что следует сохранить без изменения биографию Константина Сумцова.
«По легенде я лейтенант Красной Армии. И на самом деле я лейтенант… Правда, лейтенант государственной безопасности… Какие мне могут встретиться подводные камни?.. Вот у нелегалов, перевоплотившихся в чужую оболочку, опасности на каждом шагу. Ходят они, как по тонкому канату над пропастью…» Нелегалу необходимо знать характерные национальные черты, правила поведения, нравы, привычки окружающих его лиц. Конечно, все мелочи невозможно учесть. Например — был такой случай. Группа лиц, в которой находился наш нелегал, пошла купаться. И вот он поплыл по-русски саженками. В той стране так не плавали. Такой поступок — еще не провал, но человек мог привлечь к себе ненужное опасное внимание. Что со временем могло привести к провалу. Пришлось отзывать этого нелегала на Родину. В каждой стране, у каждого народа свои привычки и правила общения. Например, в Дании мужчины дамам пальто не подают, считают: разве у них нет рук? В Болгарии кивок головой вниз означает «нет» — отрицание, а покачивание головой слева направо означает «да» — согласие. У нас при счете пальцы на руке загибают, а в некоторых странах их, сжав в кулак, разгибают.
Знаменитый разведчик Герой Советского Союза Николай Кузнецов, облеченный в форму немецкого офицера, во время своей первой поездки в Ровно из спецотряда Д. Медведева заметил, что привлек все же некоторое излишнее внимание. Дело в том, что на голове у него красовалась пилотка, обычная офицерская пилотка. А по неписаному, но само собой разумеющемуся в вермахте обычаю ее носили на фронте. В тылу же у офицеров был другой головной убор — фуражка с высокой тульей. Кузнецову пришлось срочно обзавестись фуражкой и научиться ее правильно надевать и снимать: немцы делали это иначе, чем командиры Красной Армии. И на такой мелочи легко можно было погореть. Кузнецов стал появляться в Ровно только в фуражке. Так же неуместен был в тылу и тяжелый боевой парабеллум — его носили лишь при исполнении служебных обязанностей. В остальное время немецкие офицеры предпочитали пистолет более компактный — вальтер. Разведчик сменил и оружие. Успех деятельности разведчика обеспечивали и надежные документы. Более 70 раз Кузнецова — Зиберта останавливали патрули и ни разу ничего не заметили. И еще, конечно, разведчику должна сопутствовать удача. Сумцов продолжал обдумывать свое предстоящее поведение у немцев. Что говорить, как отвечать на вопросы…От этого зависела жизнь. Отвечать надо небыстро, но и не медлить с ответом. Быстрый и замедленный ответы настораживают. «Спокойствие и неторопливость помогут мне на той стороне», — решил Сумцов.
Линию поведения у немцев Сумцову выработал на Лубянке заместитель начальника отделения 4-го отдела ГУКР «СМЕРШ» майор С.В. Честнейший1. Константин, зная, что его переписка с любимой девушкой Ирой прервется на неопределенное время, заготовил несколько писем короткого содержания. «Жив, здоров. Писать мне сейчас некуда…» Подумав, зачеркнул безнадежное «некуда», написал: «…не надо». И дальше: «Береги себя. Люблю. Целую. Твой Костик».
Попросил майора Честнейшего иногда отправлять эти послания Ирине:
— Тогда у неё меньше волнений будет.
— Так-то оно так. Однако судьбу не обманешь. Разведка — не кружок филателистов, а игра жестокая, опасная… — глубокомысленно изрек майор.
И вот Сумцов на передовой. Точнее, его аккуратно довели до нее два чекиста: майор Честнейший и местный из отдела «СМЕРШ» дивизии. У майора предписание заместителя начальника ГУКР «СМЕРШ» начальнику управления фронта об оказании содействия, что свидетельствовало о важности акции.
Чекисты тепло попрощались с Сумцовым, пожелали ему благополучно возвратиться на свою сторону.
Вскоре на него наткнулись немцы и доставили под конвоем в штаб воинской части. В комнате, в которую ввели Сумцова, стояли три немецких офицера. Они с интересом разглядывали его. В их взглядах читалось явное недоброжелательство. Один из них посмотрел на Константина оценивающим холодным взглядом и неожиданно для Сумцова спросил по-русски:
— Зачем вы предали свою Родину?
Интонация офицера подчеркивала полное отвращение к изменнику. Не дождавшись ответа, он вышел из комнаты. Другой офицер через переводчика стал задавать Сумцову вопросы о части, в которой тот служил. Константин ничего существенного ему не рассказал, ссылаясь на то, что в этой части находился всего лишь неделю. Тогда офицер стал расспрашивать Сумцова о расположении войск на советском фронте, о причинах перехода его к немцам.
«Начинается…» — подумал Сумцов. Любая легенда должна быть максимально приближенной к правде. Незнание мелочей, деталей, нестыковка событий — вот что может погубить разведчика.
— Почему вы перешли на нашу сторону? — прозвучал вопрос офицера.
— Я не собирался… Но, случилась со мной беда…Я убил человека. Своего… Меня ждет трибунал… — Сумцов замолчал.
— Как это произошло? — офицер протянул Константину кружку с чаем.
— Повздорил с сержантом, выстрелил в него в упор. И я был выпивши…
Сумцова вывели из помещения, посадили в машину. Через полчаса автомобиль остановился около большого дома в каком-то населенном пункте. У входа стоял часовой. Сумцова в сопровождении солдат провели внутрь дома. В большой комнате за столом сидел майор. Он отпустил солдат и заинтересованно посмотрел на Константина.
— Садитесь и рассказывайте, как дошли до жизни такой, что побежали к нам, — на хорошем русском заговорил немец.
«Это уже серьезно. Абвер», — подумал Сумцов и не ошибся.
— Я слушаю, — в голосе майора чувствовалось нетерпение.
Сумцов повторил уже рассказанное ранее. Добавил:
— Нелепый случай. Кому хочется идти под трибунал? Я хочу еще пожить.
Немец слушал внимательно, делал пометки в лежащем на столе блокноте. Когда Сумцов закончил рассказ, майор жестко произнес:
— Сказочки рассказываете. Для детей.
— Можете проверить. У вас на нашей стороне наверняка найдутся свои люди.
— Да у нас везде есть свои люди.
— Пусть проверяют.
Случай с сержантом был разыгран как по нотам. После выстрела Сумцова холостым в грудь сержанту, тот свалился «без сознания». Задействованные в этой операции еще два человека вынесли на плащ-палатке сержанта и срочно увезли в «госпиталь». Пустили слух, что сержант умер. Впопыхах Сумцова не отстранили от командования взводом, и ночью он ушел к немцам.
— Фамилия сержанта? — потребовал немец.
— Николай Калашник.
— Давно находился в роте?
— Недели две.
— Совсем недавно, — сказал майор.
— Так на передовой же долго не живут, — как бы удивился вопросу Сумцов.
— Расскажите о себе. Подробно! — приказал немец.
Сумцов изложил свою слегка подправленную биографию, разумеется, опустив свою службу в пограничных войсках и в «СМЕРШ».
Майора интересовало всё: места, где Сумцов родился, жил и работал, его родственники, служба в Красной Армии.
— В школе вы работали старшим пионервожатым. Это значит, массовик-затейник, — заметил немец.
— Не совсем так. У пионервожатого другие задачи.
— Вы комсомолец?
— У нас вся молодежь состоит в комсомоле.
— Коммунист?
— Нет. Не довелось быть.
— А как относитесь к большевистскому правительству? Проклинаете их режим?
— Да нет у меня оснований ненавидеть советскую власть. Жил я не хуже других.
— Однако перешли на нашу сторону, к врагам.
— Что делать? Безвыходные обстоятельства.
Сумцов не лебезил перед немцем, держался с достоинством. Константину казалось, что немец был настроен дружески, но его внешнее дружелюбие скрывало желание проникнуть в мысли собеседника и разгадать истинный смысл его намерений.
Первое впечатление Сумцова было такое, что легенда срабатывает. Чем необычнее легенда разведчика, тем она действеннее. А его легенда была необычной. После бесконечных вопросов и ответов разговор немца с Сумцовым закончился, и его доставили в лагерь военнопленных. Он оказался в длинном бараке. С порога на него пахнуло тяжелым, резким запахом карболки, пота, тлена. Ему указали место на нарах. Лежа на жестких нарах, Сумцов мысленно подводил итоги всего с ним происшедшего, старался представить, что ждет его впереди. Шли дни, о нем, казалось, забыли. Но в том, что его помнят, Константин убедился после того, как немцы подводили к нему свою внутрилагерную агентуру. Таких попыток было несколько. Однако из этого у них ничего не вышло: Сумцов без большого труда определил агентов.
И вот настал день, когда с «перебежчиком» Сумцовым беседовал немецкий полковник. Он стремился получить согласие Сумцова на зачисление его в «Русскую освободительную армию». Для Константина это не было неожиданностью. Он видел, что представители гитлеровских спецслужб рыскают по лагерю, подыскивая среди военнопленных охотников служить «великой Германии». Обещают хороший паёк и другие льготы. Но в разговорах не до конца раскрывают свои карты. Так что можно оказаться в команде карателей или лжепартизанском отряде. А Сумцову надо в абвер. «Как же добиться этого, не вызывая у немцев подозрений?» — напряженно думал Константин. На память приходили слова чекистов, направивших его в тыл врага, о смекалке, находчивости, разумной инициативе разведчика. «Действовать напрямик, открыто предлагать свои услуги абверу, разумеется, нельзя. Лучше идти в обход. Но как?» — уже не раз спрашивал себя Сумцов, но ответа не находил. Сейчас ему предстояло дать ответ немецкому полковнику.
— Я устал от войны и хочу отдохнуть, — ответил немецкому офицеру Сумцов. Он твердо помнил поставленную перед ним задачу — заинтересовать собой гитлеровскую разведку и попасть в школу абвера. И только в крайнем случае идти на службу в РОА.
— Не хочешь служить у генерала Власова — пошлем в лагерь, — не скрывая своего раздражения, пообещал ему полковник.
«А если я перестарался и не попаду куда надо…» — забеспокоился Сумцов, но менять своего решения не стал.
Из лагеря Сумцова отправили в местечко Нойгоф в 12 км от Кенигсберга.