка, и рядом с ее павильонами был построен милицейский городок. Как раз там мы и формировали маршевый батальон, затем часть переехала в г. Кунцево, здесь продолжили готовить пополнение на фронт. И весной 1942 года я сопровождал сформированный батальон на фронт под Ржев. Оттуда вернулся обратно в Кунцево, где мы продолжили формировать маршевые части.
Весной 1943 года меня перевели на работу в контрразведку Смерш, которая была образована весной того же года. Присвоили звание «младший лейтенант государственной безопасности» и направили в отдельный танковый полк, который формировался в г. Горький (ныне — Нижний Новгород). На вооружение к нам поступили ленд-лизовские американские танки. С этим полком после сколачивания части прибыл в Краснодарский край, здесь мы проходили недавно освобожденную станицу Крымскую. С боями дошли до Темрюка, к тому времени большинство наших танков было выбито в боях. Вообще же американские танки были все-таки не такими надежными, как наши «Т-34». Помню даже такой случай — танк вылетел на нейтральную зону и не смог никуда повернуть, у него отказала трансмиссия. Кстати, экипаж мы потом из нейтралки выручили.
В Темрюке мне поручили служить в качестве особиста в трех отдельных кабельно-шестовых ротах Северо-Кавказского фронта. Затем нас переподчинили 56-й армии, и я принял участие в Керченско-Эльтигенской десантной операции, в ходе которой в ночь на 3 ноября северо-восточнее г. Керчи был высажен десант, который к 12 ноября захватил плацдарм, протянувшийся от Азовского моря до предместий Керчи. Затем и наши роты на катерах были переправлены на освобожденный участок. Немецкая авиация нас бомбила при форсировании Керченского пролива, и когда мы двигались на катере, то я видел, как был сбит наш самолет, его летчик выбросился с парашютом и плавал в Азовском море. Нам с катеров был очень хорошо виден плавающий на волнах купол парашюта. Так до сих пор и не знаю, подобрали летчика или нет. На плацдарме я находился в землянке, вырытой в районе пос. Маяк. И сидели мы там вплоть до 11 апреля, когда Отдельная Приморская армия, сформированная в ноябре 1943 года на базе полевого управления Северо-Кавказского фронта и войск 56-й армии, перешла в наступление.
С этой частью мне довелось освобождать Крым, мы шли по Южному берегу. Довелось мне проходить Судак, Алушту и Ялту. Здесь по дороге от Судака до Алушты я видел, как взятые передовыми частями пленные румыны вместе с нашими автоматчиками гнали колонну военнопленных немцев в тыл. Надо сказать, нас предупреждали, что фрицы с румынами очень недружно жили, и здесь это подтвердилось.
Дошли мы до Севастополя, где после ожесточенных боев в итоге 12 мая остатки немецких войск на мысе Херсонес сложили оружие. После того как враги окончательно сдались, я видел большую колонну пленных, многие из которых все еще были в шинелях, которую вели по дороге Севастополь — Симферополь.
В Крыму меня перевели в 370-й радиодивизион особого назначения, он тогда переформировывался в Симферополе. В штат дивизиона входили: центр обработки информации, приемный центр и 4 радиопеленгаторных пункта. После формирования мы отправились на фронт, где приняли участие в Ясско-Кишиневской наступательной операции. Затем освобождали Румынию, Венгрию, Австрию и Чехословакию. В этой части прослужил до конца войны. Дивизион занимался радиоперехватом, а также проводил радиоразведку. 9 мая 1945 года мы расположились в Братиславе, столице Словакии. Когда узнали о том, что немцы капитулировали, была, конечно же, большая радость, все обнимались и говорили, что война наконец-то закончилась. Кстати, в Будапеште я прослужил месяц в оперативной группе Смерш, также наша группа работала и в Братиславе. Мы ходили по домам, выявляли тех, кто помогал немцам, а также искали вражескую агентуру, которую немцы всегда оставляли в освобожденных городах. Кстати, во время этой работы я встретил русских людей. Один из них жил в Будапеште, сам был уроженцем Вятской губернии. Он попал в плен во время Первой мировой войны, остался в Венгрии, работал на хлебозаводе, женился на сербке. Другой, уже немолодой дядька, украинец по фамилии Сидоренко, попал в Братиславу при аналогичных обстоятельствах. Они стали у нас толмачами, т. е. переводчиками. Мы находили много подозрительных людей и отводили их к следователям. Надо сказать, что они не сильно-то и сопротивлялись, ведь в конце войны стало очевидно, что мы все равно победим немцев. Были ли случаи побега? За все время моей службы в оперативной группе произошел только один случай. Мы в Будапеште привели одного задержанного, он немного побыл у нас в комендатуре, а следователь задержался и мог приехать только утром на следующий день. Что делать, мы заперли задержанного в туалете, а он ночью убежал через окошко. Больше никаких неприятностей не случалось, правда, один раз пришлось разбирать ЧП. В центре Будапешта стоял большой дом, на первом этаже которого стояли токарные станки, при немцах здесь размещался какой-то военный завод. А в подвале дома наши солдаты обнаружили винный завод. Естественно, братья-славяне расстреляли бочки, вино расплылось, и один солдат напился и утонул в подвале. Так что мы выясняли, кто был зачинщиком этого безобразия. Нашли их и примерно наказали, но без излишней жестокости.
Как мылись на фронте?
Обычно ходил в передвижные душевые, вот на плацдарме тяжело пришлось. Тогда что-то там старшина организовывал изредка, и все. А вот в Будапеште я в первый раз за всю войну пошел в баню, мы здесь довольно долго стояли. Здесь окончательно и от вшей избавился. А до этого со вшами боролся следующим образом — прожаривал одежду над специальными бочками, наполненными горячей водой.