«Тогда согласен», — ответил Ваня. Мы пожали друг другу руки и на прощанье я посоветовал держать наш разговор при себе, быть самим собой, излишне не выделяться.
Через два дня ребят перевезли в Гемфурт, там уже все было приготовлено Больцем для их размещения. Ребята осваивали охотничью усадьбу, трясли неснятые с яблонь осенние яблоки и с аппетитом поглощали их.
Банкет
Вечером за рюмкой коньяка вдвоем с Больцем мы обсудили все вопросы жизни и дальнейшей подготовки подростков.
«Опыт у нас уже есть, — начал Больц. — Все обучение будем строить по тем же предметам, что и раньше: подрывное дело, основы разведки, топография, стрелковое оружие, прыжки с парашютом и строевая подготовка. Ребят надо разделить на три взвода, по двадцать пять человек, и назначить командирами Фролова, Горохова и Ситникова, которые участвовали со мной в операциях против партизан. Люди надежные, знают подрывное дело, разведку и топографию. Я взял сюда еще Абрамова, он будет учить пацанов стрелковому оружию. Ну, а братья Бойко будут по хозяйству, а также помогать врачу и повару Герману.
Распорядок дня оставим тот же. Но меня заботит настроение ребят. В детских домах их, конечно, пичкали советской пропагандой. Но я надеюсь, что в их возрасте взгляды и мировоззрение непрочны и быстро меняются. Поэтому под нашим влиянием и при хорошем материальном обеспечении у них будет прирастать энергия, появится и интеллектуальная любознательность. И нам, в конце концов, удастся переломить их и нацелить на выполнение наших заданий. В связи с этим, — продолжал Больц, — я хочу отметить банкетом с хорошей закуской и выпивкой приезд школы в Гемфурт и начало занятий. Я выступлю перед ребятами, поздравлю их, расскажу, для чего они приехали сюда и как мы их будем использовать на фронте и в тылу Красной армии. Я полагаю, что так будет правильно. Пусть они заранее узнают цель, для которой мы их готовим. И пусть постепенно психологически привыкают к этой цели. А за время учебы мы будем фиксировать их умонастроение и неугодных отсеивать. Ты согласен с моим планом?»
«Конечно, согласен. Раньше или позже, но посвящать ребят в это надо, — ответил я. — Но у меня к тебе тоже есть план. Я предлагаю заполнить свободное время подростков какими-то развлечениями: играми в футбол, волейбол, шашки, шахматы, домино. Ничего этого, кроме аккордеона, у нас здесь нет. В детдомах у них все это было. Игры будут возбуждать интерес и отвлекать от дурных мыслей и поступков. Я думаю, что все необходимые игры можно закупить в городе, тут денег жалеть не следует. Пацаны без игр не могут».
«Поддерживаю твое предложение. Бери мою машину, деньги я дам, и поезжай в Кассель, закупай, что надо, тем более ты там удачно приобрел аккордеон. Кстати, его уже неплохо освоил Бабицкий. Завтра возьми с собой пару пацанов и поезжай, а я займусь организацией банкета».
Назавтра я взял с собой Замотаева и Бабицкого и отправился в Кассель за покупками. Весь день мы ходили по магазинам и по совету ребят закупили по несколько экземпляров шахмат, шашек, домино. Купили даже небольшой бильярд, футбольные и волейбольные мячи. По просьбе Бабицкого (он заверил меня, что в озере усадьбы полно рыбы) приобрели четыре бамбуковые удочки с рыболовными припасами к ним.
По приезде в усадьбу школы стали выгружать покупки. Ребята с удивлением и радостью заносили игры в помещение и тут же садились играть, а Бабицкий с ватагой ребят отправился с удочками на озеро ловить рыбу.
Через день на веранде начали готовить банкет. Распоряжался тут сам Больц и братья Бойко, а им активно помогал Замотаев с присущим ему темпераментом делателя-влиятеля. Стол накрывался баварскими деликатесами: различными колбасами и ветчиной, овощными салатами и рыбными блюдами. Между двумя тарелками ставилась бутылка шнапса и по нескольку бутылок пива. Наконец ребята расселись и сидели притихшие.
Мы с Больцем вошли на веранду в сопровождении командиров взводов и преподавателей. Ребята встали, после команды садиться Больц поздравил ребят с приездом и началом занятий и приказал братьям Бойко налить всем шнапс. Налил себе рюмку и начал свое программное выступление.
«Дорогие воспитанники славной непобедимой немецкой и Русской освободительной армии, — заговорил он. — После приезда сюда, в школу, вы начнете учебу по военным дисциплинам, которыми вы должны овладевать с упорством и старанием. Вам это нужно будет в жизни, чтобы, став мужественными и бесстрашными бойцами, выполнить задания, которые будут поручены вам. Вас научат, как действовать в тылу Красной армии на железнодорожных станциях по подрыву паровозов взрывчаткой.
С этой целью туда, за линию фронта, мы планируем забрасывать вас самолетами, а после выполнения задания вы возвратитесь через линию фронта к нам, где вас будет ждать награда, учеба и хорошие условия жизни. А тот, кто уклонится от выполнения задания, будет строго караться. Надеюсь, что таких трусов среди вас не найдется, и вы с честью выполните наши приказы. А теперь я хотел бы выпить вместе с вами за начало учебы».
Ребята выпили, с непривычки морщились и начали охотно закусывать. Затем Фролов предложил тост за начальника «Буссарда» и преподавателей.
Когда мы с Больцем уходили, ребята под влиянием выпитого оживились, заставили Бабицкого играть на аккордеоне. А затем стали слышны голоса их песен. Пели они свои песни, в том числе партизанские, но меня тронула песня про Орленка, которую вдохновенно и с затаенной грустью пел Вячеслав Бабицкий. Особенно растрогали меня слова этой песни:«… Не хочется думать о смерти, поверь мне, в шестнадцать мальчишеских лет».
Проводив Больца домой, на квартиру в Кассель, я поднялся к себе, взял гитару и сел у открытого окна. С веранды слышались голоса ребят, а затем полились из аккордеона пронзительно-щемящие звуки полонеза Огинского «Прощание с родиной». Из леса в окно тянуло прелой осенней листвой и божественной мелодией полонеза. Увядание природы и волнующие звуки музыки навевали тоскливые мысли о моей дальнейшей неясной судьбе.
Как и Бабицкому, не хотелось думать о смерти, поверь мне, и в мои сорок с лишним лет, мне трудно было что-то загадывать о себе здесь, в глубине Германии.
Чтобы как-то отвлечься, я тоже запел под гитару как бы себе в настроение: «Тоскует сердце к тебе вернуться душой усталой, незабвенная Русь, даришь сегодня любовь другому, и все, как прежде, о тебе я томлюсь…».
Задача: не раскрывая себя, вести скрытную агитацию среди курсантов…
«Ешь пироге грибами, а язык держи за зубами».
Умом я понимал, что мне трудно вырваться отсюда до тех пор, пока Красная армия не разобьет военную машину Гитлера. Без этого сам нацистский режим не рухнет. А для этого нужна не только сила и мастерство, которые у Красной армии были, но и время, по правилам военного искусства не меньше года, потому что у немцев еще достаточно сил, порядка и организованности, чтобы обороняться.
Пока же я видел свою задачу, свой долг перед Родиной, перед Красной армией в том, чтобы всеми возможными мне средствами помешать Абверу в его планах. И тут мои мысли возвращались к близким моему сердцу подросткам.
Да, они были разные по внешности, интеллекту, темпераменту, но, знакомясь и общаясь с ними, я обнаруживал у них нечто общее, ценное качество, которое их роднило и делало похожими. Я видел, что все они пребывают в том возрасте, когда у них происходит перестройка организма, расширяется круг интересов, более широким становится общение и со взрослыми, и со сверстниками. Трудности военного времени способствуют росту взаимопомощи, душевной близости, доверию, откровенности. И, наконец, рождается истинная, уже недетская дружба, которая позволяет им осознавать накапливаемый опыт, обеспечивая взаимную поддержку в сложных житейских ситуациях. Все это — и усилия воспитателей — сделало из них спаянное единым укладом и нормами детдомовское товарищество, закаленное одинаковой судьбой и принадлежностью к одному коллективу, в котором росла и мужала личность каждого.
Видимо, благодаря стараниям и детдомовских воспитателей были заложены у ребят не только советские, а, по существу, христианские морально-нравственные ценности — такие как доброта, взаимовыручка и крепкая дружба, способность быть воспитуемым, хранить в душе веру и патриотические чувства к Родине.
Такими мне казались мои мальчики. И я верил им.
А какое у них настроение, что они думают, как настроены их умы, теперь, после того как им стало известно об истинной цели их использования для совершения диверсионных актов, я не знал. Не известно мне было и то, как они поведут себя после приземления в тылу Красной армии: будут выполнять задание или не станут этого делать? Конечно, я допускал, что различные посулы и обещания, а также угроза репрессий со стороны Абвера, дополненная нажимом преподавателей во время занятий — все это может подорвать у некоторых ребят веру в свою Родину, засорить их сознание, внушив мысль о необходимости выполнить задание.
Такая вероятность не исключалась, и я должен был ее не допустить. Но действовать следовало осторожно, конспиративно, тонко, не засвечиваясь перед немцами и их агентурой. Но как? Как донести до мальчиков свои мысли о верности Родине, о невозможности для них выполнять задания Абвера? Об этом я мучительно размышлял, рассчитывая на помощь Вани Замотаева.
После банкета ребята освоились и продолжали жить и учиться по распорядку дня. Как-то после зарядки ко мне подошел Вячеслав Бабицкий вместе с группой ребят.
«Господин обер-лейтенант, — обратился он. — Нельзя ли проведение физзарядки поручить Замотаеву вместо Абрамова? В детдоме Замотаев занимался с нами, и мы привыкли к нему. Абрамов бывает груб и с похмелья ругает нас матом».
«Хорошо, я подумаю и поговорю с Замотаевым», — ответил я Бабицкому.
В течение нескольких дней я наблюдал, как Абрамов проводит физзарядку и убедился в том, что его надо заменить. Абрамов был законченным алкоголиком, спившимся при участии в карательных операциях против партизан. Физически крепкий мужик с мясистым лицом и похмельными мешками под глаза