— Совершенно верно.
— Следовательно, — заключила Баккара, — все эти преступления совершены в пользу маркиза по инструкциям сэра Вильямса.
— Все это в высшей степени загадочно, — пробормотал доктор, пожимая плечами.
— О! — воскликнула графиня. — В голове моей сейчас мелькнула ужасная мысль, от которой волосы становятся дыбом.
— Какая же это мысль, графиня?
— Прежде чем ее сообщить, вы оба дадите мне клятву, что будете молчать об этом, как в могиле.
Доктор и Роллан де Клэ торжественно произнесли клятву.
— Так слушайте: ужасная мысль, зародившаяся в моем воображении, есть та, что маркиз де Шамери не кто иной, как Рокамболь.
— Что вы говорите, графиня! — вскричал Роллан де Клэ. — Как вы можете предполагать!
— Я непременно должна его видеть и хорошенько в него вглядеться.
— Вы можете увидеть маркиза завтра же, — сказал Роллан де Клэ.
— Где?
— У меня. Я приглашу его к завтраку. Вы спрячетесь в другой комнате, откуда как нельзя лучше увидите и услышите его.
— Это невозможно, — заметил доктор.
— Почему?
— Потому что маркиза де Шамери нет в Париже. Он уехал три дня тому назад со слепым матросом.
— Сэр Вильямс, — прошептала Баккара, вздрогнув. На следующий день Роллан де Клэ получил от
Баккара записку:
«Прошу вас немедленно приехать ко мне».
Роллан поспешил в отель графа Артова. Он застал там доктора Самуила Альбо и увидел Баккара в мужской одежде.
— Поедем во Франш-Конте, — сказала она вошедшему Роллану, — в замок вашего покойного дяди. Он находится неподалеку от замка виконта д'Асмолля. Виконт и герцог де Салландрера с дочерью теперь там, а маркиз отправился к ним.
— Я к вашим услугам, — сказал Роллан, почтительно поклонившись.
Спустя час графиня Артова в сопровождении Роллана де Клэ была на дороге в Безансон.
Замок Го-Па находился в одном из ущелий Юры. Это было старинное здание времен крестовых походов, с толстыми стенами и башнями с остроконечными шпилями. Северная часть замка обращена была к глубокому, лишенному всякой растительности оврагу, южный же фасад выходил в сад, спускавшийся довольно круто до самого берега маленькой речки.
Дорога в замок проходила через деревню, затем влево шла, извиваясь по горе, к подъемному мосту.
Комнаты замка были меблированы с полной роскошью.
Виконт Фабьен д'Асмолль уже шестой день жил тут в обществе своей жены, герцога и герцогини де Салландрера с их дочерью Концепчьоной.
Виконтесса д'Асмолль очень подружилась с Концепчьоной. Последняя была влюблена в ее брата, а этого было достаточно, чтобы между ними возникла искренняя дружба.
Однажды вечером, через четыре дня после того, как Концепчьона писала Рокамболю, обе они спускались по тропинке, ведущей к речке.
— Послушайте, милая Концепчьона, — проговорила Бланш, — я не хочу больше скрывать от вас, на чем я основываю свои надежды. Я говорила с вашим отцом и открыла ему почти все.
— Что же он сказал?
— Он очень удивился и потом спросил, уверена ли я в том, что брат мой вас любит. На это я отвечала ему: с той минуты, как Альберт увидел вашу дочь, он страстно в нее влюбился, и я опасаюсь, что эта любовь отравит его жизнь, потому что он хорошо знает, что фамилия Салландрера знатнее и богаче.
— Я принял непоколебимое решение, — отвечал он, — предоставить моей дочери полную свободу в выборе мужа, и если только она любит вашего брата, то через месяц может сделаться маркизою де Шамери.
Концепчьона кинулась в объятия виконтессы д'Асмолль с восклицанием: «Милая сестра!»
В этот же самый день виконт д'Асмолль и герцог де Салландрера рано утром уехали на охоту.
До слуха Бланш и Концепчьоны долетели отдаленные звуки рожка.
Вскоре на тропинке показались два всадника — это были Фабьен и герцог, возвращавшиеся с охоты.
Бланш и Концепчьона пошли им навстречу.
Все четверо отправились по дороге к замку, как вдруг послышался звон бубенчиков, хлопанье бича и затем на дороге показался почтовый экипаж.
— Ах, это милый братец! — воскликнула виконтесса с детской радостью.
Концепчьона побледнела и казалась сильно взволнованной, что не ускользнуло от внимания герцога де Салландрера.
Спустя несколько минут экипаж остановился около них.
Рокамболь выскочил из кареты и кинулся в объятия сестры и брата. Затем, раскланявшись с герцогом де Салландрера и Концепчьоной и указав на сэра Вильямса, безмолвно сидевшего в экипаже, сказал Фабьену:
— Я привез с собой моего несчастного старикашку: мне жалко было оставить его одного дома.
— И отлично сделали, — отвечал Фабьен.
— Маркиз, — проговорил герцог де Салландрера, — завтра вы принадлежите нам.
— С удовольствием, ваше сиятельство, а что будет завтра?
— Облава на медведя.
— Браво! — весело вскричал Рокамболь.
На другое утро после своего приезда маркиз де Шамери, одетый в охотничье платье, отправился в комнату сэра Вильямса.
— Хорошо ли ты спал, дядюшка? — спросил он. Слепой утвердительно кивнул головой.
— Жаль, право, что ты слеп и не можешь видеть великолепных окрестностей замка.
Сэр Вильямс печально улыбнулся.
— Вот что, дядюшка, моя сестрица все еще уверена, что ты не понимаешь по-французски. Прошу тебя, прислушивайся хорошенько, что будут обо мне говорить эти дамы.
Спустя час герцог де Салландрера и Фабьен сидели уже на лошадях. Рокамболь, поклонившись виконтессе и Концепчьоне, стоявшим на крыльце, тоже проворно вскочил в седло.
Всадников сопровождали два пеших егеря, державших на своре восемь собак. За ними шел браконьер, который должен был указать охотникам берлогу медведя.
Виконт д'Асмолль подал сигнал к отъезду, и шествие тронулось. Рокамболь ехал позади всех.
Засунув руку под кафтан, он взялся за перламутровую рукоятку кинжала, следы которого остались на плече Цампы. «Я хотел бы испытать, — подумал он, — как эта игрушка убивает медведей». И Рокамболь зловеще улыбнулся.
В ста метрах от замка охотники разделились на две партии: всадники поехали по большой дороге, а егеря с собаками и браконьер отправились по тропинке. Условились сойтись у площадки.
Долина Черного оврага, где, по словам браконьера, находился медведь, была не более одного лье. На краю ее протекал ручей, через который был переброшен узкий и весьма ветхий мостик.
Поверх ручья раскрывались скалы, образующие в одном месте грот, где и скрывался теперь медведь, выходивший оттуда только по вечерам.
Площадка, где охотники условились сойтись, находилась на вершине этих скал.
Спустя час всадники выехали из соснового леса, и взору их предстала эта величественная панорама.
— Где же тут может скрываться медведь, и каким образом мы будем охотиться? — спросил герцог.
— Посмотрите, — сказал Фабьен, — вы видите тропинку вдоль ручья?
— Вижу.
— И сосновый ствол над пропастью в виде мостика?
— Да, да.
— По этому мостику пойдут наши егеря и браконьер. А вот и они!
— Где же пройдут собаки?
— Видите вы там другой овраг? — сказал Фабьен, указывая пальцем. — Собаки бросятся оттуда и выгонят медведя.
— А мы?
— Мы поедем верхами. Один егерь и браконьер останутся на скалах. Если мы не застрелим медведя, так его застрелит браконьер или егерь, прежде чем он успеет пробраться в свое логовище.
— Позвольте, — вмешался Рокамболь, — план ваш хорош, но я хочу несколько изменить его.
— А именно?
— Я отдам свою лошадь егерю, а сам займу позицию у входа в грот, — сказал Рокамболь, желавший во что бы то ни стало отличиться перед герцогом де Салландрера своей неустрашимостью. — Если мишенька ускользнет от вас, то будет иметь дело со мной.
— Сейчас видно, — сказал Фабьен, улыбаясь, — что ты индийский охотник.
В это время браконьер и один из егерей поднялись по скале, а другой спустил собак. Затем егерь, подойдя к входу в грот, крикнул изо всей силы.
— Мишенька дома! — сказал виконт, смеясь.
Прежде чем раздался первый лай собак, маркиз де Шамери спрыгнул с лошади, а герцог де Салландрера и виконт поскакали по крутому спуску к Черному оврагу.
По знаку Рокамболя егерь сел на его лошадь, пришпорил ее и поскакал вслед за герцогом и виконтом. Браконьер и Рокамболь остались на минуту одни, пока другой егерь поднимался по тропинке. Тут маркиз де Шамери зарядил свое двуствольное ружье и посмотрел в овраг, к которому в эту минуту подъезжали всадники. Взорам его представилось довольно странное зрелище: прежде всего он услышал внизу какой-то глухой шум, то был хриплый лай собак, раздавшийся в стенах грота и ослабевавший по мере того, как бесстрашная свора углублялась в подземелье.
Затем с противоположной стороны из кустарников прыгнула вдруг какая-то черная масса и пустилась бежать вперед. То был медведь.
Вслед за ним на том же самом месте показались одна за другой восемь собак, которые, остановясь на один момент, кинулись по следам зверя, плотно прижавшись одна к другой.
Герцог де Салландрера, Фабьен и егерь пришпорили лошадей и поскакали вслед за зверем.
Медведь мчался, как стрела, далеко оставив за собой собак. Рокамболь стоял несколько минут на вершине скалы с ружьем в руке, потом, когда охота повернула в долину, он спросил браконьера:
— Не воротился ли назад медведь по той же самой дороге, как и вышел из грота?
— Едва ли, — отвечал браконьер, — впрочем, может быть.
— Ну, так станьте же там, вы хорошо стреляете.
— Где там?
— В десяти метрах от кустарников. Если медведь пройдет оттуда, вы в него выстрелите.
— А я? — спросил егерь.
— А ты, любезный, оставайся здесь, на карауле.
— А где же будете вы сами, господин маркиз?
— О, это уж мое дело! — ответил Рокамболь с улыбкой.
Вскинув ружье на левое плечо, Рокамболь спустился по просеченной в скале тропинке до входа в грот. Там он преспокойно сел на мостик, положив подле себя ружье и кинжал, и, скрестив ноги, начал размышлять таким образом: