— Бросаешь мне вызов, морячок?
— Если бы я был на палубе, а не в трюме, то не так легко вам было бы взять нас на абордаж.
— Чего ж ты не встал, когда капитан спрашивал о храбрецах?
— Жить хотелось. Но я не позволю какой-то шлюхе называть меня евнухом.
Ее левый глаз немного дернулся.
— Что ж, — она делает два шага назад. — Развяжи ему руки и дай саблю. Если победит — дайте ему уйти.
Когда мужчина вышел вперед и немного размялся, покрутив саблю, дуэль началась. Мужчина принял позу, какую принимают фехтовалищики, стал слегка двигаться, готовясь к выпаду. Все это время Кассандра молча смотрела за представлением, оставаясь недвижимой. Ее тело было расслаблено, а стойка совершенно не походила на стойку человека, готовящегося к поединку.
И тут он наносит удар — резкий выпад. И поединок заканчивается: Кассандра парирует удар с нечеловеческой скоростью и пронзает морячка насквозь. Удивленный взгляд мужчины заценили буквально все, кто находился перед ним. Исключением был разве что Карлейн — он же, раскрыв рот, смотрел на Кассандру. На ее лицо (он как раз видел сейчас ту половину, где не было шрама), на ее целеустремленный взгляд, на положение тела, замершего в момент первого и последнего выпада.
— Безупречна, — шепчет Карлейн — и Кассандра его слышит.
— Что ты сказал? — она поворачивается к нему лицом, все еще держа свою саблю в груди того морячка.
— Вы безупречны, — повторяет Карлейн. — В жизни не видел ничего прекраснее.
И лицо Кассандры довольно сильно видоизменилось. Но ненадолго. Взяв себя в руки, она вынула саблю и протерла ее лезвие об одежду убитого мужчины.
— Тело за борт, — говорит она. — Рассчитайтесь на первый-второй. С того конца.
Пошел отсчет. Когда очередь дошла до Карлейна, он назвался первым. А когда отсчет закончился, Кассандра объявила, что все вторые отправляются на «Дыхание смерти».
— А те, кто первый, — Карлейну показалось, что она задержала на нем свой взгляд, — остаются здесь. Под моим командованием.
***
Бал закончился, и все гости разошлись кто куда. Кто домой, кто в одну из комнат замка. Пути Элеонор и Маркуса также разошлись. На его предложение провести последнюю ночь вместе Элеонор ответила категорическим отказом, после чего он направился искать ласки в объятиях других женщин. Элеонор ставила на ту синевласку.
— Где Аква? — спрашивает она Хейзела, ведя его в свою спальню. — Она вернулась к тебе после того, как подошла к нам с Маркусом вместе с тем солдатом?
Хейзел отрицательно качает головой.
— То есть после этого она пропала и не возвращалась?
Ответ утвердительный.
— Она тебе нравится?
Ответ утвердительный, после которого Элеонор тяжело вздыхает. Хейзел вопросительно смотрит на мать.
— Мне кажется, она не та, за кого себя выдает.
Когда они проходят в спальню графа, она тут же отмечает незнакомый мерзкий запах.
— Это вонь камеры, графиня, — слышит мерзкий хриплый голос, шепелявый. — В темнице все так пахнут. Сходите как-нибудь.
Элеонор бросает взгляд на кровать, но шкуры там нет.
— Это ищешь? — старик сидит в угловом кресле. Шкура лежит под его ногами, босыми и грязными. — Ты ведь знала, что шкуру нельзя оставлять. Это разве не первое правило оборотня? Но… так хочется… быть человеком. Да?
Элеонор хочет выскочить в коридор через дверь, но та тут же захлопывается.
— Ты могла бы сбежать, — говорит старик. — Но в этом случае я убью волчонка.
— Кто ты такой?
— Тот, кому дружок твоего муженька выбил почти все зубы. Это больно. А теперь еще и слова стали какими-то… смешными. Тебе не смешно? Разве моя речь не кажется смешной?
Кажется. Учитывая, что последний вопрос прозвучал как «Лазве моя лечь не казется смифной?», кажется. Но ситуация немного жутковатая.
— Вот как я поступлю, графиня, — продолжает жуткий дед, — я вставлю себе зубы, воспользовавшись твоими. И, если ты не станешь сопротивляться… и волчонок не станет… вы оба останетесь живы.
Элеонор чувствует угрозу. Нутром своим чувствует. Она понимает, что сил ей не хватит. Старик — не обычный человек. А учитывая, что выбрался из темницы…
— Что ты решила?
Хейзел стоял прямо перед матерью, пытаясь защитить ее собою. И готов был ринуться в бой, когда бы старик встал со своего кресла. И потому Элеонор сначала аккуратно отодвигает своего защитника в сторону.
— Что бы ни случилось, сынок, не вмешивайся.
Яростный взгляд Хейзела был совершенно не похож на признак согласия.
— Так нужно, — говорит она.
Но Хейзел помнил, что сказала ему несколько дней назад Аква — что мама скоро умрет. И он понял, что это тот самый момент. И Хейзел во что бы то ни стало защитит ее.
И первое, что он сделал, это вновь встал между ней и стариком и сжал маленькие кулачки. А мысленно стал взывать к подруге. «Аква, пожалуйста, помоги!»
***
Гелегост и Лиагель сидели в беседке графского сада. Он не знал, как еще отвлечь эльфийку от ее раздумий. И еще он не знал, где теперь Кирилл. Он думал, что после спаривания с той самкой он вернется в Лиагель. Соврет ей, но будет с ней. А он пропал. И Гелегост теперь не понимал, как быть и что делать. Он не умел утешать чужих самок, так как утешить он мог лишь одним способом — но так было делать нельзя. Ведь Кирилл ему как бы друг.
— Ты что-то знаешь, да, Гелегост?
— Нет, Гелегост не знает. Он знает только то, что вообще ничего не знает. Гелегост глупый.
— Про Кирилла ты что-то знаешь. Но молчишь. Ты вернулся сам не свой. И не отходил от меня веьс вечер. Что случилось?
Она смотрит ему в глаза, и Гелегост тут же их прячет.
— Гелегост, скажи мне. Пожалуйста. Если бы что-то случилось с Кириллом, ты бы уже сказал. Скрывать бы не стал. Выходит, случилось что-то не с ним, а он… что-то сделал, да?
Гелегост молчит.
— Что-то плохое он сделал, да?
Гелегост хмурится, но молчит.
— Гелегост… Кирилл… был с другой девушкой?
По лицу Гелегоста все понятно. И она больше не задает вопросов. Отворачивается и смотрит на звездное небо. Поднимает ноги на скамейку и обнимает их. Ей становится грустно. Прежде она не испытывала душевной боли — и она ей не совсем понятна. Она ей в новинку.
— Может быть, та женщина — ведьма? И она околдовала Кирилла? Может быть, Гелегост неправильно понял? Он не видел, чтобы они спаривались. Гелегост лишь видел, как она взяла его за руку. Гелегост глупый — он может неправильно понять.
— На этот раз… Гелегост всё понял правильно. И… спасибо тебе… что не оставил одну.
И Гелегост тяжело вздыхает. Он совершенно не знает, как утешить друга-девушку не тем способом, про который он знает. И потому просто неуверенно поднимает свою руку, держит ее над головой девушки некоторое время, а затем опускает и начинает гладить эльфийку по голове. Очень медленно и аккуратно, чтобы не сделать больно.
— Держись, женщина. Нужно… быть сильной, — это всё, что он смог сказать. Хорошо, что он не видел, как этот момент эльфийка плакала — тогда бы он решил, что всё-таки сделал ей больно.
***
Карлейн — настоящий Карлейн — стоит на корячках и отмывает палубу от крови. Равно как и почти все, кто остался на «Анелле». Но делает это ровно о тех пор, пока к нему не подходит кто-то из пиратов.
— Тебя старший помощник зовет, — говорит он, пиная Карлейна в зад. — Поднимайся!
— Кто зовет?
— Кассандра, — после чего пират сплевывает прямо туда, где Карлейн только что все начисто вытер.
— Зачем так делать?
Пират широко улыбается, демонстрируя промежутки между зубами, образовавшиеся ввиду отсутствия некоторых из них.
— Потому что ты трусливая гниль. Как водоросль, — он облизывает губы. — А теперь… иди к ней, дерьмо.
— Какой-то Вы… грубый, — Карлейн аккуратно кладет тряпку в ведро, после чего медленно направляется в каюту бывшего капитана.
Кассандра восседает за тяжелым деревянным столом. Перед ней стоит бутылка рома и две кружки. Есть еще кое-что из еды и немного фруктов — всё это везли на острова для продажи, но теперь уже, видимо, неважно.
— Как тебя звать? — спрашивает Кассандра, наполняя одну из кружек ромом.
— Карлейн, мадам.
Она фыркает.
— Как угодно, только не мадам. Лучше старший помощник. Если наедине… зови меня Кассандрой.
— Как скажете, старший помощник.
Она оценивающе смотрит на его не совсем еще развитое тело. Если бы она видела другого Карлейна, который в краткие сроки довел точно такое же до предела его возможностей, то весьма сильно бы удивилась. Сейчас же она почти не верила, что их этого можно что-то состряпать.
— Так что ты там сказал? На палубе? Как ты меня назвал?
Он потупил взгляд.
— Я сказал, что Вы… безупречны. И что я в жизни не видел ничего прекраснее.
Она хмурится, смотрит сначала на висящую неподалеку картину, затем снова на Карлейна, затем на бутылку рома, затем на сам ром в ее стакане, затем снова на него. Вздыхает.
— Давай на «ты», Карлейн. Я не бабка старая. Ненамного тебя старше. Так… ты и правда считаешь меня… красивой? Даже несмотря на… это? — она берет со стола кинжал и кончиком его лезвия указывает на шрам.
— Он лишь… подчеркивает… твой темперамент.
С ее лицом (вернее, с эмоциями, которое это лицо выражает) происходит что-то непонятное.
— Ты либо трусливый лжец, каких мало, либо извращенец и псих. Ты же понимаешь?
— Конечно, — он кивает.
Кассандра щурится, затем встает. Обходит стол, подходит к нему почти вплотную. Видит, как дрожат его губы. Касается его груди рукой, ведет ею вниз, по животу, а затем сжимает его ствол через одежду.
Удивляется, когда понимает, что его орган всё же набух.
— Так ты… не лжешь? — она стоит, продолжая сжимать его крайнюю плоть в руке.
— Никак нет, — он глотает скопившуюся слюну, чтобы смочить пересохшее горло.
И теперь она разжимает пальцы, отходит от него, поворачивается спиной. Он осматривает ее фигуру, изгибы тела — то, как тонкая талия расширяется переходя в таз и бедра. Смотрит на ее упругий аппетитный зад и понимает, что член уперся в штанину, и его было бы неплохо слегка поправить, а то становится даже немного больно.