— Где наша девушка?
— Если бы знал, что ваша — убил бы! — закричал неприятный плюгавенький полковник.
Дальнейшую судьбу задержанных мы не знали. Слышали, что некоторых перевербовывали и отправляли обратно за линию фронта, некоторых привлекали к радиоиграм.
Однажды заместитель начальника отделения Зернов дал мне задание: срочно установить образ жизни и связи одного человека, но предупредил, чтобы я не заходила к нему в квартиру. Я обошла несколько квартир, всех расспрашивала, но никто ничего о той семье не мог сказать. Тогда я все же решила войти в квартиру. У соседей все досконально узнала. Возвращаюсь радостная на «кон-спиративку», а меня встречает бледный Зернов и спрашивает: «Зачем заходила в квартиру?» Оказывается, там стояла «техника», и весь мой разговор услышали и Збраилов, и оперативный работник, который вел дело. Доложили Абакумову, он прослушал запись и сказал, что я очень хорошо провела беседу, грамотно, никак не задела объект, а все, что требовалось, выяснила. С того момента самые сложные задания давали мне.
В отделении лучшими «установщиками» считались Николай Гаврилович Жегулов и я. Сказать, что я была очень храброй, нельзя. Тихая, стеснительная, очень спокойная, всегда улыбающаяся, может быть поэтому мне легко давалось войти в доверие. Я всегда носила с собой какую-нибудь художественную книгу, и многие, к кому заходила, просили рассказать о ней или сами хотели посмотреть. Ведь тогда мы были самой читающей страной в мире.
Иногда мужчина-«установщик», даже Жегулов, ничего не мог установить. Представляете, он входит в квартиру (а до войны больше было коммуналок, на кухне много хозяек) и спрашивает ту, которая нужна ему для беседы. Ситуация: муж у женщины на фронте, а с ней неизвестный мужчина уединяется в комнате. Соседки это понимают по-своему, а женщина волнуется, как бы чего ее мужу не написали. В общем нужного разговора не получается! Мне в этом отношении было легче. Я узнавала об источнике, кто она, чем занимается, чем интересуется, где была в эвакуации. Когда появляюсь на кухне, то сразу называю, например, Мария Петровна. Та подходит, говорит, что не знает меня, а я говорю ей: «Как? Мы же с вами в эвакуации были», и тогда почти каждая меня признавала. Смешно, да? А в комнате, куда мы заходим, я показываю ей удостоверение МУРа, и она серьезно говорит, что ошиблась, думала, что я действительно была с ней в эвакуации. И начинается наш доверительный разговор, иногда даже долгий.
Однажды офицер с фронта прислал в НКВД письмо, где изложил, что он перед войной женился и поехал с женой в Орловскую область, чтобы познакомиться с ее родней. Там их застала война, он сразу же выехал в свою часть, а она задержалась. Сейчас он находится в Орловской области и в соседней деревне узнал, что его жена работала на немцев, выдала многих коммунистов и комсомольцев, а когда немцы покидали деревню, бежала с ними, но они ее бросили по дороге. В настоящее время она в России, где-то на Урале, а точный адрес может знать только одна ее подруга, с которой она окончила до войны институт иностранных языков. И указал адрес этой подруги. Некоторые мужчины из «установки» были на ее квартире, но никак не могли узнать необходимый адрес. Тогда послали меня. Я выяснила, что эта подруга очень любит читать, не пропускает ни одной новинки, и пошла к ней с только что вышедшей книгой графа А. А. Игнатьева «Пятьдесят лет в строю». Мы говорили о литературе, новинках, она просмотрела мою книгу и вдруг говорит мне: «Записывайте адрес!» Я прикинулась: «Какой адрес? Чей? Мне он не нужен!» Но она продолжала: «Запишите на всякий случай, вдруг понадобится». Я записала с неудовольствием, «на всякий случай». Еще немного поговорили и расстались. Я вышла от нее, с первого же таксофона позвонила в отдел, передала адрес, а когда вернулась вечером, то мне сказали, что жену офицера уже арестовали в Свердловске и сопровождают в Москву.
Когда освобождали территории от немцев, то многие соседи сообщали о таких предателях. Многие из них были замужем, мужья сражались на фронте, а в Москве оставались родственники, через которых мы и узнавали адреса этих женщин.
Один раз мне пришлось переодеться в телогрейку и вручать телеграмму «с фронта» сестре одной из таких женщин. Только я вошла в квартиру и сказала, что принесла телеграмму с фронта, у меня ее чуть было не вырвали, а я заявила, что такие телеграммы передаем только лично. Родственники сказали, что женщина проживает в другом городе. «Скажите адрес, мы ее туда перешлем». В ответ получила адрес, который сразу же сообщила в отдел. Делали мы это быстро и четко, но перед каждой подобной операцией договаривались с начальником почтового отделения, что идем к таким-то, и оформляли телеграмму на подлинном почтовом бланке, так что провалов не было.
Однажды я пришла по делу в промтоварный магазин. Долго говорила с директором, а когда он меня провожал, я залюбовалась на детские костюмчики, которые были развешаны по всем стенам. Мой взгляд заметил директор и спрашивает:
— Вам что-то нужно?
— Нет-нет, ничего! — отвечаю я, хотя у меня только Валерий родился, а ордера на одежду получить было трудно, большая очередь.
Директор почувствовал все, о чем я подумала, и говорит:
— Берите все, что хотите, без денег и без ордеров!
Когда я отказалась, он сказал:
— Те, кто работает в МУРе, у нас ни от чего не отказываются.
Но я сразу же ушла. И сколько таких случаев было!
Часто бывала в антикварном магазине на Арбате, где, как нам сказали, иностранцы скупали подлинники старинных картин и увозили из нашей страны. Мы в этот магазин ходили по очереди, проверяли наличие таких картин: они были нами отмечены.
Полковник Збраилов каждый день приходил к нам на «конспиративку», беседовал на различные темы, а если кто-то обращался к нему за помощью, всегда помогал, и мы знали, видели, что о нас беспокоятся, заботятся. Один — два раза в месяц заходил и Виктор Семенович Абакумов, отвечал на наши вопросы, спрашивал: «Как работается? Кто или что мешает?» Он говорил, что товарищ Сталин учил, чтобы не было неприятностей, надо держать карманы закрытыми. Когда приходилось по работе идти в магазин, многие наши сотрудники вообще зашивали карманы, чтобы не подложили взятку или «подарок». Нам было приказано: ничего ни ог кого не брать, даже не прикасаться.
Как-то я попала к одной графине, тоже на Арбате. До революции она с семьей жила в квартире из десяти комнат, а в 1917 году семья выехала за границу, но она влюбилась в чекиста и осталась в Москве. Чекист на ней не женился, в квартире ей оставили одну комнату (как тогда говорили, уплотнили), в которую перенесли ее вещи и мебель. Комната напоминала антикварный магазин, где еле-еле можно было протолкнуться. Мы долго беседовали: в этом доме она жила с рождения, со всеми жильцами была в хороших отношениях, многие приходили к ней посоветоваться, поэтому она знала о жильцах все. Когда я прощалась с ней, она очень хотела подарить мне что-нибудь на память. У нее стояли чудесные статуэтки, висели картины, гобелены. Я от всего отказалась, она даже расстроилась. «Вы работаете в уголовном розыске? Не может быть! С такими лучистыми светлыми глазами, добрым лицом и улыбкой — и в уголовном розыске… Нет!» Я была очень признательна ей за рассказ о доме и жильцах. Она не проявила ни злобы, ни отчаяния, хотя после Октябрьской революции ее «уплотняли», чекист бросил, она работала переводчицей и потихоньку продавала свои вещи, на что и жила. Учила французскому языку соседских детей, но денег с них не брала.
Однажды я получила «установку» на Капитолину Васильеву: охарактеризовать ее и связи — обычное, очень простое задание. Жила она со своей матерью где-то в районе шоссе Энтузиастов. Но в беседе с людьми, там проживавшими, я узнала, что Капитолина — лучшая пловчиха СССР, недавно вышла замуж и переехала с матерью к мужу по адресу: Гоголевский бульвар, дом 7. Поехала туда: огороженный двухэтажный дом, во дворе, в будочке, стоит солдат. Подхожу к нему и прошу пропустить меня к коменданту. «Подождите», — вежливо отвечает солдат, а я оглядываюсь, не понимая, что это за здание. Вдруг ко мне подбегает офицер, который посмотрел мое удостоверение уголовного розыска, и говорит:
— К нам больше не приходите!
— Почему?
— Узнаете в своем уголовном розыске! — офицер записал номер моего удостоверения и пошел обратно в дом.
Я поинтересовалась у солдата, как это он так быстро прибежал, а солдат показал мне кнопку звонка на полу, на которую он нажимал, вызывая дежурного.
Потом мне стало известно, что с Гоголевского бульвара позвонили Збраилову, который объяснил, что это была обыкновенная проверка для выдачи пропуска на трибуну Мавзолея. От Леонида Максимовича я узнала, что в этом особняке живет Василий Иосифович Сталин, а Капитолина Васильева была его очередной женой.
В «установке» я проработала двенадцать лет и два месяца. Здесь описала только те случаи, которые остались в памяти.
Каждый день выполняли по нескольку заданий, поэтому многое видела, знакомилась с разными людьми, в том числе известными. Несколько раз, например, бывала в Московском энергетическом институте имени Молотова, где беседовала с директором института, доктором технических наук Валерией Алексеевной Голубцовой (жена Маленкова). Она хорошо знала почти всех студентов, особенно старших курсов, и как же она их защищала в разговоре со мной!
Были и курьезные случаи. Однажды я зашла в домоуправление на улице Чкалова, а бухгалтер мне говорит: «Что же вы ходите, а не ищете воров, которые обнесли вашего московского начальника?» Мы ходили по документам МУРа, а с его руководителем случился вот какой казус. Он получил новую квартиру и собирался переезжать; все вещи собрали и упаковали. Хозяин предупредил тещу, что утром у него совещание, звонить ему не надо, но на переезд ему выделили две-гри автомашины. Потом вечером он заедет, все проверит и ее перевезет. Уезжая на работу вместе с женой, он отдал теще чемоданчик с ценностями. Затем, примерно через час, пришла машина, вошли грузчики, работали сноровисто, погрузили вещи и уехали; пришла вторая машина, загрузили и ее, а старший просит отдать чемоданчик, мол, выполняет распоряжение начальника, а тут теще внука пора кормить. Сказано — сделано. Все стало ясно, когда приехали настоящие грузчики. Когда я вечером пришла на «конспиративку», наши офицеры только о том и говорили, слух быстро разнесся по всей Москве. Но полковник Збраилов посоветовал нам на вопросы об этой краже говорить, что все это вымысел.