— Как это?
— После поймешь… если, конечно, выгорит… И с этими словами ушел.
Надька занималась сразу двумя вещами. Первое — торила тропу в те места, где делали пластические операции. Ей надо было достать инструмент, вообще все медицинские причиндалы, а главное-то — вспомнить, как это делается… Может, хоть ассистенткой постоять разок. Ведь столько лет прошло, е-малина!
Во-вторых же, ей надо было искать «претендента». То есть просто ходить по Москве — по метро, по троллейбусам, по толпе — и разглядывать мужиков. Ей, отвыкшей жить на свете без своей хорошенькой мини-«вольвочки», которая, казалось, едет без всяких приказаний с твоей стороны, которая… да не об том сейчас речь. Главное, это шатание утомляло и злило ее. Оттого казалось, что мужики все не те, что это вообще нереальная задача!
А задача, кстати, и в самом деле…
Это ведь только подумать легко: отрежу немного носа, пришью немного ушей… Работа не столько даже хирургическая, сколько скульптурная! Хотя и со стороны чистой хирургии тоже пахать и пахать!
Впрочем, тропа в разные там медучреждения торилась, можно сказать не раз! Объясняется это довольно просто. К 1992 году врачишки наши, и так-то особой принципиальностью не отличавшиеся, а, наоборот, всегда отличавшиеся грабастанием взяток в любом возможном виде… так вот, к 1992 году врачишки наши окончательно распоясались и охамели!
В скобках заметим, что мы тут, конечно, делаем исключение относительно доктора Чехова, доктора Вересаева, доктора Бурденко и некоторых других подобных им докторов, а также относительно нашего личного лечащего врача Ольги Константиновны Мартыновой.
В общем-целом Надька туда пролезла, постояла несколько раз ассистенткой и надыбала все необходимое. Однако даже после этого задача оставалась непомерно сложна! Без практики, абсолютно одной делать такую операцию… Да это же просто охренеть можно от страха, вы понимаете?!
Наконец, однажды Надька сама с собой засела в той самой каминной, где они задумали сию авантюру, шарахнула вискаря, а потом еще раз… «Вот что, девушка, надо или действовать, или в штаны накладывать. А совмещать два этих занятия не получается».
Убрала бутылку, съела на закуску несколько японских «жемчужных» таблеток, чтоб не керосинило при встрече с гаишниками, и поехала в Москву. Был понедельник — день тяжелый, и она никого подходящего не нашла. Однако решительность ее не пропала. И уже во вторник Надька, как говорят блатные, «цинканула» пяток кандидиатов.
После определенных размышлений она остановилась на Всеволоде Огареве. Почему — об этом после паузы. Как сказано у П. П. Ершова: «Дайте, братцы, отдохнуть!»
Первой и самой такой очевидной причиной было то, что Огарев никого не волновал: ни жену, ни работу, ни соседей, ни любящих женщин… Не взволновало бы, таким образом, и его исчезновение.
Но существовало еще кое-что. Этот замухрышка приглянулся ей… чтобы не сказать: «с первого взгляда».
Как известно из соответствующих источников, мужчины, имеющие наибольшую потенцию, извините, в постели, невысоки ростом и коренасты. Все претенденты на должность «двойника» в той или иной степени были с этими, весьма интересующими Надьку признаками — потому что и сам Борис Николаевич был таков.
Однако в Огареве вышеупомянутых признаков было существенно больше, чем в других… И все же как-то не верится, что такую чепуху можно ставить во главу угла при решении столь…
Однако (извините за эти бесконечные «однако»), если внимательнее присмотреться к тому, как мы подбираем себе помощников, начальников, друзей, учениц, то, будучи объективными, заметим: в тех случаях, где это от нас зависит, сексуальность нашего выбора утаить еще даже труднее, чем шило в мешке.
Наиболее очевидный пример здесь — секретарши. Их вообще не бывает нейтрального класса. Они либо «замечательные блядешки», либо «дуры неумытые» (что является тем же сексуальным выбором, только со знаком «минус»).
Стилистически столь трудное и фактически столь спорное объяснение, сквозь которое читатель, надеемся, все же продрался, хотя бы в малой степени даст представление о том, как нелегко было и Надьке разузнать про Всеволода Огарева то, что требовалось, а затем проверить, потому что вдруг да какая-нибудь стерва-любовница сумасшедшая, несмотря ни на что, существует и по исчезновении драгоценного друга поднимет на всю милицию такую…
Впрочем, здесь мы останавливаемся, чтобы сказать дорогому читателю:
— Вы абсолютно правы! Столь тяжелыми фразами детективы не пишут! Мы исправимся! Мы больше не будем!
Таким образом, они с Борисом подошли к той самой «роковой черте», которой в действительности не существует, но, споткнувшись о которую, можно здорово загреметь.
У Надьки все по Огареву было подготовлено — только хватай его да режь… Борис раза два, причем в самом разгульном виде (что в принципе за ним водилось), появлялся в поле зрения Роберта или его людей с совершенно умопомрачительной девочкой. Спустя короткое время Роберту позвонила Надька и попросила о встрече (что было событием экстраординарным). Явившись в очень миленький, начала девятнадцатого века, особнячок, который «американский журналист» в свое время купил за медные деньги и который теперь стоил денег астрономических, явившись в этот замечательно оборудованный особнячок, Надька много плакала и якобы советовалась. А под конец сказала, что пошло бы все в такое-то место — она с Борисом будет рвать. Потому что и ей самой надоели его бесконечные бардачные истории, и Борис признался, что у него на этот раз всерьез.
То, что Надька узнала о Борисовом романе, Роберт считал нормальным и законным: раз об этом настучали ему, чего бы не настучать и бедной Надьке?.. Так, более чем за три месяца до начала их аферы Надька чисто уходила в отмазку. Борис в подмосковном доме якобы почти не появлялся, якобы обитал в Москве. Или вдруг сваливал куда-то по делам, но непременно со своей неописуемой, которая, как выяснил Роберт, была подснята на одном из конкурсов красоты областного подчинения.
Наконец, Роберт призвал Бориса «на ковер», и тот, между прочим, явился уже с усами.
— Это что еще такое?! — изумился Роберт.
— А что могу поделать? — Борис несколько смущенно пожал плечами: — Любимая хочет!
— Кончай ты с этой любимой!
Борис лишь покачал повинной головой.
— Что ж ты с Надькой собираешься делать?
— Я ее, Роба, ни в коем случае не хочу обижать…
— Неужели?! — Роберт усмехнулся. — Ну и как это практически выглядит?
Борис выдержал паузу, демонстрируя свою обиду, но и полную покорность:
— Я ей предложил на выбор: или Москву, или Коктебель.
Вот даже как! Значит, действительно дело серьезно. Коктебельская дача стоила не менее двух миллионов…
— И что же она ответила?
— Зачем ей Коктебель! — Борис несколько раз коротко кивнул как бы на свои мысли. — Москву взяла плюс разницу с Коктебелем… У тебя, кстати, приличного оценщика нет, чтобы не заломил дикую цену? А то я совсем разорюсь.
— Ну уж ты не плачь мне так сильно в жилетку…
— Нет, Робик, серьезно. Теперь еще стройку затеваю.
— Стройку?
— На подмосковной даче бассейн… Любимая просит!
Роберт был весь в заботах, но тут трудно было удержаться, и он невольно расхохотался:
— Это, по-моему, у вашего писателя Крылова есть басня про многоженца?.. Точно твоя ситуация.
— И чем там дело кончилось? — уныло поинтересовался Борис.
— Повесился!
— Спасибо на добром слове!
Вдруг Роберт стал серьезен, он сообразил, что, несмотря на хороший отступной, Надька Борису этого не простит. Она женщина сильная, значит, постарается сделать гадость. Какую? Самое действенное — выдать Бориса ЧК… А выдать Бориса — выдать дела фирмы… Вывод? Убрать обоих. Но Борис нужен, Борис — работник. Значит, убрать Надьку.
И сказал об этом Борису. И держал глазами его глаза — проверял.
— Ты, Роба… — Борис покачал головой. — Что ж я об этом сам не думал! Нельзя ее трогать. Не время. Нам сейчас надо чистенькими быть, как из бани.
— Жалеешь!
— А ты бы не жалел?! Погоди! Тут дело в другом… Ну погоди ты!
И стал рассказывать очень нехотя про то, что у него сдвинулось с мертвой точки. И причем существенно.
— Что они хотят? — Роберт быстро перестал думать о Надьке.
— Два миллиона…
Роберт даже привстал от такой удивительной наглости.
— Зато они гарантируют провоз любого количества товара по территории РСФСР, гарантируют чистый провоз через таможню у нас и в аэропорту Кеннеди… — Борис сделал паузу, — … любого количества товара.
— Какого «любого»?
— Ну говорю тебе любого, Роб. Что ты, русский язык не понимаешь!
Хотелось закурить, хотелось глотнуть спиртного. Но все это годится лишь для книг и кино, потому что на самом деле мешает думать. А Роберту надо было именно думать. Вернее, ощупать это необычайнейшее предложение своей натренированной интуицией. Потому что решения принимаются сразу, одним ударом. А последующие длинные раздумья обычно лишь затуманивают истину.
«Два миллиона» — это значит, что Борис собирается отщипнуть себе тысяч двести. Но это мелочи. Главное — понять…
Он посмотрел Борису в глаза. Тот отрицательно покачал головой:
— Просто хоть зарежь, ничего больше сказать не могу!
— Но я ведь тоже не могу неизвестно куда сунуть такую сумму!
— Роба! Там люди тоже умеют считать. И они понимают, что нам это все равно выгодно…
— «Они понимают»… Пошли бы они к черту!
— Успокойся, старик… Ты все время думаешь, что ты рискуешь. А теперь прикинь, чем рискую я.
— Не понимаю, зачем мне это.
— Просто я рискую всем и даже больше, чем всем! Ты ведь меня из-под земли достанешь, верно?
Журналист Серман медленно кивнул.
— Я рискую всем. И это является для тебя гарантией, понимаешь? Так что… рискуй спокойно!
— Чисто русская песня!