.
Бегающие глазки Реджа на мгновение задержались на лице Ваймса, но, видимо, потом мозг юного революционера отверг полученную информацию как полностью не соответствующую его фантастическому представлению о действительности.
— Пытать меня все равно без толку, я ничего не скажу о моих товарищах по революционной ячейке! — заявил Редж.
— Хорошо, значит, пытать тебя не будем. Но может, ты…
— Мы так работаем, понимаешь? Никто из кадровых революционеров не знает ничего о других!
— Правда? А о тебе они знают? — спросил Ваймс.
Лицо Реджа на мгновение омрачилось.
— Прошу прощения?
— Ну, ты сказал, что ничего о них не знаешь, — напомнил Ваймс. — А они о тебе знают?
Он хотел добавить: «В твоей ячейке никого нет, Редж. Настоящие революционеры, молчаливые типы со взглядом профессиональных игроков в покер, знать не знают о твоем существовании, либо им на тебя совершенно наплевать. У тебя есть рубашка, пояс и подобающая прическа, ты знаешь все песни, но городским партизаном ты так и не стал. Ты — городской мечтатель. Опрокидываешь мусорные баки, пишешь всякую чушь на стенах от имени Народа, который с удовольствием дал бы тебе по ушам, если бы застал за этим занятием. Но ты веришь».
— Или ты тайный агент? — предположил Ваймс, бросая бедняге спасительную соломинку.
Редж тут же ухватился за нее и повеселел.
— Вот именно! — воскликнул он. — Народ — это море, в котором плавают революционеры!
— Типа как рыба-меч? — подсказал Ваймс.
— Прошу прощения?
«Камбала ты, вот кто, — подумал Ваймс. — А вот Нед — революционер. Знает, как драться, умеет думать, пусть и заблуждается. А ты, Редж, лучше сидел бы дома…»
— Да, теперь я понимаю, что ты опасный человек, — произнес он вслух. — Лучше держать тебя под присмотром. О да. Ты способен подточить врага изнутри.
Просияв от облегчения, Редж торжествующе вскинул кулак и с революционным рвением потащил стол на новую баррикаду. За старой баррикадой, уже лишившейся мебели госпожи Резерфорд, разгорался какой-то оживленный спор, но топот копыт с дальнего конца улицы Паточной Шахты мигом положил конец сомнениям оставшихся защитников Корсетного переулка.
Они хлынули в сторону новой, официальной баррикады. Последним, сгибаясь под тяжестью массивного стула, спешил младший констебль Ваймс.
— Поосторожнее с ним! — раздался пронзительный крик. — Он из столового гарнитура!
Ваймс положил руку молодому стражнику на плечо.
— Отдай мне свой арбалет, хорошо?
Всадники приближались.
Ваймс всегда недолюбливал кавалерию. Как-то унизительно иметь дело с человеком, который обращается к тебе с высоты добрых восьми футов. Неприятно разговаривать, глядя в лошадиные ноздри. Ваймс вообще не любил, когда на него смотрели сверху вниз.
Пока всадники подъезжали, он успел спуститься по внешней стороне баррикады и выйти на середину улицы.
Лошади замедлили шаг. Возможно, это объяснялось тем, что Ваймс стоял неподвижно и держал арбалет с небрежностью человека, который умеет им пользоваться, но решил не пускать в ход. По крайней мере, пока.
— Эй, ты! — крикнул один из кавалеристов.
— Да? — ответил Ваймс.
— Ты здесь главный?
— Да, чем могу помочь?
— Где твои люди?
Ваймс показал большим пальцем себе за спину, где продолжала расти баррикада. На вершине горы хлама мирно посапывал отец госпожи Резерфорд.
— Но это же баррикада! — воскликнул кавалерист.
— Отличная догадка.
— И на ней какой-то человек размахивает флагом!
Ваймс обернулся. Как ни поразительно, но это был Редж. Кто-то принес старый флаг из кабинета Мякиша и воткнул его в баррикаду, а Реджу было все равно каким флагом размахивать.
— Должно быть, это от переизбытка чувств, сэр, — пояснил Ваймс. — Не беспокойся. У нас все отлично.
— Но это же баррикада. Баррикада мятежников! — воскликнул второй всадник.
«Ой-ей», — подумал Ваймс. У кавалеристов были очень, очень блестящие нагрудники. И невероятно свежие розовые лица.
— Не совсем, на самом деле это…
— Ты сбрендил, приятель? Не знаешь, что патриций приказал снести все баррикады?
Третий всадник, все это время не сводивший глаз с Ваймса, тронул поводья и подъехал ближе.
— Офицер, а что за пятнышко у тебя на плече? — поинтересовался он.
— Оно означает, что я сержант при оружии. Особое звание. А ты кто такой?
— Он не обязан отвечать тебе! — отрезал первый всадник.
— Да неужели? — спросил Ваймс. Этот кавалерист начинал действовать ему на нервы. — Так вот, ты простой солдат, а я, черт подери, сержант, и если ты еще раз посмеешь заговорить со мной таким тоном, я сдерну тебя с твоей клячи и накидаю по ушам, понятно?
Даже лошадь попятилась от него. Кавалерист открыл было рот, но третий всадник вскинул руку в белой перчатке.
«Проклятье, — подумал Ваймс, приглядевшись к рукаву красного мундира. — Капитан. И не просто капитан, а умный капитан, сразу видно. Не произнес ни слова, пока не оценил положение. Иногда такие попадаются. Опасно сообразительные».
— Я не мог не заметить, сержант при оружии, — промолвил капитан, полностью и без видимого сарказма назвав его по званию, — что над баррикадой развивается флаг Анк-Морпорка.
— Принесли из нашего участка, — подтвердил Ваймс и добавил: — Сэр.
— А тебе известно, что патриций объявил возведение баррикад актом открытого неповиновения и мятежа?
— Так точно, сэр.
— И? — Капитан терпеливо ждал объяснений.
— Ну, патриций иначе и не мог поступить… Сэр.
Едва заметный намек на улыбку скользнул по лицу капитана.
— Нельзя допускать беззакония, сержант при оружии. Где мы все окажемся, если вдруг начнем нарушать закон?
— Сэр, за этой баррикадой больше стражников на душу населения, чем где-либо еще, — сказал Ваймс. — Смею заметить, это самое законопослушное место в городе.
И в этот самый момент из-за баррикады донесся нестройный хор голосов:
— …Все ваши шлемы — наши, и ваши башмаки, и ваши генералы, и ваши котелки! Кто сунется сюда — исчезнет навсегда… в Морпоркии, Морпоркии, Мор-по-о-о-р-о-о-о-р-о-о-о-о-р-р-р…
— Мятежные песни, сэр! — воскликнул всадник номер один.
Капитан тяжело вздохнул.
— Геплвайт, если ты прислушаешься, то поймешь, что это национальный гимн, пусть и в очень скверном исполнении.
— Но мятежники не имеют права его петь, сэр!
Ваймс заметил, как изменилось выражение лица капитана. Теперь на нем было написано все, что капитан думает об идиотах.
— Поднятие флага и исполнение национального гимна, Геплвайт, даже если они и кажутся подозрительными, нельзя приравнивать к измене, — ответил капитан. — Наше присутствие остро необходимо в другом месте. — Он отдал честь Ваймсу, и тот машинально ответил тем же. — Мы вынуждены оставить тебя, сержант при оружии. Надеюсь, тебя ждет весьма насыщенный день. На самом деле даже не сомневаюсь в этом.
— Но это баррикада, сэр, — уперся первый всадник, не оставляя попыток испепелить Ваймса взглядом.
— Это просто куча старой мебели. Полагаю, люди затеяли весеннюю генеральную уборку. Ты никогда не станешь офицером, если не научишься замечать очевидное. Так, все за мной.
Кивнув Ваймсу, капитан увел своих людей рысью.
Ваймс прислонился к баррикаде, опустил арбалет на землю и вытащил портсигар. Пошарив в кармане, он достал помятую пачку тонких сигар и, обращаясь с ними крайне деликатно, набил портсигар.
Та-ак. Цепная улица — налево. Впереди до самой Легкой улицы продолжается улица Паточной Шахты.
Итак, если понастроить баррикад до самой Легкой улицы, можно отрезать солидный ломоть Нижнего Краесайда, который будет сравнительно легко оборонять…
У нас получится. В конце концов, у нас ведь уже получилось…
С другой стороны, на нашей территории окажется штаб-квартира «непоминаемых». А это все равно что разбить палатку прямо над гнездом гадюк.
Мы справимся. Мы справились.
К баррикаде приблизилась престарелая пара с тележкой, нагруженной всяким хламом. Они подошли к Ваймсу с немой мольбой во взоре. Он кивком разрешил им ковылять дальше.
А теперь нам остается только…
— Сержант?
Фред Колон перегнулся через гребень баррикады. Он выглядел запыхавшимся, причем сильнее, чем обычно.
— Да, Фред?
— С Понского моста к нам направляется целая толпа. Говорят, по всему городу начались беспорядки. Пустим этих людей?
— Солдаты среди них есть?
— Не думаю, сержант. В основном старики и дети. Плюс моя бабка.
— Доверять можно?
— Если выпьет лишнюю пинту — нет, не стоит.
— Тогда пропускай.
— Э… — сказал Колон.
— Да, Фред?
— Стражники тоже идут. Несколько человек с Колиглазной, а с Королевского проезда так просто толпа. Я знаю почти всех, а тех, кого не знаю, знают те, кого знаю я.
— Много их?
— Около двадцати. Один из них — Дей Дикинс, сержант с Колиглазной улицы. Говорит, почти все тамошние стражники решили дезертировать, когда им приказали стрелять в людей.
— Ты это, Фред, кончай, — строго сказал Ваймс. — Мы не дезертируем. Мы же не военные. Так, я хочу, чтобы молодой Сэм, ты, Дрынн и еще с полдюжины стражников были здесь в полном обмундировании через две минуты, ясно? И передай Букли, пусть наберет людей и готовится двинуть баррикады вперед по моему сигналу.
— Двинуть, сержант? Я думал, баррикада — это, так сказать, недвижимое имущество!
— А еще передай Пятаку, что у него есть две минуты на то, чтобы найти мне бутылку бренди, — продолжал Ваймс, не обращая внимания на его слова. — Большую.
— Значит, снова берем закон в свои руки, да, сержант? — ухмыльнулся Колон.
Ваймс пристально смотрел в начало Цепной улицы и чувствовал приятную тяжесть портсигара в кармане.
— Да, Фред, — кивнул он. — И на этот раз мы будем держать его мертвой хваткой.