ми, он был груб с ребятами и не вызывал у них симпатий. Он относился к тем истым пьяницам, которые никогда не бывают ни совсем трезвыми, ни совсем пьяными. В разговоре со мной он даже обрадовался, что я собираюсь освободить его от проведения зарядки, заявив, что она для него муторное занятие. «Лучше я основательно займусь строевой подготовкой», — добавил он.
Вечером, после ужина я вызвал на беседу Замотаева. Он вошел, как всегда деловито шустрый, четко представился и сказал: «Я вас слушаю, господин обер-лейтенанті»
«Ваня, я уже просил тебя называть меня по имени и отчеству. Ведь ты не рядовой воспитанник, а мой помощник. Так мы с тобой договорились? Или что-то изменилось после нашего разговора?.. Тогда скажи, как ты относишься ко мне, относишься сейчас?»
«Как все ребята», — ответил Ваня.
«А конкретно?» — спросил я.
«НенавидятІ»
«Почему?» — вопрошал я.
Задача: не раскрывая себя, вести скрытную агитацию…
«Потому что любят! — горячо заявил Ваня. — Любят за русскую душевную доброту, а ненавидят за немецкий мундир и немецкое звание».
«Ну, ты, Ваня, мудр, как о тебе отзывается Василий Бойко».
«Что ж, какой есть, такой и есть. Вы уж извиняйте меня за откровенность, Юрий Васильевич», — тихо проговорил Ваня.
«Извинять тебя не за что, а вот благодарить надо. Мы с тобой и дальше должны быть взаимно искренними и откровенными. А что касается мундира, то он и у меня, и у тебя, да и у всех ребят. Но это временная одежда. Главное — сохранить дух и верность Родине, война не вечна… А теперь поговорим о деле. Ребята просят, чтобы ты проводил с ними физзарядку вместо Абрамова. Как ты на это смотришь?»
«А так и смотрю: раз просят — значит, надо. Я согласен».
«Ну, вот и хорошо, что ты согласился, опыт у тебя есть. Завтра, после подъема я объявлю об этом. А сейчас я хотел бы тебе посоветовать: постарайся, чтобы зарядка не была лишь нудным и однообразным маханием руками и ногами. Только продуманно-целесообразные упражнения помогают организму быстро перейти от сна к рабочему состоянию. Советую для пользы практиковать так называемые нелюбимые упражнения. Что это такое? Если в разнообразных комплексах ты находишь такие упражнения, которых ты — сознательно или подсознательно — стараешься избегать, — значит, это и есть именно то, что тебе и ребятам особенно полезно. Механизм здесь такой. Сначала от нелюбимого упражнения ты после зарядки почувствуешь мышечную боль — это значит, ты напряг ту мышцу, которая до этого гуляла и дряхлела. А после напряжения она не только быстро восстанавливается, но и наращивает новые клетки и волокна. И тело начинает радоваться и петь. Продуманное движение, Ваня, — это жизнь».
Назавтра после подъема всех ребят собрали на веранде. Я поприветствовал их и заявил, что задержу ненадолго.
«С сегодняшнего дня, — начал я, — по вашей просьбе физзарядку будет проводить ваш товарищ — Иван Замо-таев. Прошу вас подчиняться ему, уважать и жаловать его. О важности и пользе зарядки следует помнить всем вам. Она закладывает не только бодрость и физическое здоровье, но и нравственную силу духа и веры, чтобы сопротивляться всему вредному вам. Зарядка делает движения вашего тела красивыми и гармоничными, учит правильно ходить, быть стройными и ловкими.
Когда-то, еще в царской армии, у меня был командир — человек пожилого возраста. Спускаясь по лестнице, он никогда не держался за перила. Он всегда выглядел молодцевато-стройным и подтянутым. Попробуйте поступать так и вы. Забудьте сутулость, держите голову прямо, разверните плечи. Зарядка для вас должна войти в привычку, потому что она — основа движения и здоровья… Как вы думаете, почему царь зверей долго не живет? Потому, что он ленив и спит по 20 часов в сутки. А пищу ему добывает в основном львица. Со временем она начинает им пренебрегать. Лев тощает, стареет. И тогда подросший львенок-царевич изгоняет одряхлевшего царя из стаи. Так что советую не уподобляться льву».
Ребята оживились, повеселели, отправились на зарядку.
Забота о милых моему сердцу ребятах на время отвлекала меня от грустных мыслей. Но когда, гуляя по усадьбе, я подходил к молодой березке, она воскрешала далекую Россию и видение любимой женщины. Осенний ветер, раздевая березку, срывал с нее карминно-бронзовые листочки и, обнажая ее, устилал под ней золотистый ковер. Своим грациозным станом березка напоминала счастливую и покорную невесту, стоявшую в ожидании чего-то нового и неизведанного. Окутанная радужно блестящей на солнце алмазной паутинкой, она похмельно пленяла мою душу…
Задача: не раскрывая себя, вести скрытную агитацию…
После таких прогулок я возвращался к ребятам бодрый, в приподнятом настроении.
Жизнь в школе шла по заведенному порядку. И только после тренировочных прыжков с парашютом я стал замечать, как изменяется поведение ребят. Почему-то они стали вялыми, ходили угнетенно-притихшие, мало ели и меньше занимались играми. И молча, с необъяснимой грустинкой в глазах слушали печальные мелодии аккордеона Бабицкого. Соблюдая конспирацию, я не мог напрямую выяснять у ребят их настроение и тем более разговаривать об этом с кем-либо из сотрудников школы. Вся надежда была на Замотаева.
После обеда мы с Ваней вышли прогуляться — беседовать у меня в комнате было опасно, могли подслушать.
«Как дела? Какое настроение?» — спросил я у молчавшего Замотаева.
«Настроение у меня, да и всех ребят поганое», — выпалил Ваня.
«Почему?»
«Потому, что после прыжков немцы всерьез хотят из нас сделать диверсантов.
В начале мы-то думали, что ребят мобилизуют действительно служить воспитанниками. А когда на банкете Больц проговорился и обман вскрылся, мы узнали, что нас готовят для диверсий против Красной армии. Вот ребята и решили: дураков среди нас нет… Раньше мы надеялись, что после освобождения Смоленска Красная армия быстро добьет немцев. Но не получилось. А сейчас, Юрий Васильевич, где наши застряли?»
«Сейчас, Ваня, линия фронта проходит перед Оршей и Витебском, а Красная армия готовится освобождать Белоруссию и Польшу».
«А что же нам делать? Может, еще повезет?» — сокрушался Замотаев.
«Нет, Ваня, везет лишь в карты и рулетку, а в нашей ситуации многое зависит от каждого из нас. Паниковать пока рано. Давай рассудим. Вот ты прыгнул с парашютом, приземлился, сложил парашют и отправился к инструктору Фролову докладывать ему, что все в порядке. А когда тебя забросят в тыл Красной армии, и ты на родной земле оказался? Ты свободен. Для немцев ты теперь недосягаем, неуязвим. Для наших — неизвестен. И ты должен сделать выбор: куда идти, искать ли железнодорожную станцию и выполнять задание Абвера или прийти в первую попавшуюся воинскую часть Красной армии, откуда тебя направят в советскую военную контрразведку, где ты и доложишь все о себе и о заброшенных в тыл Красной армии ребятах. Тем самым ты, Ваня, предотвратишь грозящую Красной армии опасность. Поверь, ты будешь не первый, и не последний, кто так поступит.
В начале сентября немцы забросили в тыл Красной армии двадцать девять таких же подростков-диверсантов, которые обучались здесь, в этой школе. Хотя на словах все они заверяли немцев, что готовы выполнить любое их задание и вернуться с честью назад, но прошло почти три месяца и ни один из них так и не возвратился. Я уверен, что все они обманули немцев, отказались совершать диверсии и пришли к своим, потому что сохранили преданность Родине и свои неподкупные сердца.
Я, как патриот своей Родины, очень хотел бы, чтобы и ты и все твои товарищи поступили так же, как те двадцать девять истинных патриотов. Как это сделать? Ты уже знаешь. А другие? Ведь я не могу их напрямую, в лоб, агитировать. А вдвоем, с твоей помощью мы бы могли незаметно, скрытно от немцев сориентировать ребят, как им следует действовать. Так, Ваня, ты согласен?»
«Я согласен. Можете рассчитывать на меня!» — с жаром заявил Ваня.
«В разведке, Ваня, есть железное правило конспирации: Ешь пирог с грибами, а язык держи за зубами».
«Это мне знакомо, — прервал меня Замотаев, — когда в детдом наведывались партизаны и привозили трофейные продукты, то наши воспитатели наставляли нас — ни гугу. Не болтатьі Ешь пирог с грибами, а язык держи за зубами. Соблюдайте конспирацию!» — требовали они.
«Поэтому будь осторожен, сдержан в разговорах, особенно с преподавателями и сотрудниками школы. Все они докладывают о вас Больцу Доверяй только тем товарищам, которым веришь, как себе. Да и их проверяй. Помни, подростки подвержены внушению и, запуганные немецкими угрозами, могут стать малодушными и трусливыми. Есть и такие, у которых психика еще непрочная, не устоявшаяся. Они могут безрассудно стремиться к самоутверждению, когда у них еще не выработано представление, барьер между рискованным и не рискованным поведением. Им нередко кажется, что здоровье и жизнь — это недорогая цена за свое любопытство. И я опасаюсь за таких. Сумеют ли они самостоятельно, без помощи извне преодолеть свою нерешительность. Так вот, наша задача, Ваня, помочь им».
«Юрий Васильевич, конечно, из семидесяти воспитанников кто-то может оказаться малодушным и нерешительным. Но как вожатый я ручаюсь, что больше половины ребят по-звериному ненавидят фашистскую немчуру за горе, которое она принесла нам! А тех, кто еще сомневается, запуган угрозами, мы сумеем убедить и сагитировать на нашу сторону. Ведь я их хорошо знаю и понимаю. Все мы, в том числе и они, набраны и вышли из одной среды, из организованной красногалстучной жизни, где главную клятву — жить, учиться и бороться — давали все. Многие ребята, как и я, сберегали свои красные галстуки и сохраняют веру в нашу победу».
Заканчивая нашу беседу, мы подошли к моей любимой березке и притихли, очарованные этим даром природы.
«Любота! — тихо проговорил Ваня. — Неспроста немцы ставили кресты из березки на могилах своих погибших солдат. Вся местность вокруг Минска утыкана ими, — красота и жуть. Кресты, как солдаты, стоят в строю».
После разговора с Ваней я возвращался в приподнятом настроении, почувствовав что-то теплое, что исходило от Замотаева ко мне. Помню, тогда у меня впервые возникла идея усыновить этого паренька. Это обрадовало бы его и скрасило бы мое горестное одиночество. Да и мне легче было бы вдвоем с Ваней срывать авантюрные планы немцев в отношении остальных подростков. А о дальних планах я не задумывался.