— Жаль, это бы нам помогло. Но ничего. Вы соседей на Монетной опросили? Возможно, кто-то из них что-то видел.
— Да, — улыбнулся Михаил Александрович, — жиличка с третьего этажа один-единственный раз столкнулась с одним из жителей, тот достал ключи и собирался дверь открывать, но потом сунул в карман и начал подниматься наверх. Женщина испугалась, но не подала виду.
— Запомнила? — нетерпеливо спросил Филиппов, даже поднялся с кресла.
— Да, и довольно-таки подробно его описала.
— Хоть что-то у нас есть, — облегчённо выдохнул Владимир Гаврилович.
— Преступник наш росту среднего, где-то около пяти вершков, коренастый, лишнего жира на нём нет, как выразилась свидетельница. Волосы редкие, длиной около вершка, прямые, тёмные с проседью…
— А это как она заметила?
— Незнакомец шапку снял и ею хотел лицо закрыть, чтобы женщина, если что, не опознала, а у неё взгляд оказался острый.
— Далее, Михаил Александрович.
— Лицо больше овальное, нежели круглое, кожа на лице не только морщинистая, но и с загаром, словно преступник долгое время находился в южных странах. Брови прямые, хотя и широкие, но до переносицы не доходят. Глаза голубые, но такое складывается впечатление, что выцветшие. И она несколько раз сказала, что маленькие и злые, словно ножом в тебе дырку проделывают. Нос острый, надо ртом пышные усы, и тёмная щетина на щеках. Да, она заметила, что переднего верхнего резца у него не было, но вот какого, не досмотрела, говорит.
— Совсем неплохо. Вот ещё что, Михаил Александрович, — Филиппов покачал головой, словно говорил «нет», — с этой суетой у меня не хватило времени заглянуть к нам в картотеку и поискать субъекта по имени Митька Весёлый. Я что-то такого сочетания не припомню. Может быть, у нас есть на него формуляр.
— Будет сделано.
— Кстати, словесный портрет облеките в бумажную форму и разошлите по полицейским участкам и частям. И кажется мне, что вы сейчас дали мне портрет этого самого Митьки Весёлого.
6
В два часа пополудни Николай Константинович расхаживал по гостиной с фужером, полным вина, в одной руке и бутылкой — в другой. Тёплый халат, подаренный в Париже поклонницей его таланта, не только грел тело, но и навевал приятные воспоминания о столь далёкой не то Аннетте, не то Матильде.
Но разве для таланта это столь важно?
«Бархатный голос России», как писали европейские газеты, поморщился, когда в гостиную не вошла, а именно впорхнула мотыльком нежная горничная Анфиса, которую хозяин взял в обычай именовать, как он считал, для звучности, Виолеттой. У артиста и прислуга должна быть с необычными для русского слуха именами, тем более господину Преображенскому очень нравилась не только музыка в «Травиате», но и сам трагический сюжет — история любви куртизанки и молодого наследника знаменитого рода.
— Что там ещё?
— Николай Константинович, — с удивлением в голосе произнесла девушка, — к вам из полиции.
— Откуда? — в голосе Преображенского прозвучали нотки скорее не раздражения, а неясной обеспокоенности. «Неужели эта, как там её, ну, та из Киева пожаловалась родителям? Можно, конечно, обойтись малым и женится, но…» — промелькнуло в голове. — И по какому вопросу?
— Сказали, что речь идёт о жизни и смерти.
«Может быть, обойдётся?»
— Не могла сказать, что меня нет?
— Николай Константинович, вы же сами велели никому не отказывать и докладывать о посетителях вам.
— Ладно уж, зови, — кивнул раздражённо артист.
Вошедший был невысокого роста, нельзя сказать, что тучным, но с лишней долей веса.
— Господин Преображенский, разрешите представиться: Владимир Гаврилович Филиппов, начальник сыскной полиции столицы, — и вошедший наклонил голову. — Ради бога, простите за вторжение и за то, что вам помешал. Но увы, дела службы привели меня к вам.
«При чём здесь сыскная?» — опять мелькнуло в голове хозяина. Он вдруг осознал, что продолжает держать в руках бокал и бутылку. Быстро поставил их на стол и непроизвольно спрятал руки за спиной, словно полицейский вот-вот застегнёт на его запястьях наручники.
— Вы меня уже знаете, — скромно потупившись, выдавил из себя артист, — Николай Константинович Преображенский.
— Рад знакомству, — Владимир Гаврилович улыбнулся.
— А уж я как рад, — язвительно произнёс хозяин, но тут же сменил тон: — Чем могу быть полезен столь серьёзному учреждению?
— Позволите? — Филиппов указал на стул.
— Простите, что сразу не предложил, — словно бы оправдываясь, сказал Преображенский, — слишком уж неожиданный ваш визит.
— Ещё раз прошу извинить за вторжение, но приходится беспокоить столь важных персон по нашим делам.
— Я вас слушаю.
— Николай Константинович, дело, по которому я явился к вам, сугубо личное… — «Неужели всё-таки киевлянка, как бишь её?» — Преображенский заёрзал на стуле, словно нашкодивший мальчишка. — Оно касается одной вашей знакомой дамы. — «Вот и началось».
— Простите, но я не совсем понимаю. Сыскная полиция и дама? — Николай Константинович пожал плечами, стараясь не выдать своего волнения.
— Вам знакома Елизавета Самойловна Елисеева?
— Конечно! — чуть ли не во весь голос вскричал артист, и Филиппов так и не понял того выражения радости, что появилось на лице хозяина.
— Как мне известно, госпожа Елисеева бывает у вас по средам?
— Да, — Преображенский спохватился, — нет, — и окончательно смутился.
— Николай Константинович, я понимаю вашу обеспокоенность, — «Обеспокоенность? Да мне нет дела до Лизы, лишь бы не выплыла киевская история. А этот господин Елисеев… рогатый пень», — хозяин сделал вид, что внимательно слушает. — И наш разговор не выйдет из этих стен, — Филиппов опять улыбнулся и обвёл в воздухе рукой круг.
— Я доверяю вашему слову.
— Но и вы мне доверьте всю правду.
— Хорошо.
— Так вы знакомы с Елизаветой Самойловной Елисеевой?
— Да, — с тяжёлым вздохом сказал артист.
— И она бывает у вас по средам, — после очередного вздоха Преображенского Владимир Гаврилович напомнил: — Николай Константинович, мы с вами уговорились говорить только правду.
— Да, но понимаете, честь дамы…
Теперь поморщился начальник сыскной полиции.
— Николай Константинович, меня не занимают ваши отношения с дамами, я расследую преступление…
— Что-то случилось с Лизой? — прервал Филиппова артист.
— Насколько я знаю, ничего, и даже её супруг не догадывается о вашем… близком знакомстве.
— Да, господин Филиппов, если мы говорим откровенно и мои слова не выйдут за стены этой комнаты, здесь я полагаюсь на вашу порядочность.
— Можете на меня положиться.
— Лиза бывает у меня по средам, как вы, очевидно, уже извещены ранее.
— Госпожа Елисеева прибывает к вам в полдень?
— Совершенно верно.
— В квартире, кроме вас, в это время бывает кто-нибудь?
— Нет, горничную я отпускаю. Ну, вы понимаете… мне не нравится, когда сторонние глаза видят моих гостей.
— То есть у вашей… — Филиппов хотел сказать «любовницы», но сдержался, — близкой знакомой есть ключ от вашей квартиры?
— Да.
— В прошедшую среду вы с ней встречались?
— Да.
— И никаких происшествий не случилось?
— А какие должны были случиться происшествия? — насторожился артист. — Лизу выследил её муж? — высказал догадку Преображенский, но тут же сообразил, что если господин Елисеев смог узнать о её связи, то мог её… И тогда сыскная полиция ведёт дело о кровавом злодеянии на почве ревности. — Господин Филиппов, она жива?
Владимир Гаврилович не сразу сообразил, к чему такой вопрос, но потом улыбнулся.
— Жива, жива. Дело, которое я расследую, только косвенно касается вас. Господин Елисеев, я думаю, даже не догадывается о ваших отношениях. Здесь дело в следующем, — и начальник сыскной полиции рассказал, что ему стало известно о готовящемся налёте преступников на квартиру господина Преображенского в тот час, когда у него в гостях будет Елизавета Самойловна.
— Вы полагаете, что Лиза причастна к этому преступлению? — глаза Николая Константиновича можно было мерить полтиной.
— Отнюдь, здесь дело совсем в другом. Допустим, преступники ворвались к вам и застали в несколько неподобающем виде вас и госпожу Елисееву. Вы же не будете вызывать полицейских, чтобы не скомпрометировать даму. Если же вы заявите, что были один, то всё равно кто-то из жильцов дома или дворник проболтаются, что по средам к вам приходила дама и вы перед встречей с нею отпускали прислугу. Поверьте, эти сведения всплывут на поверхность, и прозвучит имя Елизаветы Самойловны. Поэтому вы и не стали бы заявлять в полицию о грабеже, происшедшем в вашей квартире. А на это и рассчитывают бандиты.
— Тоже верно. Но скажите, как вы узнали о предстоящем преступлении?
— Николай Константинович, не только у вас есть свои секреты.
— Понимаю, — Преображенский потёр ладонью лоб. — Что вы предлагаете?
— Устроить в среду засаду в вашей квартире.
— Только без меня, — выпалил Преображенский, но тут же покраснел. — Простите, я в первый раз сталкиваюсь с таким положением вещей, — он опять потёр рукой лоб, — я должен оставить ключи вам, — категорично произнёс артист, — а сам перееду в другое место.
— Николай Константинович, тогда преступники отменят свой поход к вам и явятся через неделю, а может быть, через две, а возможно, и через месяц. Вы должны вести себя так, словно вы ничего не знаете.
— Но…
— Вы же артист, притом самый лучший артист Михайловского театра, вам ли не сыграть роль беспечного человека? Бандитов предоставьте нам. В ближайшую среду они обязательно появятся здесь у вас. Мы их всех возьмём и отправим подальше.
— Их много? — в глазах Преображенского появился страх.
— Нет, их двое.
— Ну а если…
— Николай Константинович, вы лучший на сцене, мы же лучшие в поимке преступников. Каждый должен заниматься делом, которое он делает лучше всего. Так что не беспокойтесь.