– Да. Виктория Абрамс. – И чтобы полиция потом не обвинила меня в разглашении материалов следствия, я поспешил сообщить Монтгомери о своих намерениях: – Если эта женщина и вправду совершила это, то я хочу, чтобы она была наказана. И я не верю, что полиция сможет это сделать, поэтому, если «Сан» напишет об этом, то, может быть, что-нибудь действительно сдвинется с места и справедливость восторжествует.
– Конечно, конечно, – сказал Монтгомери. По его приглушенному голосу я понял, что он зажал трубку между плечом и ухом, а тем временем, видимо, что-то записывал или листал.
– Разрешат они вам это опубликовать? Все-таки это не ахти какая новость.
– Нет, они опубликуют. Обязательно. Вы же по-прежнему знаменитость, и семья Хэдли кое-что значит в этом городе, хотя и вымирает… Ну, то есть я хотел сказать…
– Ничего страшного, я не обиделся.
– Я прослежу, чтобы это опубликовали.
– Отлично. Только проверьте эту информацию о Кливленде.
– Вот как положу трубку, так сразу проверю, – заверил он.
– Вот это, я понимаю, человек! Спасибо, мой дорогой!
И мы оба повесили трубки.
Я знал, что он сделает все, расшибется в лепешку, чтобы опубликовать это на первой полосе раздела городских новостей. Эта новость произведет фурор, и я буду восприниматься всеми как невинная жертва, буду печальным героем и прекрасным человеком. И если Ви объявят виновной в газете, то никого не будет волновать, виновна ли она на самом деле. Полиции тогда придется что-то делать. По крайней мере, Ви будет так считать. И поэтому ее самоубийство покажется закономерным поступком. Такой вот сложный и многоступенчатый у меня был план. На душе у меня немного полегчало, осталось ощущение добросовестно сделанной работы, даже появилась какая-то уверенность, какой-то прилив сил, когда я, выйдя из бара, направился через вестибюль к ресторанному залу.
Мы с Ви подошли к дверям почти одновременно. Она уже опять переоделась, и теперь на ней было темно-синее платье с широченным белым поясом вокруг талии, которого я никогда прежде не видел на ней и которое ей наверняка подарил Брауни. Она старалась выглядеть серьезной и, закусив губу, пыталась спрятать улыбку, но у нее это не получалось. Губы, вопреки всем ее стараниям, сами растягивались в улыбке. Она невольно тянулась ко мне, но тут же, видимо, одергивала себя. Видимо, уже приняла решение бросить Брауни, но пока еще не могла себе позволить совсем уж большой фамильярности на людях с другим мужчиной. Я чувствовал примерно то же самое – мне постоянно казалось, что полицейские ведут за нами скрытое наблюдение.
– Здравствуйте, мистер Розенкранц, – кокетливо произнесла она.
– Ви, ты выглядишь потрясающе, – сказал я.
Ви потупилась от комплимента.
– Я рада, что ты оценил. – Она шагнула ко мне и взяла под руку. – Ну, надеюсь, никто ничего такого не подумает, если я пройдусь под руку со знакомым джентльменом?
Хоть она и висела на мне, я почему-то не испытывал никакого смущения по поводу того, что собирался сделать позже. Как будто та часть моего сознания временно захлопнулась, отгородившись от того, чем я занимался сейчас. Так что с самым невозмутимым видом я повел ее в ресторанный зал.
Нас усадили за столик на четыре персоны в центре зала. Неназойливое приглушенное освещение люстр и свечи на каждом столе создавали атмосферу уюта. Обедали в ресторане, видимо, не только постояльцы отеля, но и жители окрестных кварталов. Официанты в смокингах быстро и бесшумно двигались между столиками. Другие официанты, только в рубашках, приносили и уносили подносы.
Я учтиво отодвинул для Ви стул и сам сел напротив. Она сразу же наклонилась вперед, и лицо ее, подсвеченное мерцанием свечи, выглядело так, словно мы сидели у костра и она собиралась рассказать мне страшную историю.
– Мы теперь все время будем питаться в таких ресторанах. И мне для этого не придется больше спать с какими-то бандитами. Наконец-то заживем по-человечески. – Ви мечтательно улыбнулась.
– Я уже жил по-человечески. Ничего особенного, – пожал я плечами.
Она надула губки.
– Ну, знаете ли, мистер Великий Писатель, не все же из нас имели счастье состоять в браке с кинозвездой и отдыхать на Ривьере.
Возможно, я напрасно выступил с этим замечанием – все-таки она имела право хотя бы немножко помечтать о счастливой жизни. Но мне в тот момент почему-то хотелось быть злым, и я добавил:
– И сейчас имею счастье состоять в браке с кинозвездой, я с ней пока не разводился.
Ви моментально вскипела.
– Теперь я твоя женщина, ты понял это?! И я ничего не хочу слышать о какой-то там жене или о ком-то еще! Мы с тобой вместе влипли в эту историю, и я имею такое же право на эти деньги, какое и ты!
– Да-а? То есть мы с тобой пара? А я думал, ты у нас только за деньги работаешь. Но, если мы с тобой пара, то как ты собираешься отвязаться от своего любовника-гангстера?
– Ах ты, старый сводник! Да ты… – Но она быстро справилась с эмоциями, смекнув, что ни к чему хорошему это не приведет. – Ладно, давай забудем. Сейчас это шанс для нас обоих начать все с нуля.
Глядя на ее старания, я почувствовал себя отпетым мерзавцем. Легонько сжав ее руку на столе, я сказал:
– Конечно. Ты права.
Выражение лица ее стало мягче, и она даже заулыбалась. По этой ее довольной усмешке я понял, что Ви все эти деньги считает своими.
Остановив проходившего мимо официанта, я заказал себе «Джин Рики». А Ви попросила «Манхэттен», и мы молча стали изучать меню. Со стороны мы выглядели вполне естественно – состоятельная пара, обедающая в дорогом ресторане. Подобный образ жизни когда-то даже был для меня нормой, но сейчас, в этот момент, мне просто казалось, что мы оба как будто играем на сцене или съемочной площадке какую-то сцену. И я невольно задался вопросом: буду ли испытывать такое же чувство, когда дело дойдет до осуществления моего плана. Но… об этом я сейчас думать не мог. Я не мог так рисковать. Не мог допустить, чтобы Ви что-то заподозрила.
И тут вдруг с порога обеденного зала до нас донесся громкий голос, и, повернувшись, я увидел направляющегося к нашему столику Карлтона Брауни.
Глава 20
Он решительно шагал к нам, а за ним семенил метрдотель.
– Нет, вы только посмотрите на нее! Сидит тут, прохлаждается со своим «кузеном»! – Слово «кузен» он выделил особой интонацией.
Подскочив ко мне, он схватил меня за руку, как раз то место, куда угодил мне нож для колки льда. Руку пронзила жуткая боль, у меня перехватило дыхание.
– Какой тесный отель-то, а? Все время встречаемся невзначай. Ну? Как поживаешь, «кузен»? – И он со знанием дела еще сильнее стиснул мою больную руку.
Потом, посмотрев на оторопевшего метрдотеля, объявил:
– Я сяду за этот столик. Будьте любезны, бутылочку красного вина, бутылочку белого и скотч для меня. – Он обвел нас взглядом и прибавил: – Нет, скотч для обоих джентльменов. – Он отпустил мою руку, и только тогда я смог выдохнуть.
– Мы уже заказали себе напитки, – сказала Ви.
– Ничего страшного. Выпьете больше, хуже не будет. – Он сел справа от меня и слева от Ви. – К даме поближе. Ей будет приятно.
Ви, потупившись, уставилась на скатерть и нервно теребила пальцами салфетку на коленях.
Я старался не смотреть в сторону Брауни, но у меня плохо получалось. Зато я теперь хоть разглядел его. Он оказался моложе, чем я думал – лет сорока, а может, и меньше. У него уже намечалась лысина, и сам он был крупным во всех отношениях – и рост, и мускулатура, и жир.
Нам принесли напитки, и я залпом выпил половину своей порции.
– Как это мило, что мы сидим тут втроем, – сказал Брауни. Его явно забавляло наше с Ви смущение. – А, Ви? – Он кулаком дотронулся до ее лица, давая понять, что за этим якобы шуточным жестом кроются далеко не шуточные намерения. Потом, повернувшись ко мне, спросил: – Простите, как ваше имя? В прошлый раз я был немного расстроен, так что запамятовал.
– Шем Розенкранц, – сказал я.
Он нахмурился.
– Это еврейское имя, не так ли? Ви, а я и не знал, что ты у нас еврейка.
– Я не еврейка! – с жаром, почти возмущенно, возразила Ви. – Я…
Даже не глядя в ее сторону, он жестом сделал ей знак молчать.
– Конечно, конечно. Да это и не важно. Мы все тут белые люди, так что какая разница. Но все-таки жаль, что я не знал, что ты еврейка, Ви. Тебе следовало признаться мне в этом.
Ви, потупившись, уткнулась взглядом в колени. Люди за столиками вокруг притихли, словно Брауни высосал всю энергию из окружающего пространства.
– Так какая все-таки между вами родственная связь? Я что-то не очень понял, – гнул свое Брауни.
– Карлтон… – начала было Ви, но он грубо одернул ее:
– Я не к тебе обратился! Тебя никто не спрашивает!
Ви притихла и еще больше потупилась, а он продолжал:
– Что ж ты не научил ее уму-разуму, а?
И он схватил ее за руку, так же, как до этого меня, и лицо Ви болезненно скривилось. Я никогда не видел ее такой испуганной, и ее страх пугал меня больше, чем злобная болтовня Брауни. Когда метрдотель принес наш скотч, а официант с подносом вино, я одним махом допил свой «Джин Рики».
– Ага… Значит, говоришь, Шем Розенкранц… – продолжал Брауни, не стесняясь обслуги и по-прежнему держа Ви за руку. – О, погоди-ка, а я вроде что-то читал в газете о твоем сыне. Его вроде бы убили?
– Да, мой сын умер, – сказал я. – Но его не убили.
– О, точно! Я же читал в газете! – И, многозначительно нахмурившись, он прибавил: – Но мне известно кое-что и не из газет. Его убили и пытались сжечь его тело.
Я силился угадать, болтает он просто или действительно что-то знает. Нервно поерзав на стуле, я украдкой бросил взгляд на Ви, надеясь по ее глазам понять, не рассказала ли она ему о нашей тайне, но она сидела, опустив глаза, словно девчонка, получившая нагоняй от родителей.
Вальяжно откинувшись на спинку стула, Брауни поймал за рукав проходившего мимо официанта.