– Как прошло распределение имущества Дэвида Зетракиса, нормально? – спросил он.
Я кивнула, Лори упрекнула меня за это и приказала стоять смирно.
– Ах да, – сказал Руперт. – Литографии. Я получил потрясающее вино. Лори досталась брошь, которая некогда принадлежала Коко Шанель, а она там даже не объявилась.
– Некоторые из нас работают. – Лори сердито делала пометки на карточке. – А не взваливают все на ассистентов.
– На коллег, а не на ассистентов, – возразил Макс. – К тому же Кей-Джи вполне компетентный работник.
– А Макс получил книги и марки, словно ботаник, зато вещи ценные, – продолжал Руперт. – Тебе повезло, Макс. Но не так, как Джо, которую Дэвид когда-то выгнал из сериала.
– Кстати, о Джо, – вступила я в разговор. – Эллиот Хоровиц хочет, чтобы ты ему позвонил.
– Я уже сделал это, спасибо. Связь оборвалась, а потом я провел целый час в павильоне, где никому не позволено общаться с внешним миром.
– Лори, если ты закончила, я похищу Уолли. – Макс показал на оазис света посреди холодной и похожей на пещеру студии.
– Любопытно, – сказал Руперт, шагая рядом с нами, – кто-нибудь, кроме меня, находит странным, что наша нынешняя дива ничего не выиграла от смерти продюсера? За исключением нового контракта. И отсрочки от ядерной катастрофы.
– Ты говоришь о Трише? – спросила я.
– Ты не вполне точен, – возразил Руперту Макс. – Триша обновила свой контракт задолго до смерти Дэвида.
– Но Дэвиду об этом никто не поведал, – заметил Руперт. – Даже его шпионка Джо. Он хотел, чтобы Триша покинула проект в прошлом году. Ее карьера висела на волоске, когда сериалом занялась Джен.
– А почему никто не сказал об этом Дэвиду? – удивилась я.
Мы остановились, чтобы пропустить двоих рабочих, несших заляпанное оконное стекло.
– Руперт, давай избавим Уолли от наших доморощенных сплетен, – скривился Макс.
– Не надо, – отозвалась я. – Очень приятно быть членом команды. Чего бы это ни стоило.
Руперт улыбнулся:
– Дэвид уволил бы Джен, если бы узнал, что она воскрешает людей. Джен занималась сериалом по договору. Но теперь она в безопасности. Сегодня утром ее фотография появилась в «Дейли верайети». Материал о ней дали рядом с некрологом Дэвида. Бывший временный получил «добро».
– Не поняла.
– «Кандидатура временного исполнительного продюсера одобрена телевизионным начальством», – пояснил Макс. – Так написано в «Верайети».
– Разве Дэвид не знал о том, что происходит? – удивилась я.
Макс посмотрел на Руперта и сказал:
– Мы держали это в секрете. Отсняли материала на четыре недели, а не на две, работая шесть дней в неделю. И добрались до февральских сюжетов, несколько отличающихся от тех, что планировал Дэвид, – он хотел умертвить еще некоторых персонажей.
– А он мог как-то проведать об этом?
Макс кивнул:
– Если бы прожил еще три недели. Но было бы поздно: серии уже готовы, и нам не хватило бы ни денег, ни времени, чтобы переснять их.
– Почему все были заодно? – спросила я.
– Никому не пришлось по нраву кровавое побоище, которое решил устроить Дэвид. По сути, его правление подошло к концу. И все считают, что Джен заслужила вотум доверия. В конце концов, именно она платила нам зарплату.
– Это могло продолжаться только до тех пор, пока Дэвид не заявил бы о своём несогласии, – сказал Руперт. – Начальство очень ценит Джен, но к ней по-прежнему относятся как к протеже Дэвида. Она первая, кто признает это. Если бы Дэвид закричал: «Плохо!» – Джен, вероятно, уволили бы при первой возможности.
«Какая удача для Джен, – подумала я, – что Дэвид умер преждевременно».
Мы дошли до гостиной, довольно мрачной, заваленной газетами и заставленной кофейными чашками. На диване кто-то спал. Чего здесь не хватало, так это атмосферы телевидения. И его четвертой стены.
– Трей, подъем! – Макс потряс спящего юношу за плечо. – Это Уолли. Ты сегодня везешь ее играть в мини-гольф.
Трей удивился:
– Почему?
– Она корреспондент «Мыла и грязи». Разве Джен тебе не говорила?
– Не знаю. – Трей потер глаза, как маленький ребенок, недовольный, что ему не дали выспаться.
Стук каблуков дал нам знать о приближении Триши – неслась по съемочной площадке. Каблуки у нее были такие высокие, что под длинным желтым купальным халатом казались ходулями. Розовый завиток на лбу смотрелся как третий глаз.
– Что она здесь делает? – вопросила дива.
– Уолли? Ей подбирают гардероб для «Мыла и грязи», – объяснил Макс. – Джен хочет…
– То, чего хочу я, тоже имеет значение, – заявила Триша. – Ее примерка должна быть согласована с моим расписанием. Надо уменьшить ей рост – она просто великанша.
Макс сделал пометку в блокноте.
– И еще, – продолжила Триша. – Как наша программа будет участвовать в панихиде? Цветы? Я думаю, нужна целая полоса в «Верайети». Когда состоится заупокойная служба?
– По Дэвиду? – спросила я.
– Нет, по Иосифу Сталину. – Триша бросила на меня испепеляющий взгляд. – Разумеется, по Дэвиду.
Ответил ей Макс:
– Никаких служб и панихид, Триша. Так хотел Дэвид.
– И кто это сказал?
– Он сам, в завещании.
– В котором ты не упомянута, – поддел Тришу Руперт. – Он тебе ничего не оставил. Хотя всех других бывших подруг осыпал деньгами.
Лицо у Триши сделалось просто ужасным, повисло напряженное молчание. Я прокашлялась.
– Я бы не стала говорить «осыпал».
Тишину нарушил крик, раздавшийся с противоположной стороны съемочной площадки. Затем последовали стенания в исполнении Шеффо Корминьяка.
– И так я узнаю о собственной кончине? – кричал он. – Читая сценарий на вторник! Нет даже сцены смерти. Они обнаруживают мой полностью окоченевший труп! Что все это значит? В сумасшедшем доме захватили власть пациенты?
Макс, несмотря на свою хромоту, быстро пошел по павильону.
– Шеффо! – позвал он. – Шеффо, успокойся!
Руперт взял меня за руку и повел туда, где развивались события. Трей вышел из ступора и последовал за нами, оставив Тришу на ее каблуках приходить в себя.
– Да поразит вас сифилис! – На Шеффо Корминьяке был рубиново-красный смокинг с черным бархатным воротником и манжетами. В одной руке он держал сценарий и размахивал им, в другой – старомодный помазок, который он поднял словно меч или волшебную палочку.
– Шеффо, дорогой мой, – начал успокаивать его Макс. – Я думал, Джен сказала тебе об этом.
– Ты же знал, что должен умереть, разве не так? – спросил Руперт.
– Да, когда Дэвид был жив! – орал Шеффо. – Но он скончался. Мне сказали, что ядерная катастрофа отменена.
– Мою смерть отменили, – встряла Триша. – А твою нет. Это февральские серии. Кто-то должен умереть.
– Я? Умереть? – Шеффо открывал и закрывал рот, как рыба, выброшенная на берег, но скоро снова обрел голос. – Уволен? Тот, кто играл на одной сцене с Гилгудом, Ричардсоном…
– Да возьми ты себя в руки! – рявкнула Триша.
– Ты! – Помазок был теперь направлен на Тришу. – Маленькая сучка, той-пудель, а не женщина, ты вышла замуж за телевизионного начальника, чтобы выжить, а меня приносят в жертву рейтингу, как Ифигению в Авлиде.
– Я выжила потому, что зрители любят меня. А твои поклонники давно сдохли, старый окурок!
Я, как и все, была в шоке и молчала. Мгновением позже Триша повернулась к Максу:
– Не забудь: я хочу присутствовать на примерке Уолли. – С этими словами она удалилась, стуча каблуками и покачивая бедрами.
Шеффо смотрел ей вслед, и лицо у него было пепельного цвета.
– В аду в ожидании ее поддерживают огонь!
Двадцать минут спустя, когда я покидала съемочную площадку, мне показалось, будто на стоянку въезжает машина Джо, но я могла и ошибиться. Я позвонила ей на сотовый, но связь прервалась сразу после того, как она сказала, что «мерседес» на стоянке рядом с «мыльным» павильоном, – практически клише.
Это не было ответом на мой вопрос.
Глава 23
Я вернулась в Уэствуд, дабы упаковать свою жизнь. Я чувствовала одновременно беспокойство и застенчивость, оставляя на автоответчике Саймона сообщение о том, что хочу забрать из шкафа мои вещи, на случай если он думает, будто я уже покинула его жилище.
Саймона дома не было. Илзе, уборщица, была. Но одетая не для работы.
– Привет, Илзе! – поздоровалась я, отчего она подпрыгнула. – Я не узнала вас в обычной одежде.
Илзе повернулась ко мне, прижимая руку к сердцу, но быстро справилась с собой и одернула жакет. На ней был дорогой костюм серого цвета, хорошо сшитый и с юбкой намного выше колен.
– Я вас тоже, – сказала она с легким акцентом, – с оранжевыми волосами. Не ожидала увидеть вас здесь, мисс Уолли.
Я поняла, что бесполезно просить Илзе называть меня просто Уолли. Но по крайней мере мне удалось убедить ее не обращаться ко мне «мадам Уолли» – это подчеркивало бы тот факт, что Илзе немного за двадцать, а передо мной маячит цифра сорок.
– Пришла забрать свои вещи, – пояснила я, удивляясь тому, что она так испугалась при виде меня. Ведь я жила здесь. Когда-то.
– Я все упаковала, – сказала она.
– Что вы сделали?
– Упаковала все в чемоданы.
– Вы рылись в моих вещах?
– Вам это неприятно?
– Ну да. Вы же не моя служанка, или фрейлина, или…
– Я не имела ничего против:
– Зато я имею. – Это было не просто неприлично, это было навязчиво. Мои принадлежности для рисования, хотя их в пентхаусе было минимальное количество, имели для меня очень большое значение, и я относилась к ним соответствующе. А Илзе, глядя на подругу хозяина с выражением надвигающейся на чело скуки, не желала этого понимать. Я часто сужу о людях по их лицам… В Илзе было что-то ненастоящее, фальшивое. – О'кей. Тогда я просто загляну в шкаф, чтобы удостовериться…
– Я уже…
– Вы возражаете? – спросила я, проходя мимо нее.
Илзе отступила в сторону. Войдя в спальню, я увидела рядом с дверью свои чемоданы – они стояли в ряд, набитые вещами. Шкаф был пуст, как гостиничный номер в ожидании новых жильцов. Пришлось подавить странное желание всхлипнуть, глядя на кровать, на которой я… чувствовала, что Земля вертится.