— Хочу в солдаты пойти, когда вырасту, — продолжал Шнобби, счастливо улыбаясь майору. — Солдат всегда найдет чем разжиться.
— Боюсь, для службы ты ростом не вышел, — заметил майор.
— Враг начинается с земли, — возразил Шнобби. — И кстати, башмаки-то снимаешь, когда люди уже валяются. Папаша Сконнер говорит, главные деньжата — это зубы и серьги, а я говорю: зубы, серьги… Башмаки! Вот что есть у всех! В наше время гнилые зубы у каждого второго, а тем зубодерам, что вставные зубы делают, только качественный товар подавай…
— Хочешь сказать, что решил поступить на военную службу для того, чтобы мародерствовать? — потрясенно спросил майор. — Такой маленький… мальчик?
— Папаша Сконнер как-то раз не пил два дня кряду и сделал мне солдатиков, — сообщил Шнобби. — На всех были маленькие башмачки, которые можно было…
— Замолчи, — велел майор.
— …снять, и крошечные деревянные зубки, которые можно было…
— Заткнись! — взревел майор. — Тебя что, совсем не волнует честь? Слава? Любовь к родному городу?
— Не знаю. А сколько за них можно выручить? — оживился Шнобби.
— Они бесценны!
— Ну, тогда по мне лучше башмаки, — пожал плечами Шнобби. — За них дадут по десять пенсов, хотя, конечно, не везде, места знать надо…
— Посмотри на кавалериста Габитасса! — воскликнул майор, окончательно теряя самообладание. — Двадцать лет безупречной службы, отличный солдат! Он ни за что не унизился бы до того, чтобы снимать с поверженного врага башмаки! Верно, рядовой?
— Так точно, сэр. Только полные дураки этим занимаются, сэр! — гаркнул рядовой Габитасс[215].
— Э… Да, верно, — пробормотал майор. — У таких бравых солдат, как рядовой Габитасс, многому можно научиться. Похоже, эти мятежники успели сбить тебя с пути истинного…
— Я не мятежник! — взвизгнул Шнобби. — Не смей называть меня мятежником! Я тебе не какой-нибудь мятежник, я настоящий анк-морпоркский пацан и горжусь этим! Ха, да как ты можешь говорить такое! Будто я мятежник! Ты, наверное, обидеть меня хотел? Я честный парень, вот так!
Крупные слезы бурным потоком хлынули по его щекам, смывая копоть и гарь и обнажая нижние грязевые слои.
Майор запаниковал. Он понятия не имел, как себя вести в подобных обстоятельствах. Казалось, слезы хлещут буквально из каждого отверстия на лице мальчишки. Тогда майор решил обратиться за помощью к Габитассу.
— Рядовой, ты, кажется, человек семейный. Что тут можно сделать?
— Я могу треснуть его по уху, сэр, — предложил рядовой Габитасс.
— Как жестоко, рядовой! Послушай, у меня где-то был носовой платок…
— Ха, у самих имеется, большое спасибо, не нужно мне ваших подачек!
Шнобби шмыгнул носом и вытянул из кармана платок. Скорее, даже несколько дюжин платков, причем один с инициалами «К. М.-Д». Платки были связаны вместе, как в шляпе у фокусника, и в эту гирлянду затесалось несколько кошельков и полдюжины ложек.
Шнобби вытер лицо первым платком и убрал всю коллекцию обратно в карман. Потом он понял, что все почему-то смотрят на него.
— Чего? В чем дело-то? — задиристо спросил он.
— Расскажи-ка нам о человеке по имени Киль, — велел майор.
— Ничегошеньки о таком не знаю, — протараторил Шнобби по давней привычке.
— Ага, раз ничего ты не знаешь, значит, что-то да знаешь! — воскликнул майор. Он был из тех людей, кто получал истинное наслаждение, ловя других на слове.
Шнобби и глазом не моргнул. Капитан наклонился к уху майора.
— Это только по правилам математики, Клайв, — сказал он. — А в грамматике это означает категорическое…
— Рассказывай нам о Киле! — заорал майор.
— Послушай, майор, — раздался голос, — почему бы тебе не поручить это настоящим специалистам?
Майор поднял голову. В палатку вошел Карцер со своими людьми. На лице сержанта играла прежняя безумная ухмылка.
— Пленного захватили, да? — спросил он, подходя ближе и разглядывая Шнобби. — О, похоже, это главарь. Много он вам рассказал? Вряд ли. Нужно обладать особыми навыками, чтобы вытрясти что-нибудь полезное из таких шельмецов, ха-ха.
Он сунул руку в карман. Когда же он ее достал, на его пальцах блестел бронзовый кастет.
— Ну, приятель, — продолжал Карцер, не обращая внимания на отпрянувших в ужасе военных, — ты ведь знаешь, кто я такой, верно? Я из Особого отдела. И я вижу перед собой двух сорванцов. Один из них — сообразительный малый, который собирается помочь властям в их нелегком деле, а второй — наглый шельмец, пытающийся умничать. У одного из них есть будущее и все зубы. Но что мы все о тебе? Давай немножко обо мне. Так вот, у меня есть странная особенность, вернее, привычка: я никогда не задаю вопрос дважды. Итак… ты ведь никакой не преступник, правда?
Шнобби, не спуская вытаращенных глаз с кастета, яростно закивал.
— Просто крутишься, как можешь, чтобы не сдохнуть?
Шнобби опять кивнул.
— На самом деле ты, наверное, был приличным малым, ну, до того как связался с мятежниками. Пел гимны и все такое прочее.
Шнобби еще раз кивнул.
— Этот человек, который называет себя сержантом Килем, — главарь бунтарей, верно?
Чуть помедлив, Шнобби поднял руку.
— Гм… Все делают то, что он скажет. Это одно и то же?
— Да. А как у него с харизмой?
Шнобби по-прежнему не спускал глаз с бронзового кастета.
— Э-э… Понятия не имею. Вроде особо не харкает.
— А о чем говорят за баррикадами, мой юный друг?
— Гм… ну, о свободе, равенстве и братстве, всяком таком, — ответил Шнобби.
— Ага! Мятежные разговоры! — воскликнул Карцер и выпрямился.
— Правда? — нахмурился майор.
— Уж поверь мне, майор, — сказал Карцер, — если люди собираются вместе, чтобы поговорить о свободе, равенстве и братстве, ничем хорошим это не кончится. — Он опустил взгляд на Шнобби. — Так, интересно, что у меня есть в кармане для хорошего мальчика? Ага… Чье-то ухо. Еще тепленькое. Получай, приятель.
— Ух ты! Спасибо, господин!
— А теперь беги и больше не попадайся мне на глаза. Не то выпотрошу.
Шнобби моментально сделал ноги. Карцер бросил взгляд на разложенную на столе карту.
— О, планируете тайную вылазку? Как это мило. Не хотите кровопролития, да? Майор, почему, черт возьми, вы не идете в атаку?
— Ну, они…
— Вы теряете своих солдат! Мятежники уже захватили четверть города! А вы собрались подкрадываться к ним с тыла? По мосту и улице Вязов, как я вижу! Тихонечко-тихонечко… Как настоящие трусы! — Карцер хлопнул ладонью по столу так, что майор подпрыгнул.
— Неправда! Я никого не боюсь! — соврал Маунтджой-Дубс.
— Сейчас город — это ты! — рявкнул Карцер. В углах его рта запузырилась белая пена. — Это они подкрадываются и таятся, но тебе это не пристало! Ты идешь в лобовую атаку, отправляешь всех в преисподнюю, вот что ты делаешь! Они воруют у тебя улицы — ты их отвоевываешь назад! Они ставят себя вне закона — ты возвращаешь им закон!
Карцер отошел на шаг, и его маниакальная ярость унялась так же быстро, как и вскипела.
— Таков мой совет, — сказал он. — Конечно, ты свое дело знаешь лучше. Но лично я беру своих парней, тех, кто остался в живых, и иду сражаться. Уверен, его светлость по достоинству оценит твои усилия. Ведь ты делал все, что в твоих силах.
Он с гордым видом вышел из палатки, и горстка особистов последовала за ним.
— Э… Клайв, ты в порядке? — спросил капитан, заметив, что у майора закатились глаза.
— Какой ужасный человек, — пробормотал майор.
— Э… Да, конечно. С другой стороны…
— Да-да, я понимаю. У нас нет выбора. Нам отдали приказ. Этот… хорек прав. Если утром треклятая баррикада все еще будет на месте, мне можно будет забыть о карьере, да и тебе тоже. Демонстрация силы, без страха в бой, пленных не брать — вот наши приказы. Глупые, глупые приказы… — Он вздохнул.
— Ну, мы можем им не подчиниться… — осторожно заметил капитан.
— С ума сошел? А потом что будем делать? Не будь дураком, Том. Строй людей, вели возничим запрягать волов, устроим представление на славу. И покончим наконец со всем этим!
Ваймс открыл глаза и увидел собственное лицо. Лицо было молодое, почти без морщин. Но сейчас на этом лице был написан ужас.
— Чё?… Чё случилось?
— Сержант, они притащили осадные орудия! Наступают на нас по улице!
— Что? Какая глупость! Здесь самая высокая баррикада! Пары человек достаточно, чтобы оборонять ее!
Ваймс вскочил на ноги. Скорее всего, отвлекающий маневр. К тому же глупый.
Именно здесь Дрынн с приятелями перегородили дорогу двумя огромными повозками, на которых потом выросла сплошная стена из дерева и хлама. В стене был предусмотрительно оставлен проход — достаточно низкий, так чтобы тот, кто желал попасть на территорию Республики, входил туда согнувшись. Если вошедший оказывался солдатом, было очень удобно сразу слегонца стукнуть его по голове. Сейчас люди появлялись из лаза один за другим, как крысы.
Ваймс вскарабкался на баррикаду и оглядел улицу. С дальнего конца на них надвигалась металлическая стена, окруженная пылающими факелами. В неосвещенном городе было видно только ее. Но сразу он понял, что это такое.
Эта стена была установлена на тяжелой повозке, и называлась она Большая Мэри. Ваймсу приходилось видеть такие раньше. Повозку тащила пара волов. Стена на самом деле была деревянной, металл ее покрывал только снаружи, чтобы противник не поджег доски. И вся конструкция предназначалась для защиты притаившихся за надежной стеной людей с большими крюками на длинных цепях…
Они забрасывали крючья на баррикаду, потом быков разворачивали, возможно, впрягали еще четырех животных, и не существовало в мире деревянной конструкции, которая устояла бы против такого.
Прямо перед повозкой к баррикаде катилась испуганная толпа. Люди спешили изо всех сил, чтобы не оказаться раздавленными.