их себя и нашими глубинными представлениями о себе, как о личности.
Как выразилась Конникова в своем обзоре сфальсифицированного исследования гей-браков, склонность к подтверждению своей точки зрения с большей вероятностью сформирует «стойкие неверные убеждения», когда она порождена «проблемами, тесно связанными с нашим восприятием себя». Это те взгляды, которые не терпят никакого давления со стороны, и которые мы часто отстаиваем, невзирая на разумные доводы. Как отмечал Даннинг:
«Часть наших самых упорных заблуждений порождены не примитивными детскими представлениями или бездумными ошибками, а ценностями и философией, определяющими, кто мы такие как личности. У каждого из нас есть определенные внутренние убеждения, легенды о себе, идеи насчет социального устройства – и все это в целом нельзя нарушать: опровергать их означает поставить под сомнение наше собственное самоуважение. И эти взгляды требуют лояльности к ним других».
Иначе говоря, то, во что мы верим, позволяет судить о том, как мы воспринимаем себя. Мы готовы согласиться с тем, что неправильно назвали вид птицы, которую только что увидели во дворе, или имя человека, который первым совершил кругосветное плавание. Но мы не можем стерпеть свою неправоту относительно представлений и фактов, которыми руководствуемся в своей жизни.
Возьмем, например, довольно распространенную кухонную дискуссию американцев: причины безработицы. Начните обсуждать проблему отсутствия работы почти с любой группой непрофессионалов, и вы столкнетесь с массой проблем интеллектуального характера. Стереотипы, склонность подтверждать собственную точку зрения, полуправда и статистическая некомпетентность – все это запутывает и сбивает с толку.
Представим себе человека, который, подобно большинству американцев, твердо придерживается идеи, что неработающие люди просто ленивы, и что пособия по безработице могут еще больше подстегивать эту лень. Подобно большинству проявлений склонности к подтверждению собственной точки зрения, данный пример мог быть порожден личным опытом. Возможно, этот человек всю свою жизнь имел работу, или он знает кого-то, кто работать искренне не желает.
Любое объявление «нуждаюсь в помощи», которое склонностью всюду искать доказательств собственному мнению, тут же отметит и поместит в тот уголок памяти, откуда его легко будет извлечь впоследствии, послужит очередным доказательством лени безработных. Страница с объявлениями о работе или хронически безответственный племянник являют собой неопровержимое доказательство того, что отсутствие работы – это личный промах, а не серьезная проблема, требующая вмешательства правительства.
Теперь представьте себе еще одного сидящего за тем же столом, который убежден в том, что сама природа американской экономики подталкивает людей к безделью. Возможно, этот человек также судит, исходя из своего личного опыта: может быть, он или она знает кого-то, кто переехал в другой город, польстившись новым проектом, а в итоге остался не у дел вдалеке от дома. Может быть, среди его знакомых есть несправедливо уволенный коррумпированным или некомпетентным начальником. Каждый случай сокращения штата, любой босс с расистскими или сексистскими взглядами и каждый неудачный проект – это доказательство того, что система направлена против невинных людей, которые никогда не предпочтут безработицу стабильной работе. Пособия по безработице – не субсидирование чужой лени, а спасательный круг и, вероятно, единственное, что отделяет честного человека от жизненной катастрофы.
Не способные замечать свою собственную предвзятость, большинство людей будут просто сводить друг друга с ума, споря, вместо того чтобы соглашаться с чужими ответами, пусть даже эти ответы противоречат тому, что они уже думают по данному предмету.
Насколько каждая из этих точек зрения верна, могло бы послужить предметом для настоящего спора, но наши собеседники – специально выведенные мной, надо признаться, несколько карикатурно – вовсе не те, кто станет его вести. Бесспорным является тот факт, что пособия по безработице снижают потребность работать, по крайней мере, у некоторых людей. Также нельзя не согласиться с тем, что отдельные корпорации немилосердно поступали со своими работниками, чья зависимость от пособий была вынужденной и временной. Этот разговор можно продолжать до бесконечности, потому что каждый останется при своем мнении, руководствуясь склонностью подтверждать собственное мнение.
И нет никакой возможности выиграть этот спор, потому что в итоге нет ответов, которые бы удовлетворили каждого. Обычные люди хотят исчерпывающего ответа от экспертов, но его не может быть, потому что есть множество ответов, в зависимости от обстоятельств. Когда пособия поощряют лень? Как часто людей вышвыривают с работы против их воли и как долго они остаются безработными? Все это грани одной большой проблемы, а никто не захочет воспринимать свою собственную ситуацию отстраненно, как один из аспектов проблемы. Не способные замечать свою собственную предвзятость, большинство людей будут просто сводить друг друга с ума, споря, вместо того чтобы соглашаться с чужими ответами, пусть даже эти ответы противоречат тому, что они уже думают по данному предмету. Социальный психолог Джонатан Хайдт четко определил этот феномен, наблюдая, как факты входят в конфликт с нашими ценностями: «Почти каждый человек находит способ оставаться лояльным своим ценностям и отвергать очевидное»{24}.
На самом деле эта тенденция довольно сильная: значительное количество людей, вне зависимости от их политических пристрастий, скорее убьет гонца, чем услышит от него дурную весть. В исследовании, проведенном в 2015 году, изучали реакцию либералов и консерваторов на определенные новости, и обнаружилось, что «подобно тому, как консерваторы отвергали научные теории, которые противоречили их взглядам на мир, либералы действовали точно так же»{25}. Но что еще более тревожно, исследование показало, что когда опрашиваемых знакомили с научными данными, которые ставили под сомнение их взгляды, то и консерваторы и либералы проявляли недоверие в отношении науки, полагаясь только на себя. «Даже чтение материалов на эти спорные темы, – отмечал один из авторов исследования, – негативно сказывалось на том, как люди воспринимают науку».
И как мы увидим позднее, именно поэтому единственный способ разрешить подобные споры в части, касающейся политических предпочтений – переместить их из области научных исследований на арену политики и демократического выбора. Если демократия означает обсуждение любых вопросов, тогда эксперты и дилетанты должны решать все сложные проблемы вместе. Но в первую очередь им следует преодолеть расширяющийся между ними разрыв. Очевидным решением кажется повышение уровня образования. Но в следующей главе мы увидим, что образование, по крайней мере, на уровне колледжей, в настоящее время является частью проблемы.
3Высшее образование: клиент всегда прав
Те лица, которых природа наделила талантами и добродетелями, должны вследствие полученного общего широкого образования стать достойными получить и способными охранять вверенные им священные права и свободы своих сограждан.
М-р Брэддок: Не затруднит ли вас ответить мне на вопрос, что дали вам те четыре года учебы в колледже? В чем был смысл всей этой тяжелой работы?
Бенджамин: Вы меня поймали.
Семь волшебных лет
Считается, что высшее образование должно излечить нас от ложной веры в то, что каждый человек так же умен, как любой другой. К сожалению, в двадцать первом веке массовость поступления в колледжи дает прямо противоположный эффект: большое количество людей, которые учились в колледже или подобном учебном заведении, считают себя не менее образованными людьми, чем самые опытные и сведущие ученые и эксперты. Годы, проведенные в колледже, в настоящее время уже перестали быть временем, посвященным учебе и личностному росту. Массовое нашествие юных американцев, желающих поступить в колледж, и последующая конкуренция учебных заведений за их деньги создали опыт отношения к учебе, как к ситуации «продавец-покупатель», когда студенты учатся – помимо всего прочего – тому, что клиент всегда прав.
До Второй мировой войны большинство людей не оканчивали средней школы, и лишь немногие поступали в колледжи. В те времена в элитные школы поступали преимущественно дети из привилегированных семей. Впрочем, иногда молодым людям и очень маленькому количеству девушек удавалось наскрести денег на оплату обучения, или даже получить стипендию. Высшее образование было исключением из правил, обусловленным либо социальным статусом, либо личными достоинствами. И все равно учеба в колледже являлась свидетельством потенциала, а его окончание – доказательством определенных достижений. Ученая степень была редким явлением и служила одним из знаков отличия, помогающих отделить экспертов и знающих людей от остальной публики.
Сегодня получение высшего образования стало массовым явлением. В результате этого увеличившегося доступа к высшему образованию само слово «колледж» теряет свое значение, по крайней мере, в том, что касается возможности определить образованного человека. Словосочетание «выпускник колледжа» сегодня может означать очень многое. Но, к сожалению, фраза «человек с определенным образовательным уровнем» не всегда бывает одним из этих значений.
До Второй мировой войны большинство людей не оканчивали средней школы, и лишь немногие поступали в колледжи.
Огульно критиковать колледжи и университеты – любимая американская традиция. Так же, как ругать факультет, на котором преподаешь – как это делаю я. Стереотипы множатся: например, напыщенный профессор (или радикальных взглядов, или неинтересный), сидящий перед группой скучающих детей, которые пришли в кампус за всеми доступными развлечениями, кроме самой учебы. Выражение «мальчик из колледжа» раньше было остроумным комментарием, которым пожилые люди награждали молодого человека, с явным намеком на то, что образование не является заменой зрелости или мудрости.