Более прозаический мотив, скрывающийся за этой игрой с названиями, заключается в стремлении найти новые финансовые потоки, привив маленьким колледжам программы бакалавриата. Соперничество в желании заработать больше денег и, как следствие, разрастание программ бакалавриата, подталкивает эти новые «университеты» к дальнейшей гонке в выдаче ученых степеней. Школы не только добавляют программы бакалавриата в таких областях, как бизнес-администрирование, многие из них расширяют эти программы дополнительными курсами для получения магистерской степени. Не желая проигрывать в соперничестве с другими школами, некоторые из этих новоявленных университетов идут еще дальше, добавляя образовательные программы аспирантуры. Но так как маленькие школы не могут обеспечивать полноценную подготовку программ на получение докторских степеней, они придумывают замысловатые междисциплинарные научные области, которые существуют лишь для того, чтобы производить новые дипломы. Нетрудно представить, чем все это заканчивается, когда полученные ученые степени в реальности не являются подтверждением соответствующего уровня знаний.
Все это граничит со злоупотреблением своим положением в академической сфере. Создание программ бакалавриата в колледжах, которые с трудом способны предоставить достойное высшее образование, это обман и студентов, и бакалавров. У маленьких колледжей нет ресурсов – включая библиотеки, исследовательские лаборатории и множественные программы – крупных университетов. А смена табличек на входе не способна волшебным образом создать тот тип академической инфраструктуры. Возможно, колледж в Смолвиле[15], превращенный в стандартный университет, будет красиво смотреться на новом бланке, но этот шаг приведет к тому, что вполне дееспособный местный колледж станет «недозрелым» университетом.
Такой ребрендинг обесценивает любые дипломы и ученые степени. Когда все заканчивают университеты, гораздо сложнее разобраться в реальных достижениях и экспертных знаниях всех этих «выпускников университетов». Американцы сейчас стремятся накопить побольше дипломов, ученых ступеней, сертификатов и других свидетельств разного достоинства. Люди, желающие обмануть своих соотечественников, часто говорят, что у них есть высшее образование, и что их, таким образом, следует принимать всерьез. Только одно способно расстроить больше, чем узнать, что они лгут относительно всех тех степеней, дипломов и квалификаций, которыми якобы обладают, – обнаружить, что они действительно обладают ими.
Студенты, вероятней всего, возразят, что требования, предъявляемые к ним по изучению их профилирующего предмета, гораздо выше, чем мне это видится. Возможно, но это зависит от самого профилирующего предмета.
Требования, предъявляемые студентам к получению степени в области точных наук (наука, технологии, инженерное дело, математика), иностранных языков или серьезной ученой степени в области наук гуманитарного цикла могут быть совершенно другими, чем те, что работают применительно к области коммуникаций или визуального искусства или – как ни больно мне признаться – к области политологии. В каждом кампусе есть «вынужденно выбранные профилирующие предметы», когда студент не имеет четкого представления о том, чем хочет заниматься, или переходит к ним с более трудных программ, после того, как поймет пределы своих способностей.
Рискуя быть неправильно понятым, хочу прояснить некоторые моменты. Во-первых, ни для меня, ни для моих коллег, работающих в сфере высшего образования, не является новостью, что даже в самых лучших школах есть курсы, требующие минимальных усилий, которые студент может пройти за определенное количество недель. Возможно, профессору будет стыдно признаться в этом, но нет ничего плохого в так называемых облегченных или развлекательных курсах. Я бы даже взялся отстаивать некоторые из них, как необходимые. На самом деле, должны быть курсы, где студенты могут экспериментировать с предметом, находить в этом интерес и ставить себе в заслугу то, что они изучили что-то.
Во-первых, ни для меня, ни для моих коллег, работающих в сфере высшего образования, не является новостью, что даже в самых лучших школах есть курсы, требующие минимальных усилий, которые студент может пройти за определенное количество недель.
Проблема возникает тогда, когда все курсы становятся похожи на них. Они встречаются среди научных дисциплин, предметов гуманитарного цикла, социальных наук, и их количество, по крайней мере, по моей субъективной оценке, неуклонно растет. Ни одна область не защищена от подобной тенденции, и обзор многочисленных учебных программ, существующих в стране – а также выдаваемых там степеней – говорит, что то, что когда-то было исключительно профессорской прерогативой, теперь стало распространенной привычкой.
Я также должен отметить, что не собираюсь здесь призывать к сведению колледжей до набора факультетов точных наук с небольшой кучкой профилирующих предметов по английскому языку или истории. Я осуждаю подобные споры и уже давно возражаю против того, что считаю нападками на гуманитарные науки. Слишком часто те, кто преуменьшает значение гуманитарных наук, в действительности хотят ни много ни мало превратить колледжи в профессиональные училища. Искусствоведение в этом случае всегда будет цениться дешево. И большинство людей даже не осознают того, что множество дисциплин в области искусствоведения дают возможность сделать весьма престижную карьеру. В любом случае я бы не хотел жить в обществе, где нельзя изучать искусствоведение или, например, киноведение, философию или социологию.
Вопрос в том, много ли студентов, выбирающих эти профильные предметы, реально узнают что-то, и нужно ли, чтобы было так много студентов, изучающих эти дисциплины в третьеразрядных учебных заведениях, особенно за счет налогоплательщиков. Ни для кого не секрет, что студенты очень часто впустую тратят деньги и приобретают иллюзорные знания, тяготея к тем курсам или профильным предметам, которых либо вообще не должно быть, либо они должны быть предназначены исключительно для той небольшой группы студентов, которые собираются изучать их серьезно и усердно. Это также один из тех моментов, о которых преподаватели предпочитают умалчивать, потому что обиженным родителям и полным надежд студентам это может показаться безосновательной элитарностью.
Возможно, и элитарностью, но не безосновательной. Многие маленькие школы когда-то называли «учительскими колледжами», и они хорошо служили этой цели. Их факультеты истории или английского языка выполняли полезную функцию, готовя учителей истории и английского языка. Но сегодня эти крошечные «университеты» предлагают для изучения антропологию или философию науки, как будто их студенты собираются продолжить учебу в Стэнфорде или в Чикаго. Иногда эти профилирующие предметы построены вокруг интересов нескольких преподавателей, читающих эти курсы, или же предлагаются, чтобы расширить «ассортимент» школы, чтобы она выглядела интеллектуально и более внушительно.
Нет ничего плохого в том, чтобы стремиться к личностному росту или своей заветной мечте, если вы можете себе это позволить. Если в маленьком колледже преподают курс истории, который вам интересен, обязательно пройдите его. Это может быть восхитительным опытом. Но студенты, которые выбирают профилирующие предметы, мало задумываясь о том, где находится их школа, какие академические ресурсы она может им предложить в этой программе или где окажутся выпускники, изучившие эти программы, рискуют покинуть кампус, имея гораздо более скудные знания, чем им бы хотелось признать. И эта проблема лежит в основе множества бесполезных споров с теми людьми, которые глубоко ошибаются в качестве своего собственного образования. Когда обновленные университеты предлагают курсы и образовательные программы так, как будто они примерно эквивалентны своим гораздо более известным соперникам, они тем самым не только вводят в заблуждение своих будущих студентов, но также наносят вред последующему процессу обучения. Разрыв в качестве программ может привести в будущем к чувству обиды и возмущения: если и ты и я учились истории в университете, тогда почему твое мнение по поводу русской революции лучше моего? Какое значение имеет то, что ты учился на престижном факультете, а моя программа была такой маленькой, что там преподавал только один профессор? Если я изучал киноведение в маленьком колледже штата, а ты осваивал киноведческую специальность в Университете Южной Калифорнии, то кто ты такой, чтобы считать, что знаешь больше, чем я? У нас одинаковая ученая степень, разве не так?
Подобного рода сравнения и споры относительно различий колледжей, а также их ученых степеней и программ очень быстро берут за живое. Студент, принятый в престижную школу и получивший там ученую степень, возмущается такой уравниловкой, сопровождаемой бесстрастным сравнением с профилирующим предметом его коллеги из неизвестного общедоступного «университета». (Если все школы одинаково хороши, тогда почему в некоторые из них поступить сложнее?) Тем временем студент, работавший день и ночь, чтобы получить ту же ученую степень, негодует из-за намека на то, что его или ее успехи значат меньше, если твое учебное заведение не столь престижно. (Если все учебные заведения, за исключением «Лиги плюща», никуда не годятся, тогда почему они получили аккредитацию?)
Эти аргументы во многом ошибочны, потому что в них зачастую отражено только стремление быть первым. Плохой студент, посещавший хорошую школу, все равно останется плохим студентом. А знания прилежного студента из маленького учебного заведения не сможет умалить отсутствие названия прославленной школы на его дипломе. Но факт остается фактом – обучение в региональном колледже с перегруженным работой преподавателем-почасовиком, как правило, значительно отличается от процесса обучения в престижном университете с преподающим там высококвалифицированным ученым. Однако