— Эльза в курсе?
— Естественно, — Хагри кивает. — Я же служу престолу. Император сказал служить Эльзе так же верно, как я служил ему.
— Ясно. Спасибо, — и Маркус тянет на себя ручку двери. Интеллект из взгляда монстра куда-то пропадает.
— Стой! Стой! Ты же сказал, что отпустишь меня!!! Я все тебе рассказал! Все, что знал!!!
— Видишь ли, — очень тихо говорит Спенсер, но Хагри отлично его слышит, — у тебя был шанс. И, как я и сказал, тебе нужно было быть со мной откровенным. Но ты попытался лгать. И этот самый шанс потерял. Второго… я тебе не давал.
— Ублюдок!!! — кричит рыцарь, крепко сжимая клинок и готовясь к бою, хотя он и понимал, что победителем из этой схватки ему не выйти.
— И второе, — голос Маркуса становится еще тише, — мой Кошмар слишком долго не пробовал человечьего мяса.
За сим, Маркус закрывает за собой дверь, и вопль рыцаря мгновенно затихает.
— Обожаю здешнюю звукоизоляцию, — улыбается он Каре, которая все это время ждала его за дверью.
— Остальных рыцарей тоже Ему скормишь? — интересуется она.
— Нет, ему нельзя переедать. После каждого человека начинаются проблемы… с контролем.
— Тогда я даю приказ?
И Маркус кивает. Мысленно Кара обращается к своим девушкам, находящимся в третьей, шестой и девятой комнатах.
Получив приказ, они практически одновременно извлекают из изголовий постелей искусно спрятанные там кинжалы. Ни один из рыцарей этим вечером не покинет «Языки пламени». А Кара в очередной раз рада тому, что все постельное белье в ее заведении красного цвета…
Глава 2. Молотом по наковальне
В известной на все тринадцать королевств кузнице идет слаженная работа. Молоты дружно стучат по наковальням, раскаленный металл приобретает желаемую форму и затем отправляется в ледяную воду, вызывая обильное испарение, сопровождающееся характерным звуком.
Около двух десятков молодых парней, мечтающих перенять все тайны прославившегося мастера, ежедневно выполняют здесь свою работу, за которую им, между прочим, еще и платят. Начало дня не отличалось от всех других. Мастер явился, объяснил пару новых для учеников моментов, кое-чего показал, а затем раздал указания. Все их поделки продавались по весьма неплохой цене. Их учитель забирал себе их часть в качестве оплаты за обучение и материал, но все остальное оставалось им.
Многие из юношей (большая часть) были и вовсе из других городов, а некоторые и юношами не были — пришли, чтобы работать под эгидой известного кузнеца, да еще и научиться кое-чему новому. Но все они, все девятнадцать человек, пали ниц, когда в кузню вошел не менее известный в Айронхолле мужчина — граф Дракула.
— Продолжайте работу, — негромко приказал он, направляясь вглубь кузницы, туда, где творил самый главный кузнец, владелец сего заведения.
И он, выполнив очередной удар по раскаленному клинку, поднимает взгляд на незваного гостя. Недовольно вздыхает и совершает еще один удар. Когда лорд города приближается на довольно близкое расстояние, кузнец первым начинает разговор:
— А… Ваше графшество, — сказано без особого энтузиазма, — давненько не виделись. Простите, что руку не протягиваю — боюсь замарать Ваши дорогущие перчаточки.
— Нет времени на остроумные пререкания, Бруно.
— У тебя никогда его нет, — Морфи улыбается, опуская клинок в ванну, наполненную водой. — Если ты по делу, то приступай.
Бруно Морфи, известный ныне как один из самых искусных кузнецов в Тринадцати королевствах (а некоторые считают его первым в этом деле), был высоким и мускулистым мужчиной. Фигура, достойная самого настоящего атлета, была красноречивее любых слов и с легкостью выдавала если не рыцаря, то кузнеца уж точно. К слову, Бруно успел побывать и тем, и другим.
— Эльза жива, — двух слов иногда бывает достаточно, чтобы полностью изменить и выражение лица собеседника, и тон его голоса, и даже его внутреннее эмоциональное состояние. И конкретно эти два слова заставили Бруно не на шутку испугаться… но не за себя.
— Как? Она же в прах рассыпалась… Кара её прям испепелила!
— Как я понял, она не умерла. Переродилась, или что-то вроде того, — Маркус покручивает свою трость, выдавая небольшое напряжение. Возможно, из-за новости про Эльзу, а может быть и из-за самого Бруно.
— Что теперь? — Бруно спускается вниз. Все это время он находился на небольшом возвышении типа платформы или сцены, на которую вели ровно семь ступенек. Сейчас же он стоит рядом с бывшим другом.
— Пока будем жить, как жили, но готовимся к нападению. Мы убили всех, кого она послала, но, бьюсь об заклад, это просто свиньи, посланные на убой.
Бруно совершает незначительный кивок.
— Легко людей убивать стало, а, Маркус? Убили всех, — Бруно усмехается. — Словно о животных сказал. Правильный ты себе псевдоним взял. Еще на кол сажать начни.
— И начну, — холодно парирует Спенсер. — Чтобы прихвостни Эльзы видели, что бывает с теми, кто приходит в Айронхолл с войной.
Бруно снова кивает, затем облизывает пересохшие губы. Все это время он смотрит себе под ноги, а вернее — под ноги Маркуса. В то место, куда упирается кончик его трости.
— Потому я и ушел. Ты стал монстром.
И Бруно разворачивается, чтобы уйти к своему рабочему месту.
— Из-за этого? А я думал, из-за Эбигейл.
Бруно снова смотрит на Маркуса, раздумывая, стоит ли поддержать эту тему, или нет. Развивать ее — все равно что подливать масла в огонь. Но он не сдерживается.
— И из-за нее тоже. Не мог я больше сражаться бок о бок с тем, кто бросил свою жену лишь оттого, что та потеряла ребенка.
— Потеряла ребенка?! — Маркус взрывается. На мгновение вся кузница погружается в абсолютную тьму — гаснут все огни, свечи, лампы. Даже в жаровнях огни пропадают. Но лишь на мгновение. А затем все появляется вновь.
Граф стоит с закрытыми глазами, совершает глубокий вдох. Очень медленно. Задерживает дыхание. Стоит так несколько секунд, и лишь затем выдыхает.
Теперь открывает глаза.
— Я расстался с ней не потому, что она не смогла мне родить, — очень спокойно произносит нарекший себя Дракулой человек. — А потому, что Кара с трудом спасла ее. Сказала, что плод практически ее убил. Если бы не Кара и ее магия, Бруно… она была бы мертва. Думаешь, она не забеременела бы вновь? И какова вероятность, что плод не убил бы ее во второй раз? И даже если не беременеть совсем… что это за жизнь? Для девушки. Она мечтала выйти замуж, нарожать кучу детишек. Жить счастливо со своей семьей. А какую семью… могу дать я? Я уже и сам не считаю, что являюсь человеком… и порою не могу себя сдержать. Что за жизнь… я мог ей подарить? Я любил ее, Бруно. И лучшее, что я могу для нее сделать — это отпустить. Даже продолжая любить.
Бруно опускает глаза.
— Ты никогда не говорил мне этого, — кузнец глотает ком, подступивший к горлу.
— А ты никогда не спрашивал. Просто объявил, что уходишь.
— Ей было тяжело. Я просто поддерживал ее после того, как ты ее бросил.
— И потрахивал заодно, — Маркус хладнокровен. Ни один мускул на его лице не вздрагивает, пока он ведет эту беседу.
— Ты первым начал ей изменять.
— Это не твое дело, Бруно. И я пришел не за тем, чтобы обсуждать давно забытые годы.
— Если ты действительно оставил Эбби из-за того, что не хотел сделать ее несчастной… — не унимается Бруно, — то зачем тогда женился на Эльрикель? Или ее не жалко? Ее чувства… тебя совсем не волнуют?
— Эльрикель — гомункул. Она не может иметь детей. Не может иметь семью. Она и не человек вовсе.
Морфи поражается, насколько бесстрастным остается Маркус, говоря все это.
— Скоро может начаться война, — граф по-прежнему предельно спокоен. — И я бы не отказался от возвращения своего полководца.
Бруно отрицательно качает головой.
— Я не могу, Маркус. Прости, но не могу. Не могу оставить Эбби вдовой, а детей сиротами. И даже если ты пообещаешь, что обеспечишь их после моей смерти… всё равно не могу. Ибо и ты не вечен. Поддержать — поддержу. Доспехи, оружие… но сам возьму меч в руки лишь затем, чтобы положить его на наковальню.
Впервые за все время разговора граф опускает глаза в пол. И, кажется, его взгляд даже слегка печален.
— Береги свою семью, Бруно, — очень тихо говорит Спенсер, но Морфи его отлично слышит. — Был рад снова видеть тебя. В трезвом уме и добром здравии.
И теперь граф направляется к выходу. Он не видит, что Бруно провожает его взглядом, и не знает, что после его ухода и сам отправляется домой, чтобы увидеть жену и двух дочерей. Он не скажет им об Эльзе. Не скажет, что грядет война. Не потому, что не верит Маркусу… напротив, если Спенсер говорит, что войне быть — так оно и будет. С тех пор, как они ушли с гладиаторского городка и долгое время странствовали, будущий граф не ошибся ни разу — всегда знал, куда идти и что делать. Знал, как и где скрываться. Знал, с кем стоит заводить разговор, а кого лучше избегать. Тогда он еще не успел превратиться в хладнокровного монстра, коим является сейчас. Тогда… он еще был человеком.
И потому война будет.
Бруно знает это.
Но не скажет о ней семье лишь по одной естественной причине — он хочет, чтобы его девчонки пожили в мире столько, сколько это будет возможно. Он хочет, чтобы война пришла в Айронхолл в самый последний момент. И еще он не хочет, чтобы Эбигейл волновалась. Для нее и их третьего ребенка, чье сердце уже бьется, волнение — не лучший друг.
***
Бегриф никогда не думал, что уйдет от родимых гор так далеко. Будучи дворфом, он вообще не питал особой любви к путешествиям, но, увы, так легли обстоятельства. Долгое время он не мог найти себе подходящих спутников, и вечно со всеми ссорился. Парочку даже лично и прибил своим молотом — размозжил им черепа, когда узнал, что всю дорогу ему попросту лгали. А дворфы не любят, когда их обманывают. Бегриф, по крайней мере, очень этого не любил.
А еще дворфы не любят, когда их путают с гномами. Терпеть не могут.