Сталин рассматривал и социализм, и государство в качестве инструментов, которые должны были обеспечить главное — национальную независимость сильной России. Марксистские догмы он оставлял в стороне.
Сделать Россию еще более сильной и тем самым исключить возможность ее поражения от внешних врагов, а не заигрывать с ними, как это делали наши недавние поводыри, — вот в чем была главная задача сталинского социализма.
Это была плата за безопасность страны и ее народов. А ведь внешнеполитическая обстановка была архисложной.
Еще 4 февраля 1931 года на Первой Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности он говорил:
«Задержать темпы — значит отстать. А отсталых бьют. Но мы не хотим остаться отсталыми. Нет, не хотим. История старой России состояла, между прочим, в том, что ее непрерывно били за отсталость. Били монгольские ханы. Били турецкие беи. Били шведские феодалы. Били польско-литовские паны. Били японские бароны. Били все — за отсталость. За отсталость военную, за отсталость культурную, за отсталость государственную, за отсталость промышленную, за отсталость сельскохозяйственную.
Били потому, что это доходно и сходило безнаказанно».
В этих обидных для России словах Сталина большая доля правды, которую надо признать и сегодняшним нашим «рулителям» обглоданной и униженной предательствами и вороватым чиновничеством страны.
С конца 30-х годов русские, а также родственные им украинцы и белорусы доминирую во власти. Чистка проводится постепенно. Сначала он укомплектовал новыми выдвиженцами нижние этажи партийного здания. Потом принялся за средние и верхние.
«Верные ленинцы», составлявшие основу оппозиции, были в основе своей оттеснены от высоких государственных постов. На первых ролях в государственной машине оказались молодые сталинские выдвиженцы — А. Н. Жданов, Г.М.Маленков, Н.А.Вознесенский, А.Н. Косыгин, В.В. Вахрушев, И.А. Венедиктов, Н.М. Рычков, А.П. Завенягин, М.Г. Первухин, А.Г. Зверев, Б.Л. Ванников…
Это были русские люди — славяне.
Такой кардинальный поворот в кадровой политике возник в результате большой и длительной пропагандистской подготовки и борьбы с внутрипартийной оппозицией, костяк которой составляли ленинские назначенцы, плоды борьбы Ленина с «великодержавным шовинизмом», который он считал гораздо более опасным, чем местный национализм, присущий отдельным представителям национальных меньшинств. Сталин на съездах, пленумах и совещаниях доказывал обратное, а после смерти Ленина стал соответственно действовать, собирая свою команду.
На одном из выступлений он прямо заявил:
«Говорят нам, что нельзя обижать националов. Это совершенно правильно…
Но создавать из этого новую теорию о том, что надо поставить великорусский пролетариат в положение неравноправного… — это значит, сказать несообразность».
Здесь Сталин явно полемизирует с Лениным, который называл русских нацией, «великой только своими насилиями, великой только так, как велик держиморда».
Но оппозиция сдаваться не хотела. Они, «верные ленинцы», считали себя, несмотря на болезни и возраст, достойными руководить страной.
В отчетном докладе на XVII съезде партии в марте 1934 года он, говоря о таких типах партийных чиновников, заявил:
«…Это люди с известными заслугами в прошлом, люди, которые считают, что партийные и советские законы писаны не для них, а для дураков. Это те самые люди, которые не считают своей обязанностью исполнять решение партийных органов и которые разрушают, таким образом, основание партийно-государственной дисциплины.
На что они рассчитывают, нарушая партийные и советские законы? Они надеются на то, что советская власть не решится тронуть их из-за их старых заслуг. Эти зазнавшиеся вельможи думают, что они незаменимы и что они могут безнаказанно нарушать решения руководящих органов…»
Выступал на съезде и Киров. Он бичевал фашизм, русское черносотенство и национал-большевизм.
Напуганные сталинским намерением покончить с диктатурой вельмож, регионалы в республиках и областях попытались снять Сталина с должности и заменить его Кировым. Но тот испугался и таким образом подписал себе приговор. Кто его устранил — по этому поводу исписано бумаги очень много.
В своем политическом курсе Сталин исповедовал государственный патриотизм, состоящий из трех китов: централизм, сильная армия и активная роль на международной арене. Он пытался отделить государство в лице исполнительного аппарата от партии. В руки первого он намеревался дать чисто управленческие функции, в руках второго — идеологические и кадровые.
Прежде чем прийти к этой идее, Сталину нужно было пройти долгий путь проб и ошибок, взлетов и падений, сражаться в лобовую и заходить с тыла, чтобы осознать весь вред и бред партократии.
Вот почему сразу после смерти Сталина Лаврентий Берия, видя себя на посту нового поводыря России, проталкивал эту идею, страшно напугав Хрущева, которому отводилась роль этакого партийного секретаришки.
Как вулканы зарождаются в недрах Земли, а цунами — в океанских просторах, так и репрессии в СССР нередко возникали в глубинках с одобрения карательного органа. Ярким примером могут служить некоторые факты. Приведу два.
9 августа 1934 года Народный комиссар внутренних дел СССР Генрих Ягода, — как писал Александр Елисеев, — отправил на места циркуляр-шифровку, в которой приказал создать при каждом концлагере ведомственный суд, суд НКВД. В телеграмме сообщалось о запрещении обжалования приговоров и выдвигалось требование согласовывать даты приговора лишь с краевыми прокурорами и судьями.
Политбюро и сам Сталин были в шоке от подобного сепаратного мероприятия, но это вовсе не привело к падению «верного сталинского сатрапа». С ним был заключен компромисс (внимание! именно компромисс) — лагерные суды оставались, но им разрешали право кассационного обжалования.
Тогда Сталин заметил, что органы частенько идут впереди самой партийной верхушки в развязывании репрессий.
В сентябре 1934 года он инициировал создание комиссии в составе Л.М.Кагановича, В.В.Куйбышева и И.А.Акулова (прокурора СССР). Ее целью была проверка органов на основании жалоб в ЦК.
В частности, жалобы касались дела о «вредительстве» в Наркомате земледелия (1933 год), по которому репрессировали около сотни ответственных работников. Комиссия выявила серьезные нарушения, допущенные в ходе расследования этого и других дел.
Сталин вообще хотел назначить Акулова главой тайной полиции вместо Ягоды, но тот упорно не хотел выпускать такой пост из своих рук. Довольно странно, если считать Сталина всесильным диктатором, а самого Ягоду бесхребетным подхалимом.
Ведь если верить нашим тираноборцам, решение Сталина было законом, неукоснительно исполнявшимся.
В том же году были выявлены серьезнейшие нарушения законности со стороны ГПУ Таджикистана. Его местное руководство во главе с Солоницыным развернуло репрессии против ответственных работников. Только в 1933 году их было арестовано 662 человека. При этом первый секретарь ЦК Компартии Таджикистана Гусейнов был во всем согласен с действиями органов.
Узнав о репрессиях, Сталин вызвал руководство республики и Солоницына в Москву на ковер. Бывший тогда членом ЦК Компартии Таджикистана и наркомом земледелия республики М. Урунходжаев так передает состоявшийся разговор между Сталиным и руководителем ГПУ Таджикистана:
«Сталин задает вопрос Солоницыну:
— Товарищ Солоницын, сколько человек Вы арестовали?
Он ответил:
— Пока 662. Пока…
— А где у вас было вооруженное восстание? — Сталин задает такой вопрос.
— Товарищ Сталин, вооруженного восстания в Таджикистане не было, — отвечает Солоницын.
Потом Сталин опять спрашивает:
— А при наличии вооруженного восстания сколько же руководящих работников арестуете?».
После беседы было принято решение отозвать Солоницына и провести тщательную проверку ситуации, сложившейся в республике.
Что касается прославляемого Ежова, у него от важности «в зобу дыханье сперло». Николай Иванович хотел поставить во главу угла в государстве свое ведомство. Он хотел сделать тайную полицию по существу самостоятельной ветвью власти. Террор для него уже становился самоцелью с идеей планомерной борьбы с врагами народа.
Нарком НКВД даже решил замахнуться на членов сталинской команды.
По крайней мере в Харькове стали выбивать признательные показания на Кагановича. Арестованный директор Харьковского тракторного завода Бондаренко под зубодробительными ударами дал в НКВД показания на Кагановича, как «контрреволюционера и врага народа».
Для объективности необходимо показать механизм решения вопроса жизни или смерти человека в тот период.
Списки для расстрелов (первая категория) и 10 лет лагерей без права переписки (вторая категория) составлял сам Ежов.
Вот только два примера.
«Товарищу Сталину.
Посылаю списки арестованных, подлежащих суду военной коллегии по первой категории.
Ежов».
Резолюция:
За расстрел всех 138 человек.
И. Сталин, В. Молотов.
«Товарищу Сталину.
Посылаю на утверждение 4 списка лиц, подлежащих суду: на 313, на 208, на 15 жен врагов народа, на военных работников — 200 человек. Прошу санкции осудить всех к расстрелу.
20.08.38 г. Ежов.
Резолюция:
За
20.08. И.Сталин, В.Молотов»
После ареста Ежова в его сейфе нашли досье, составленное на Сталина и лиц из его ближнего окружения. А во время ремонтных работ в Кремле обнаружилось, что в кабинете вождя стояла «прослушка». Ежов собирал компрометирующие материалы и на Шолохова, но Сталин цыкнул на «карлика», и он прекратил поползновения на писателя.
То, что обстановка в стране была накалена, — это факт.
Николай Григорьевич после увольнения, конечно же, был осведомлен о заговоре против Сталина со стороны так называемых милитаристов во главе с М.Н. Тухачевским. Он часто перетирал в воспоминаниях зерна этого материала на жерновах своего ума, чекистского опыта и политических знаний.