Смерть Артура — страница 8 из 28


107–108 Эрин: Ирландия; Альба: Шотландия; Альмейн и Ангельн: см. прим. к I.168.

198, 202–203 Леодегранс: король Камилиарда в Уэльсе, отец Гвиневеры. Упоминание Круглого Стола в строке 203 – это отсылка к легенде, согласно которой Стол был сделан для Утера Пендрагона, отца Артура. В «Повести о короле Артуре» Мэлори Леодегранс узнает от Мерлина о том, что Артур желает взять в жены Гвиневеру:

«Для меня это, – отвечал король Лодегранс, – самая радостная весть, какую случалось мне слышать, что столь могучий король, славный доблестью и благородством, пожелал обвенчаться с моей дочерью. Что до земель моих, то я отдал бы их ему, если б знал, что тем его порадую, да у него и так земель довольно, больше ему не надобно. Но я пошлю ему дар, который обрадует его куда более, – я отдам ему Круглый Стол, что получил от отца его Утера Пендрагона».

Песнь III

7 «на Бенвикском взморье»: см. прим. к I.185.


29 «Что злато зари, золотой Гавейн». Далее в тексте поэмы Гавейна снова сравнивают с солнцем (III.177–179 «как закат, что заревом зажигает мир»; IV.223–224 «звезда полдневная»), и «встающее солнце» было вышито на парусе его корабля (IV.142). Но здесь нет отсылок на тот факт, что его сила прибывала к полудню, а затем шла на убыль; между тем, это важный элемент рассказа об осаде Бенвика, где Ланселот нанес Гавейну серьезную рану, в то время как мощь того была на исходе.


55–56 Эти строки близко повторяют II.28–29 и в том же самом виде вновь использованы в другом тексте, где они вложены в уста сэра Лионеля. Впервые они появляются в третьем конспекте.


62 «Сталь стойкая» (в оригинале – steel well-tempered): та же формулировка употреблена по отношению к Ланселоту в строке 26 этой песни[7].

В рукописи строка выглядела как «Не сдержала клятв она» и была карандашом переправлена на «Не сдержали клятв они».


68 и далее. Подробнее об этой истории, намеченной здесь вкратце.


68–69 «Агравейн Суровая длань» (в оригинале – Agravain the dour-handed) это перевод «Agravain a la dure mayn»[8]. Так он именуется в романе «Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь», строка 110), где английское слово dour употреблено в устаревшем значении ‘крепкий, тяжелый’.


82–83 «Гахерис и Гарет».


86 Здесь и в строке 156 в оригинале слово battle (‘битва’) используется в значении ‘battle array’ (‘боевой порядок’).


89 Здесь в оригинале стоит архаичное слово ruth ‘раскаяние’.


100 Здесь в оригинале стоит архаичный оборот little liked her ‘мало ей нравилась’, т. е. ‘не нравилась’.

104 Здесь в оригинале стоит архаичное слово bewrayed ‘невольно выдавала’.


122 Здесь в оригинале стоит архаичное слово siege ‘сиденье’.


140–142 Эти строки повторяют строки 15–16 и 18 этой песни.


148 «лорд Логрии»: король Артур.

Песнь IV

29 Здесь в оригинале стоит архаичное слово fewte ‘след затравленного зверя’. Это слово встречается в рассказах о выездах на охоту в «Сэре Гавейне и Зеленом Рыцаре», как, например, в строке «Summe fel in þe fute þer þe fox bade»; в переводе моего отца (строфа 68): «По следу летели они [гончие] туда, где лис затаился».


41 Ромериль: Ромни в Кенте.


43 Частичный повтор строки II.108.


68 Леодегранс: см. прим. к II.198.


98–99 «Чистая лилия в черном поле»: см. прим. к II.134.


126 Здесь в оригинале стоит архаичное слово sheen ‘яркий, сияющий’.


126–128 У Гальфрида Монмутского говорится, что с внутренней стороны Артурова щита Придвена (см. прим. к IV. 186) был изображен образ Девы Марии, чтобы Артур ни на мгновение не забывал о ней. В аллитерационной «Смерти Артура» главное знамя Артура перед великим морским сражением описывается так:


Белая дева и дитя в руках ее,

Господин горних кущ – в главе щита.


В «Сэре Гавейне и Зеленом Рыцаре» то же самое говорится о сэре Гавейне, который, будучи предан Богородице (в переводе моего отца это строфа 28):


Изнутри щита начертал ее образ,

Дабы, к ней взгляд обращая, укрепляться в доблести.


134 Флер-де-лис (flower-de-luce или fleur-de-lys) – геральдическая лилия, знамя Бенвика (132); ср. IV.98 «и чистая лилия в черном поле» [Банова рода], и IV.158 «и Ланселотовых лилий не было».


144 «Грифон грозный». Изображение грифона (мифического зверя с головой и крыльями орла и телом льва) фигурирует в гербе Гавейна в аллитерационной «Смерти Артура» («a gryffoune of golde»); а в заметках касательно продолжения поэмы дальше того места, до которого она была дописана, говорится, что на щите Гавейна красовалось изображение грифона.


146 Здесь в оригинале стоит архаичное слово vaward ‘авангард’.


150 «Быстрые барки, бесстрашные дромоны». Слово дрóмоны встречается в описании морского сражения в аллитерационной «Смерти Артура»: там в Артуров флот входили dromowndes и dragges. В «Оксфордском словаре английского языка», где процитирована эта строка, dromond переводится как ‘очень большое средневековое судно’, а drag здесь определяется как ‘плавучая платформа или плот для перевозки грузов’.


154 Здесь в оригинале стоит архаичное слово targes ‘щиты’.


186 Придвен – имя Артурова щита у Гальфрида Монмутского (см. прим. к IV.126–128); оно же повторяется в «Бруте» Лайамона, но в ранней валлийской поэзии, как и здесь, так назывался корабль Артура.


210 Здесь в оригинале стоит архаичное слово roke ‘туман, марево’.

Песнь V

26 Здесь в оригинале стоит архаичное слово trewage ‘дань, подать’.

Поэма в контексте артуровской традиции

Более семи веков минуло с тех пор, как римские легионы покинули Британию, когда в середине XII века (вероятно, около 1136 года) появилось произведение, озаглавленное «Historia Regum Britanniae», за авторством Гальфрида Монмутского (который, к слову сказать, мимоходом упоминается в произведении моего отца «Записки клуба “Мнение”», опубликованном в томе «Саурон Поверженный». С. 192, 216). Об «Истории королей Британии»[9] говорилось (сэром Эдмундом Чемберсом в 1927 году), что «ни одно порождение воображения, кроме разве, «Энеиды», не сделало столько для созидания национального мифа». Чемберс употребил слово «воображение» сознательно. Считается, что книга Гальфрида Монмутского стала источником «исторической» (в противовес «романной») традиции в артурологии, но само это слово способно ввести в заблуждение, если не понимать под ним следующее: хотя труд Гальфрида и изобилует чудесами и фантастическими преувеличениями, вкрапленными в совершенно неисторическую структуру, тем не менее, написан он в «исторической форме» (то есть как повествовательная хроника событий, сухо и сдержанно изложенная на латыни). Содержание же историческим назвать никак нельзя, поэтому по отношению к нему употребляется термин «псевдоисторический».

В этой книге излагается история бриттов на протяжении более девятнадцати сотен лет, а жизнеописание короля Артура составляет не более четверти общего объема. Выдающийся ученый Р. Ш. Лумис назвал ее «одной из самых дерзких и удачных фальшивок» («Эволюция Артуровского романа», 1963). Однако в том же труде он пишет:

Чем больше изучаешь «Историю королей Британии» и методы ее составления, тем больше поражаешься бесстыдству автора, тем больше восхищаешься его изобретательностью, его искусством. «История» написана стилем отточенным, но не вычурным; в достаточной мере приведена в согласие с высокоучеными авторитетами и общепринятыми традициями; свободна от куда более фантасмагорических крайностей рассказчиков-conteurs[10]; якобы основана на весьма старинной рукописи; неудивительно, что magnum opus[11] Гальфрида Монмутского обезоруживал скептиков и был восторженно принят людьми образованными.

То, что «История» имела такой успех и так долго принималась на веру, – это воистину необыкновенный литературный феномен. О том, как к сему труду относился мой отец, я не знаю. Безусловно, он согласился бы с суждением своего друга Р. У. Чемберса, утверждавшего, что «История» – «одна из самых влиятельных книг, когда-либо написанных в этой стране». Вероятно, отец оказался бы солидарен и с К. С. Льюисом, который резко осуждал артуровскую часть книги в опубликованном посмертно эссе «Генезис средневековой книги» («Очерки по средневековой и ренессансной литературе», 1966):

Гальфрид, несомненно, очень важен для историков Артуровского Мифа; но поскольку интерес таких историков нечасто ограничивается сферой чисто литературной, они порою забывают сообщить нам, что это автор весьма посредственного таланта и с полным отсутствием вкуса. Львиная доля артуровской части сего труда приходится на несносное пустозвонство Мерлиновых пророчеств и на Артуровы иноземные завоевания. Последние, безусловно, наименее историчны и наименее мифологичны в том, что касается Артура.

Если реальный Артур и существовал, Рима он не завоевывал. Если легенда уходит корнями в кельтское язычество, то эта военная кампания не является ее частью. Это вымысел. И какой вымысел! Мы можем отказаться от неверия в того или иного великана или колдунью. У них есть друзья в нашем подсознании и в наших самых ранних воспоминаниях; воображение с легкостью допускает, что и в реальном мире для них найдется местечко. Но масштабные боевые действия, которыми небрежно исчеркана вся карта Европы, при том что в известную нам историю они не вошли ни в каком виде, – дело другое. Отказаться от неверия нам никак невозможно. Да мы этого и не хотим. Хроники бессмысленной и однообразно успешной агрессии читать отчаянно скучно, даже когда они правдивы; когда же они вопиюще, нелепо сфальсифицированы, они просто невыносимы.