у него память была. Он не только партии в операх знал, но и каждую мелочь в доме подмечал. Бывало…
— Антип, — прервал словоохочего камердинера начальник сыскной полиции, — ты лучше скажи, ничего подозрительного ты не замечал в поведении горничной?
— Анфисы, что ли? Так она амуры с хозяином крутила. Вы думаете, отчего её в дом взяли? Николай Константинович таких привечал, бывало…
— Ты говори по делу, вспоминать потом будешь. Часто к хозяину женщины захаживали?
— Не часто, но бывали. Некоторые, словно по расписанию, наведывались. Но скажу сразу, лиц их не разглядывал, да и под вуалями они были.
— Мог кто-нибудь от ревности к вам залезть?
— Владимир Гаврилович, это крестьяне и мещане по морде бьют, а в их обществе за пистолеты сразу хватаются.
— Не скажи, — Филиппов провёл пальцем по усам, — некоторые артистов за ровню не считают. Готовы на другие меры, чтобы рога свои скрыть.
— Это не про нашего Николая Константиновича. Он осторожный был, да и дам замужних выбирал. Они более в огласке не заинтересованы, так что с этой стороны хозяину ничего не угрожало.
— Ты же сказал, что с горничной он связь имел?
— Ну, то горничная. Она и сама рада была Николаю Константиновичу услужить, — и камердинер осклабился.
— Сам к ней не подъезжал на кривой кобылке-то?
— Владимир Гаврилович, я ж у хозяина не один год служил, и заради бабы тёплого места лишаться? Нет, это не по мне. Да и что мне, баб мало? Я ещё крепкий, так что нет. Что хозяйское, то хозяйское, и нечего на него нам зариться.
— Ясно, — Филиппов посмотрел на свои лежащие на столе руки. — Вот что, Антип, не замечал ли ты в гардеробе хозяина каких-то новых вещей?
— Нет, в последнее время Николай Константинович ничего не покупал.
— Ты не совсем понял: не появилось ли сегодня, когда ты осматривал вещи, шинели или шляпы, которых ранее не было?
— Нет, я бы заметил.
Пока Филиппов беседовал с горничной и камердинером, Николай Семёнович обследовал комнаты прислуги.
— Не знаю, Владимир Гаврилович, но что в комнате этого…
— Антипа, — подсказал Филиппов.
— Да, Антипа, что в комнате Анфисы ничего не найдено подозрительного. Правда, у горничной в шкатулке всякие золотые безделицы: кольца, кулоны, цепочки, но не слишком дорогие. Хотя простой горничной не по карману, — и положил шкатулку на стол.
Начальник сыскной полиции приоткрыл крышку, заглянул внутрь.
— Ничего удивительного — Анфиса с хозяином в связи была.
— Тогда понятно. Но зато в комнате кухарки я обнаружил вот это, — Власков положил на стол шинель и шляпу, — а вот это, — он присоединил к лежащим вещам пузырёк, — в комнате Анфисы.
— Неужели вещи Митьки Весёлого? — вскинул брови Филиппов. — Стало быть, сменил верхнее платье наш супостат? Холодно стало?
— На шляпу зимой больше внимания обращают.
— Это верно. Значит, говорите, найдено это богатство в каморке кухарки?
— У неё, а пузырёк — у горничной.
— Николай Семёнович, будьте добры, распорядитесь, чтобы привели в допросную кухарку, а сами соберите сведения о горничной и камердинере. Откуда приехали, когда появились в столице, где ранее проживали. В общем, всё, что сумеете. Очень уж большой интерес у меня вызывают эти персоны.
Начальник сыскной полиции с интересом наблюдал за тем, какие чувства обуревают кухарку при взгляде на лежащие на столе шинель и шляпу. Агриппина отсутствующим взглядом скользнула по ним, не выказав никакой заинтересованности.
— Садись, — кивнул на железную табуретку Филиппов.
Кухарка безучастно, словно её сразупосле допроса поведут на казнь, села, положив руки на колени, с намерением сразу же подняться, когда наступит время.
— Агриппина, скажи, как ты относилась к хозяину?
— Как? — повторила она вслед за начальником сыскной полиции. — Как к хозяину, который принял меня на место кухарки.
— Каким он человеком был?
— Хорошим, — Агриппина явно не была расположена к разговорам.
— Что значит «хорошим»?
— Добрым я назвать его не могу, но с пониманием относился к нам, своей прислуге. Вольностей себе не позволял, платил исправно.
— Мне сказали, что Анфиса с Николаем Константиновичем любовь крутила.
— Чего не знаю, того не знаю. Я ж целый день на кухне, в лавках или на базаре, так что мне некогда свечку им держать, — проговорила кухарка с серьёзным видом, не позволив себе даже улыбнуться своей же шутке.
— Стало быть, про связь Анфисы и Николая Константиновича тебе не ведомо?
— Мне своей работы хватало, что ж мне за молодой девкой подглядывать?
— Скажи, что всё-таки было накануне убийства господина Преображенского?
— Да всё как обычно. Накормила я его, потом Антипа, а Анфиса пришла последней, чаю попить. Ну, мы с ней немного посидели. Она к себе ушла, а я так устала, что едва посуду помыла, так глаза и закрылись. Устала за день, вот сразу же меня и сморило.
— Всегда к вечеру устаёшь?
— Бывает.
— Тебе вот эти вещи не знакомы? — Филиппов положил руку на шинель.
Посмотрела, нахмурившись.
— Нет, хозяин в таком не ходил.
— Тогда не пояснишь, почему эти вещи нашли в сундуке в твоей каморке?
V
1
— Интересная картинка получается, — в кабинете начальника сыскной полиции по другую сторону от хозяина сидели Власков и Лунащук. — Мы имеем нападение на господина Горчакова, убийство господина Иващенко и теперь умершего…
— Простите, Владимир Гаврилович, в последнем случае записка Митьки Весёлого? — спросил Михаил Александрович.
— Пока не ясно, работа этого бандита, или приписал он себе это преступление. — Филиппов склонил голову к левому плечу. — Но когда получим акт о вскрытии от господина Стеценко, вот тогда будет понятно: убит Преображенский или умер своей смертью. Так вот, мы имеем следующую картину. Есть три персоны — две женщины и мужчина. Камердинер Антип уверяет, что он закрыл дверь последним. Это означает, что в квартиру никто попасть более не мог, но ограбление, однако, произошло.
— Вы хотите сказать, что из троицы кто-то является сообщником Митьки?
— Об этом говорит сама ситуация. Кто-то впустил Митьку Весёлого с напарником, потом инсценировал нападение, чтобы отвести подозрения и бросить тень на кого-то другого.
— В данном случае под подозрение попадает Агриппина?
— Вы правильно поняли, Николай Семёнович. Именно её в качестве пособницы подсовывает нам пока неуловимый Митька, — колкость была в адрес чиновников для поручений. — Что-то не вижу нашего Мячеслава Николаевича?
— Владимир Гаврилович, он же вами отправлен в командировку, — напомнил Лунащук.
— Что-то я… Ладно, вы выслушали меня, теперь озвучьте ваши предложения.
— Я… — Власков взглянул на Михаила Александровича, последний не возразил, чтобы первым докладывал Николай Семёнович. — Мне похвастать нечем, занимаюсь троицей, пока результатов нет. Будут — доложу.
— В нашей картотеке Митька Весёлый не упоминается. Друзей Григорий Перинен не имел. Был, так сказать, сычом-одиночкой. Так что с этой стороны тоже ничего.
— Негусто, господа, негусто. Тогда продолжу я, и если ошибусь, поправьте меня, ибо мне в рассуждениях прорехи не видны. Михаил Александрович, вы передали пузырёк, найденный у кухарки, Брончинскому?
— Да, — кивнул Лунащук.
— Замечательно. Так вот, верхнее платье было спрятано в сундуке Агриппины — значит, преступник знал, что обыск мы проведём во всех комнатах квартиры.
— Зачем подбрасывать пузырёк горничной?
— Пока мы не знаем, что в нём, но складывается впечатление, что там сонное зелье. Мол, Агриппина спрятала шинель у себя, а на самом делеему несподручно было выходить в хорошем меховом пальто и в руках что-то нести — можно привлечь внимание городового. Вот и бросил наш Митька шинель в сундук. Кухарка же ненавязчиво так поведала мне, что вечером к ней на кухню заходила Анфиса, и после этого на Агриппину напал сон.
— Вы хотите сказать…
— Пока ничего, да и пузырёк найден у горничной.
— Значит…
— Я же сказал, пока ничего не значит. Повернуть можно в любую сторону. Горничная намеренно положила себе пузырёк с остатками зелья, чтобы подумали на кухарку.
— Ничего не понимаю, — покачал головой Власков.
— А я, кажется, догадываюсь. Горничная оставила себе зелье, чтобы мы держали в подозрении кухарку.
— Верно, но вы, господа, забываете ещё об одном участнике.
— О камердинере? — в один голос сказали чиновники для поручений.
Обсудить Антипа не успели — прибыл посыльный с двумя конвертами: одним от статского советника Стеценко, вторым — от Брончинского.
Старший врач Врачебно-полицейского управления сообщал, что господин Преображенский был убит путём введения растительного яда в носовую полость, доказательством чего являются следы и остатки вещества на поверхности. Само вещество пока не распознано.
— Странный способ убийства, — дотронулся до носа Лунащук.
— Экзотический, — глаз у Филиппова дёрнулся. — Только необычности нам и не хватало.
— Любопытно, — брови Власкова сошлись на переносице, — если наш преступник использовал резиновую грушу, то значит, унёс с собою? Или выбросил?
— Мог из пузырька налить на платок и приложить к лицу убитого, — теперь артиста начали считать насильственно умерщвлённым.
— Тогда он и сам мог отравиться. Следовательно, имел при себе резиновые перчатки, которые тоже должен был унести. У меня одно предположение: в руках у грабителя находился саквояж, сам он был одет в хорошее меховое пальто — мог предстать в образе врача. Таким образом он не привлекал внимания городовых — ведь люди болеют и днём, и ночью.
— Наверное, вы правы. И тогда получается, что Митька Весёлый не только хитрый, но и очень смышлёный, но… — Филиппов постучал пальцами по столу, — какой-то мелкий грабитель. Вам не кажется?
— Отчего же? — спросил Лунащук.
— Ну, сколько можно взять у холостых мужчин? Пару тысяч, пусть даже десять. А наш Весёлый — человек с амбициями, ему сотни тысяч подавай.