И тут до нее дошло!
Именно из-под земли не достанут! Борису надо умереть. Погиб, понимаете, в автомобильной катастрофе, взорвался — сгорел дотла… Нет, это слабо. Не такие они люди, чтобы поверить, будто малый, который у них шарахнул пару миллионов, сгорел без остатка.
— Что ты все дуешь шампанское и молчишь как рыба?
— Сейчас!
И опять пробежалась мыслью вперед-назад. Как мышь, запертая в клетке. Ни к селу, ни к городу вспомнила, что она докторша, хирург… зарезать мне его, что ли?.. Хирург челюстно-лицевой. Вот оно!
Надо найти двойника… Казалось бы, дело, возможное только для кино, романов, а еще для людей типа Горбачева или Гитлера. Так оно и есть — с одной стороны. Но вот найти человека, лицо которого после не особенно трудной операции приобретет нужные черты, наверное, уже не так сложно. При определенных усилиях, потраченных на поиск, она бы, наверное, даже могла выбирать из нескольких: чтоб операция действительно попроще и чтоб клиент посговорчивее.
Но это еще не все. Через какой-то точно выверенный срок она делает операцию и Борису… Потом двойник погибает, причем целехоньким, полученные деньги спрятаны (по версии, отданы крупному лицу на уровне Собчак-Силаев-Бакатин). Тайна окна унесена в могилу… Торжественные похороны…
— Надька! Неужели правда увернемся?!
— Стоп, — она вдруг подумала, — «увернемся»! Ты-то увернулся. А я?! Они же из меня за свои деньжищи… Неужели поверят, что я прям ничего не знала? Хоть какая-то зацепка да в памяти у меня есть.
— Спокойно! — закричал Борис. — Это уже детали!
— Ни хрена себе, «детали» — они меня будут на атомы раскладывать…
— Да есть нормальный выход, Надюль! Я умру, но перед этим мы разведемся.
— В смысле?..
— Ну что… как будто я завел себе новую бабу. Ты рвешь когти к Роберту: мол, усмири старого козла. Я объясню тому же Роберту, что влюбился, что в качестве отступного даю тебе квартиру и Коктебель…
— Много даешь — подозрительно!
— Надьк! Ну жалко же им-то все оставлять… Ладно. Давай один Коктебель — он дороже.
— Дурак! Мне-то, по идее, будет нужнее Москва, квартира!
— Да, правильно… — Он покачал головой. — Жалость какая!
Помолчали, попили, поели… Разговор, конечно, разговором, судьба, может, в самом деле именно сейчас и решается. Но пожрать хорошо и кирнуть они тоже очень любили!
Вдруг Надька буквально оттолкнула от себя банку с паштетом:
— А ты не думаешь, между прочим, что они меня пришьют?!
— С какого это, собственно говоря, уха?
Конечно, у него уже не то к ней стало отношение. Вот и грубость может запросто ляпнуть. И развод тоже пришел ему на ум неспроста — значит, хочется с какой-то блядешкой гульнуть под конец. И ни грамма не подумал, что Надьку могут шлепнуть, как опасного свидетеля… А между прочим, закончила она эти суровые размышления неожиданно просто и по-житейски: «Чего поделаешь? Десять лет уже хороводимся».
Борис за то время, пока она молчала, глядя на него своими зелеными глазами, и сам без труда во все врубился: бизнесмен-то со стажем. И понял, что да, действительно — вполне могут уконтропупить. А Борис готов был поклясться чем угодно: он этого совсем не желает! И хотя какая-то там снегурочка в самом деле путалась между ног, но причем здесь?!
Как в старые времена, он перегнулся через стол, положил ладонь ей на «холку»:
— Это, говорю тебе, детали, Надьк. С этим я разберусь!
— Ты вот как будешь разбираться, Боря… послушай меня! Три четверти «зеленых» в банк на мое имя! Они долго, не мигая, смотрели друг на друга.
— Зря обижаешь!
— Ведь тебе известно, Борис, я ни цента не украду. Все будет наше. А вернее, твое. Но мне нужна… гарантия.
— Гарантия?! — Он буквально исходил злобой, да еще и литр виски внутри. — От родного мужа тебе нужны гарантии?! А если я?..
— А «если ты», тогда я в мероприятии не участвую!
Прожили несколько дней в напряженке, потом обтерпелось. Да почему бы, собственно, и нет? Борис, несмотря на свою не самую высокую образованность, всегда был человеком с глубоким пониманием ситуации. И он многое просек. Например, что Надька, если в подробностях и не знала о его котовских похождениях, то глубоко их интуичила… А в подробностях, кстати, не знала лишь потому, что умела себя сдерживать, умела не портить ему жизнь… Так рассудил Борис и, по всей вероятности, был недалек от истины. Потому теперь, когда он сообщает, что для успеха операции будет трахаться с очередной красоткой (причем рекламно — опять же для успеха операции), а она, Надька, в это время должна делать черновую работу: оперировать и обслуживать двойника, а в перерывах изображать перед партнерами покинутую жену и при этом знать, что тебя могут угробить — просто как лишнее звено в цепи… так неужели Надька в такой ситуации не может потребовать себе каких-то гарантий?
Конечно, гарантии эти были оскорбительны, но и Надьку надо понять.
А что здесь такого? В начале нового дела партнеры заключили контракт. Пусть даже этими партнерами оказались муж и жена… Не по-русски это, говорите? Чепуха! А наркотиками торговать по-русски?
Короче, они приступили к осуществлению своего плана. Надька занялась поисками кандидатов на двойника. А Борис как бы углубился в сферу мерзейшего, в сущности говоря, бизнеса, своей кипучей работой вселяя в партнеров все большую неуверенность. Он отвечал за сырье и продукцию на территории СССР. И восточным партнерам морочил голову о необходимости расширить опийные плантации с будущего сезона, а западным толковал, что Средней Азии с ними неинтересно иметь дело и те требуют увеличить закупки товара, иначе уйдут на другие рынки. А найти новых заготовителей в обозримом будущем вряд ли удастся!
Западные же партнеры, словно бараны в каменную стену, уперлись в суровый пограничный контроль. Пара «почтальонов» с первоклассно убранным товаром была заловлена: один — в Шереметьеве-2, другой — на трапе парохода в Одессе. И хотя люди эти были с полностью обрубленными связями и заложить никого не могли, фирма понесла очень ощутимые убытки!
Роберт Серман, американец эстонского происхождения, а может, эстонец американского, с понтом, корреспондент филадельфийской газеты «Монитор» или что-то в этом роде, а на самом деле директор московского отделения фирмы, собрал совещание, чтобы обсудить создавшуюся… и так далее. По правде говоря, оно было сильно похоже на те советские совещания десятилетней давности, когда план горит, а делать что-то надо, в смысле отчитываться перед начальством… В таких случаях обычно рапортовали: мол, провели расширенное совещание с привлечением всех крупнейших специалистов, выводы которых в настоящее время изучаются… А наверху что, не люди сидят? Они же понимают, план на пустом месте не выполнишь, а руководство предприятия «прилагает усилия» — ну, глядишь, и выгородят перед более высшим начальством, перед каким-нибудь там ЦК или Совмином…
Однако в той корпорации, о которой идет речь, все обстояло отнюдь иначе. Никто никого покрывать не собирался да и не мог. Отчетность шла только по конечному результату, то есть по заработанным пачкам «зеленых бабок». И, всех облаяв под конец, Роберт попросил Бориса остаться для короткой дружеской беседы.
— А я здесь при чем? — Борис якобы хмуро пожал плечами. — Я свою работу колочу. Даже с перевыполнением плана…
— Мне твоего перевыполнения не надо, — сказал Роберт злобным шепотом.
Он, кстати, внешне совершенно не был похож на мафиози. Такой, знаете ли, замороженный интеллигент, пессимист-эстонец, который в любую самую летнюю погоду берет с собой зонт.
— Мне не надо перевыполнения и не надо «колочу свою работу»! Ты, как и все, имеешь только с того, что удается реализовать. Сейчас фирма на грани краха. Знаешь почему? Потому что мы не выполняем обязательств перед партнерами, потому что в свою очередь не можем переправить товар.
— Называется: «Здравствуй, лошадь, я Буденный!» Это ж не мои функции, Роба.
— Помолчи! И пойми, что в определенной ситуации погорим мы вместе — и я, и ты!
То есть нагло намекал: при малейшей «необходимости» он настучит на Бориса. Ведь он, видите ли, американец и потому может распоряжаться здесь, как фермер в своем телятнике… Неизвестно, что в этих мыслях Бориса было правдой, а что следовало отнести на счет того, что он сам собирался заложить «фермера» и потому невольно искал для себя оправданий.
— Странно у тебя, Роба, со мной получается. — Борис покачал головой: — В России есть такая поговорка, запомни — тебе пригодится: кто возит, того и погоняют!
Серман подумал, пожал плечами:
— А какой смысл погонять тех, кто не возит?.. В конце концов я за это плачу — известно тебе, сколько ты получаешь по сравнению с ними?
«Зато мне известно, сколько ты сам получаешь», — подумал Борис, но, естественно, промолчал.
— Ты, Боря, должен забыть, где чья работа, и думать только об успехе фирмы!
А ведь пришел к Борису почти просителем — без каналов, без опыта работы в СССР. Да и моложе лет на пять… И не Борис ли придумал открыть мастерскую? Не Борис ли поставляет сырье? Хорошо, хоть догадался оставить при себе ребят из Средней Азии. Иначе давно бы мог вылететь с фирмы, а то и просто «кормил бы акул» где-нибудь на дне Клязьминского водохранилища. Но опять сдержал себя и ответил тем голосом, каким обиженный подчиненный отвечает другу шефу:
— А я и думаю об успехе фирмы. Что ж я, не думаю, что ли?
Таким образом, несмотря на легкие унижения, разговор складывался именно в том ключе, в каком нужно было Борису. И он подумал, а может, прямо сейчас попробовать закинуть?.. Даже и не крючок с наживкой, а так — кусочек дерьмеца… Как он, интересно, отреагирует?..
— В принципе-то знаешь, Роб… Неохота заранее трепаться…
Серман с ходу сделал поклевку… «А, милый, значит, и тебя имеют. Причем во все дырки!»
— Не, старик, погоди. Во-первых, ничего не могу рассказать, потому что еще абсолютно ничего неясно. А во-вторых, потому, что никогда ничего не смогу рассказать вообще!