В Голливуде, в Олмстеде, я не стал загонять машину в гараж. Квартирка моя состояла всего из одной большой комнаты, раздельного санузла и крохотной кухоньки. Я постарался сделать так, чтобы каждый уголок моего пространства служил своим целям. Здесь был обеденный стол с двумя хромированными стульями – прямо на границе с кухонькой, и двуспальная кровать с торшером и тумбочкой – прямо на границе с ванной. Еще было здесь мое любимое старое доброе кресло-качалка с еще одним торшером и стопкой книг на полу – все это занимало третий угол комнаты. Единственное окно находилось в ванной, и сделано оно было из пузырчатого толстого стекла.
Перед тем как принять душ, я хлопнул три стопочки бурбона, и еще три после душа. Глянув на часы, я понял, что мне пора уже было проголодаться, поэтому снова вышел из дома и направился в свою любимую забегаловку, где заказал себе яичницу с беконом и румяным тостом и кофе. Но, поедая все это, я беспрерывно думал только о молодой женщине с перерезанным горлом и вспоротым животом. Съев только половину своего завтрака, я оставил на столе щедрые чаевые и вышел на улицу, где купил себе сразу несколько газет, но ни в одной из них ни словом не упоминалось об убийстве Эрхардт. Видимо, новость эта еще не просочилась в прессу.
В вестибюле Блэкстоун Билдинг было пустынно. На лифте я поднялся на третий этаж. Коридоры здесь тоже были пустынны, и я надеялся, что в моем незапертом офисе меня ждет такое же безлюдье. Но я ошибался – внутри оказалось полно народу.
Навстречу мне сразу же поднялся Бенни Стёрджен, словно щитом прикрывавший живот шляпой. Он был высок ростом, но не выше меня. Седые пряди в его волосах не старили его, а придавали ему «нестандартный» вид. Он был в очках в круглой оправе, каких я что-то не видел на нем на съемочной площадке. В рубашке без пиджака и в жилете. Глубокие складки на лбу и по углам рта.
Эл Нокс тоже был здесь – расхаживал из угла в угол с зажженной сигаретой. Тяжелые припухшие веки, ссутуленные плечи – словом, вид человека, которого спозаранок подняли из постели дурной новостью. Но в битком набитой пепельнице я заметил всего один свежий окурок – значит, Эл торчит здесь недавно.
– Итак, мистер Фостер… – начал было Стёрджен.
– Деннис, – бросился ко мне Нокс.
– Мистер Фостер, я настаиваю, чтобы со мной вы поговорили первым, – снова вставил Стёрджен. Говорил он с убедительностью человека, привыкшего отдавать распоряжения, которые всегда исполняются. Только шляпа, прижимаемая к животу, портила эффект. – Я пришел к вам по делу безотлагательной важности. Нам нужно срочно поговорить.
Я успокоил его имевшимся в моей обойме специальным для таких случаев взглядом и сказал:
– Сначала Эл, потом вы.
Я прошел к двери моего личного кабинета, отпер ее и впустил Эла. Я сел за свой рабочий стол, а Эл на один из стульев с прямыми спинками по другую сторону.
– Ты знаешь, что ты скотина? – сказал он, морща губу.
Я всплеснул руками.
– Эл, я действовал в рамках закона…
– Ага. А они теперь хотят повесить это на Роуз.
– Что-о?! – Я почувствовал себя так, словно кто-то перерезал кабель в лифте, в котором я ехал.
– Да. Они хотят повесить на Хлою Роуз убийство Мэнди Эрхардт.
– Кто хочет?
– Кто-кто… Полиция!
Я импульсивно подался вперед.
– Послушай, Эл, я видел место преступления, этого не могла совершить женщина! Во всяком случае, женщина с комплекцией Хлои Роуз. Может студия как-то заявить об этом официально?
Эл устало провел рукой по лицу.
– У нее был мотив. Эрхардт спала с ее мужем. А благодаря тебе, у нее нет алиби, зато у ее мужа есть. Мэру не нравится, когда пресса трезвонит, что полицейское управление склонно закрывать глаза, когда речь заходит о киношниках. В Харбор-Сити это тоже никому не нравится, поэтому они намерены выставить этот случай как пример. Когда бы они еще смогли выставить перед судом женщину с внешностью и известностью Роуз? Тем более что у нее даже нет гражданства. А теперь вот смогут, и пресса пройдется по ней со всей безжалостностью. И всем будет удобно.
– Ага, всем. Кроме Мэнди Эрхардт, чей настоящий убийца уйдет безнаказанным.
– Да, и кроме Хлои Роуз, чья карьера будет загублена. И кроме банковского счета студии.
Я откинулся на спинку стула и закурил.
– А как это у нее нет гражданства? Она же замужем за Розенкранцем, разве не так?
– Только вид на жительство. Они познакомились, когда он со своей первой женой жил во Франции. Ты в курсе, сколько лет ей тогда было?
– Сколько?
– По официальным данным, восемнадцать. А по неофициальным – даже меньше семнадцати, чуть ли не пятнадцать.
– Ну и что? Сейчас-то ей уже больше восемнадцати.
– А то, что все это теперь выплывет наружу – сколько ей было тогда лет или сколько не было… и вся эта ее история с каким-то там тюремным надзирателем…
– Каким еще тюремным надзирателем?
Нокс раздраженно отмахнулся.
– Да не знаю я, слухи это все, но слухи неприятные!.. А когда они смешаются с судебным разбирательством здесь, то представь себе, что получится. Говорю же тебе, газеты будут трезвонить без умолку неделями, а может, и месяцами.
Я покачал головой, пытаясь как-то соотнести эту хрупкую миловидную женщину, которую я видел вчера, с жестоким кровавым убийством.
– Но против нее же нет прямых улик, только косвенные.
– А им большего и не надо. Ее же не собираются за это повесить. Просто устроят шумиху с ее арестом, а то, что, может, и до приговора-то не дойдет, так кого это волнует? Волнует только нас. Вот нас это очень сильно волнует.
Я снова покачал головой.
– Я вижу, ты расстроился, – сказал Нокс.
– А ты пришел только для того, чтобы рассказать мне все это лично?
– Да, это и еще то, что ты уволен. – Он сунул руку в карман пиджака и, достав оттуда конверт, бросил его на стол. Но я даже не потянулся за ним.
Он печально покачал головой.
– Прости, Деннис, я знаю, что нехорошо так вот отматывать назад, но…
– Через старого друга иногда можно и перепрыгнуть. Я уже слышал это вчера. Мне это тогда не понравилось, а сейчас нравится еще меньше.
– Ну и отлично. Тогда просто возьми деньги и радуйся, что ты не вляпался глубже, чем уже вляпался. – Он затушил сигарету в моей пепельнице и встал. Потом, кивнув на дверь, сказал: – А если Стёрджен попытается втянуть тебя…
– Ой, не беспокойся. Я уже вне игры.
Потом, держась за дверную ручку, Нокс сказал мне:
– Мы же уже не на государственной службе, Фостер. Мы уже не народные слуги.
– Все мы кому-нибудь да служим, – сказал я.
– Вот хотелось бы мне знать, кому, по-твоему, ты служил сегодня ночью, – сказал он.
С этими словами он вышел, оставив мою дверь открытой и потом громко хлопнув дверью приемной.
Глава 11
Мне, конечно, хотелось как-то собраться с мыслями, прежде чем иметь дело со Стёрдженом, но он уже стоял на пороге. Шляпу он больше не прижимал к животу, а просто держал ее в опущенной руке. Выпятив грудь и вскинув подбородок, он изо всех сил старался изобразить нечто вроде гордого вызова, но получалось у него плохо, потому что он явно переигрывал. Тон его был сухим и строгим, когда он заговорил:
– Мистер Фостер, у меня есть для вас работа.
Я жестом предложил ему присесть, и он занял стул, соседний с тем, на котором только что сидел Нокс.
– Полагаю, мистер Нокс уже сообщил вам, что они подозревают Хлою в… – он перевел дыхание, – в том, что случилось с Мэнди.
Я затянулся своей наполовину недокуренной сигаретой.
– Да, сообщил. И это как-то сказалось на съемочном процессе? Вы сегодня не снимаете? – спросил я.
Он наблюдал за тем, как я курю, но по выражению его лица трудно было понять, что это было – отвращение к табачному дыму или желание тоже закурить. Я не стал предлагать ему сигарету.
– Из-за смерти Мэнди и из-за этих разбирательств полиции с Хлоей… мне пришлось утром отложить съемки. Но днем я должен буду отснять одну бобину пленки.
– То есть фильм не закроют, и съемки все-таки продолжатся?
– Эпизоды с Мэнди почти все уже отсняты. Мы просто попросим Шема переписать несколько финальных сцен, и все будет отлично.
– Вы имеете в виду мистера Розенкранца? Человека, чью любовницу убили сегодня ночью и чью жену подозревают в этом убийстве? Ой, ну я не сомневаюсь, что он охотно засядет за пишущую машинку.
На лице Стёрджена выразилось недовольство.
– Да, я имею в виду Шема Розенкранца. Но к чему сейчас подобные вопросы? Я пришел предложить вам работу. Не хотите узнать какую?
Не ответив, я продолжал:
– Для вас, наверное, было большим облегчением узнать, что съемки картины продолжатся? Вам ведь нужна эта картина, не так ли? От нее зависит ваша карьера. Или меня неверно проинформировали?
– Подождите, а что вы предлагаете?
– Я? Я не предлагаю ничего. Я только предполагаю, что у вас есть все основания не желать, чтобы на Хлою Роуз повесили убийство мисс Эрхардт. Тем более что с мисс Эрхардт вы уже распрощались навсегда.
Он встал.
– Ваши намеки возмутительны!
– Какие это мои намеки? Я, наверное, что-то пропустил? – сказал я и одарил его лучезарной улыбкой.
Он неохотно опять сел на стул.
– Но вы не намерены хотя бы выслушать мое предложение насчет работы?
– Вы хотите, чтобы я доказал, что Хлоя Роуз не убивала Мэнди Эрхардт.
– Совершенно верно, – ответил он с кратким кивком.
– Вы меня извините, но я не могу принять ваше предложение, – сказал я.
– Не можете? Но как же так, мистер Фостер?! Ведь эти неприятности возникли у нее отчасти и по вашей милости, так неужели вы не хотите помочь ей выпутаться из них?
– Я только что пообещал вашему начальнику безопасности держаться в стороне от этого дела. К тому же я и сам не хочу за него браться.
– Нокс взял с вас обещание не браться за мое дело?
– Нокс не брал с меня никаких обещаний, – произнес я, вставая. – Вся эта история была непривлекательной с самого начала. У вас, киношников, принято обращаться друг с другом как с декорациями, но я – не декорация. Я просто честный парень, пытающийся заработать на жизнь. Честно заработать. И такие истории мне не нужны. Так что в вашем сценарии нет для меня роли.