— Владимир Гаврилович, — пожал плечами Михаил Александрович, — у каждого из них есть потолок.
— Очень у него низкий. Вы подумайте над моими словами… А так, господа, что-то мы бегаем по кругу: мысли есть, но такие разрозненные, что… — Филиппов покачал головой.
— Владимир Гаврилович, мы остановились на Антипе, — напомнил Власков.
— Ах да, Антип, что там с ним? — нахмурился начальник сыскной полиции.
— Мы говорили о найденном пальто и шляпе в сундуке кухарки и пузырьке, найденном в комнате у горничной.
— Помню, помню, — Владимир Гаврилович достал из конверта отчёт Брончинского, — вот, — бросил бумагу на стол и ударил по ней ладонью. — Константин Всеволодович пишет, что в пузырьке находилось сонное зелье, а это означает, что из троицы слуг один — пособник Весёлого.
— Вы же сказали, что Антип… — начал Николай Семёнович.
— Нет, — перебил Филиппов, — я только сказал, что мы третьего упускаем из виду, рассматриваем только горничную и кухарку. Антип вполне мог подсыпать зелье в чай Агриппине, потом сунуть в её сундук шинель, а горничной подбросить пузырёк. Я только показал вам, господа, что одни и те же сведения возможно толковать с разных сторон. Тем более, что кухарке пришлось бы дожидаться, пока камердинер заснёт. А вдруг у него в эту ночь случится бессонница?
— Тогда…
— Вот именно, что тогда. Всё, что нам известно, можно толковать по-разному и перевернуть с ног на голову.
— Перевернуть, конечно, можно, — начал Власков, но его перебил начальник.
— Вы начали заниматься сбором сведений о наших подопечных. Есть результат?
— Владимир Гаврилович, — с явной обидой в голосе произнёс Николай Семёнович, — у меня времени не было, я откомандировал в адресный стол…
Филиппов скривился.
— Ладно уж, завтра доложите, а сейчас, господа, прошу меня извинить, но мне нужно докладывать вышестоящему начальству. Да, ещё вот что — отправьте нашу троицу домой и не забудьте организовать за ними наблюдение.
2
На следующий день агент, приставленный к Антипу, докладывал. Последний вернулся в квартиру убиенного артиста, но задержался там недолго, около получаса, но чем он там занимался, неизвестно. Потом он быстрым шагом направился в портерную, которая находилась в том же доме. Занял один из столов и целый вечер провёл в компании горячительных напитков. Ни с кем в разговоры не вступал. Потом вернулся назад и до утра носа на улицу не казал.
— Запивал горе, — сказал утром Владимир Гаврилович. — Теперь ему предстоит ждать наследника убитого или искать сразу же новое место. Кстати, господа чиновники для поручений, что-то среди бумаг после произведённого обыска я не видел духовного завещания господина Преображенского.
— Я займусь этим, — сказал Лунащук.
— Хорошо, заодно проверьте, кому оставил своё имущество господин Иващенко. Как я припоминаю, у него не только дом во Пскове, но и какое-то имение в той же губернии. Мы сосредоточились на Митьке Весёлом, а надо бы не терять из виду и наследников.
— Вы думаете, что они могут быть в сговоре?
— Не знаю, — чуть ли не по слогам произнёс Филиппов, — это нам и предстоит узнать. В таких преступлениях надо обращать внимание на всё, а у нас, как говорится, наследники без присмотра. Так, что делали наши женщины?
— Агенты докладывают, что из квартиры не отлучались, никто к ним не приходил.
— Было бы странно, если бы Митька открыто явился к своей сообщнице, — усмехнулся начальник сыскной полиции.
— Значит, вы, Владимир Гаврилович, держите в подозрении женщин, а не Антипа?
— Нет, всех троих.
В сыскной полиции не знали, что вечером в квартире убитого артиста разыгралась словесная драма.
Агриппина сразу же направилась в свою каморку и обессилено села на кровать, не сняв верхнего платья. Мысли были только об одном: теперь предстоит искать новое место, а если не получится, то возвращаться к себе в деревню.
Анфиса, наоборот, отчего-то пребывала в радужном настроении. Конечно, Николай Константинович, на самом деле, был хорошим хозяином, никогда слова грубого не говорил, чаще улыбался, нежели находился в подавленном состоянии. Сам не отказывался от подарков, но её, горничную, без подарков не оставлял, был ласков в постели, хотя никому не рассказывал сам и ей велел не говорить никому об их связи. Кто она и кто он? Она — всего лишь очередная смазливая девица, их таковых у него целая очередь, да притом не простых горожанок или деревенских жительниц, а женщин из света. Теперь пора искать другого хозяина или благодетеля, если получится.
Когда Анфиса пришла на кухню, Агриппина возилась с кастрюлями.
— Что-то у тебя самовар не растоплен? — в голосе горничной звучало презрение и ещё в большей степени — недовольство.
— Возьми и растопи, — не оборачиваясь, пробурчала кухарка.
— Осмелела без Николая Константиновича, — с едва скрываемой злобой прошипела Анфиса.
— Ты, я вижу, себя хозяйкой возомнила. Так вот, приедет племянник Николая Константиновича Владимир и поставит тебя на место.
— Не дождёшься.
— А что мне ждать? Я уже место себе нашла…
— Не дождалась, пока тебя на улицу Владимир выставит, — с ехидцей, сощурив глаза, бросила Анфиса.
— Тебе какое дело?
— Да нет, никакого.
— Вот именно, никакого. Или ты хочешь, чтобы я Владимиру поведала, как ты убийц в квартиру пустила?
Анфиса, словно споткнулась, только рот раскрывала, но ни слова вымолвить не могла, только через некоторое время обрела дар речи.
— Ты говори, да не заговаривайся. Ты ещё скажи, что это я нож под рёбра сунула.
— А что не так? — кухарка стояла, уперев руки в бока. — Кто меня зельем опоил? Не ты ли?
Горничная покраснела и замахала руками.
— Ты сама дверь разбойникам открыла, ты сама им все комнаты показала. Это ты, так что нечего с больной головы на здоровую свои художества перекладывать, — глаза её пылали, словно вот-вот огнём начнёт в стороны метать. — Я в сыскной так и заявлю: так, мол, и так, пожалела нашу кухарку несчастную, сразу доносить на неё не стала. Вот и повертишься ужом на своей сковородке, — она презрительно махнула рукой в сторону посуды. — Вот они там обрадуются, что это ты мне зелье подсыпала…
— А ты откуда про зелье знаешь? — Агриппина уставилась тёмными зрачками глаз на Анфису, которая теперь побледнела.
— Знаю, и всё.
— Да я тебя, — кухарка двинулась со скалкой в руке на горничную. Последняя выскочила из кухни и помчалась в комнату, которую ей ранее предоставил хозяин.
Повернула задвижку и дёрнула за ручку, пробуя, закрыта ли дверь. Потом подошла к стулу и тихонько села, словно опасалась, что её дыхание услышит Агриппина.
Кухарка потянула ручку на себя.
— Заперлась, подстилка хозяйская. Я тебе ещё устрою райскую жизнь, — и пнула ногой запертую дверь.
Анфиса затаилась, боясь не то что пошевелиться, даже моргнуть веками.
«А ведь пойдёт в сыскную», — подумала она и похолодела.
Антип поутру пробудился рано. Голова трещала от выпитого.
«Достанется от барина, — резануло так, что он покрылся холодным потом, но через миг тревога схлынула, словно морская волна с берега, — барин-то того», — и Антип снова повалился кулём на постель.
3
— У господина Преображенского действительно имеется духовное завещание. Николай Иванович оставляет своё имущество, а оно находится не только в России в Псковской и Херсонской губерниях, но есть и два дома: один — во Франции около города Марсель, второй — на Сардинии в городе Сассари, а также денежные средства, заключенные не только в процентные бумаги, но и акции прибыльных предприятий и наличные, всего, — присяжный поверенный взглянул в записи, — около одного миллиона рублей…
— Миллиона? — изумился Михаил Александрович.
— А что вы, батенька, так удивляетесь? — спросил присяжный поверенный. — Наш господин Преображенский очень часто выступал за границей, и там его ценили как несравненный голос России.
— Ладно, мы отвлеклись. Так кому он завещал всё своё состояние?
— Владимиру Петровичу Симонову.
— Кому?
— Племяннику, сыну его родной сестры.
— Стало быть, у господина Преображенского есть родственники?
— В том-то и дело, что нету. Он один остался, не считая племянника.
— Что, и внебрачных детей не прижил?
— Может быть, где-то и бегают, но о них мне неизвестно.
— Хорошо, нам меньше забот. Так где бы мне его сыскать, этого самого Владимира Петровича?
— Михаил Александрович, я отправил телеграмму по приложенному к завещанию адресу, но она так и осталась не вручённой.
— Любопытно, но вы всё-таки адресочек мне запишите.
Анфиса не выходила из комнаты до утра. Около восьми часов накинула на плечи заячий полушубок, выскользнула из квартиры, не заметив, что за ней следит кухарка.
— Вот ты и попалась. О твоих проделках я всё равно расскажу господину, как его там, самому главному из сыскной, — и подошла ко входной двери, закрыв защёлку. — Посмотрю, как ты вертеться будешь, — и направилась на кухню готовить. Хотя хозяина не стало, но до приезда Владимира Петровича их всё-таки в квартире трое, пусть даже и с этой змеёй Анфиской.
Потом Агриппина вернулась на кухню, пошарила в тайнике рукой и достала из него свёрток. Развернула холстину. Заблестели яркими звёздочками камни на кольцах и браслетах. Она полюбовалась ими, вслед за этим скривилась, взяла браслет, но потом положила обратно, выбрала несколько колец и цепочку. Кухарка толк в камнях знала, поэтому взяла те, что подешевле.
— Пусть теперь попробует отвертеться, змея подколодная, что она к хозяйской смерти отношения не имеет.
Агент, ведущий наблюдение за женщинами, не узнал Анфису, одетую в полушубок и сдвинувшую платок до самых бровей, поэтому в рапорте написал, что горничная и кухарка из квартиры не отлучались.
Анфиса вернулась через два часа с довольным масленым лицом и сверкающими из-под платка глазами. Попасть в квартиру не составило труда — камердинер всё-таки поднялся и заставил себя спуститься в портерную для поправки здоровья. Вернулся и даже забыл закрыть дверь на ключ, поэтому Анфиса ужом проскользнула в свою комнату.