Дверь открыла горничная с осунувшимся лицом, словно бы стала лет на десять старше. Синие круги под глазами и небрежно причёсаны волосы. У лица держала платок, которым вытирала слёзы.
— Здравствуй, Анфиса! — Власков прищурил глаза.
— Добрый день, господин полицейский, — голос звучал глухо.
— Что ты в таком виде? — чиновник для поручений скользнул проницательным взглядом по девице.
— Вы что, не слышали, что нашу… — её плечи затряслись.
— Агриппину?
— Да, — кивнула головой Анфиса.
— Все мы в руках Господа.
— Все, но…
— Ты меня так и будешь у порога держать?
— Николай Семёнович, так хозяина, как вы знаете… — она сглотнула слюну, — а мы… — не договорила.
— А где Антип?
— В портерной горе заливает.
— Понятно, пока нового хозяина нет, он время не теряет. А я, собственно, голубушка, к тебе пришёл по делу.
Один миг — и слёзы на лице Анфисы исчезли, словно и не бывали, лицо разгладилось, и снова глаза заблестели, будто мгновенно преобразилась в молодую девушку.
— Пожалуйста, — горничная заперла дверь, — проходите, Николай Семёнович.
В гостиной было всё по-старому, но что-то изменилось. Какой-то незримый налёт покрывал всё: и кресла, и диван, и столы, и серванты.
Анфиса поправила волосы.
— Вот что, голубушка, у меня к тебе несколько вопросов.
— Николай Семёнович, мне ж ничего не ведомо, всё время в этой клетке сижу, — начала отговариваться горничная — мол, что с неё взять.
— Вот что, — Власков потёр щёку, — я, конечно, понимаю, что ты ничего не знаешь, но, видишь ли, есть распоряжение начальства. Так что собирайся, мы обернёмся быстро.
— Я только оденусь, — на губах у Анфисы заиграла улыбка, а в глазах появилась непонятная холодность.
Николай Семёнович заложил руки за спину и остановился у картины. Наклонил голову вправо, ощутил затылком какое-то движение. И тут же у него потемнело в глазах, словно вместо текущей синей реки упала с неба сплошная чернота.
Спустя какое-то время он хотел открыть глаза, но увидел только летающие яркие пятнышки, напоминающие ночные звёздочки, и собственная голова показалась ему необъятной. Болел от нестерпимой рези затылок, и тут же рассыпался на куски. Власков снова попытался открыть глаза. Пусто, ни мысли, ни проблеска света. Почувствовал, что лежит на чём-то мягком, и опять сделал попытку подняться, но не смог пошевелить даже пальцем. Теперь ощущал, что кто-то его связывал, прижимая к полу.
Мир наконец начал приобретать очертания. Власков хотел опереться на руку, но резкая боль пронзила кисть. Николай Семёнович по-прежнему ничего невидел, но вглазах иногда вспыхивалсвет. Затем опять перед глазами поплыла непроницаемая темнота. Власков медленно проваливался во тьму, падал, летел вниз, словно его столкнули с высокой башни.
Прошло немало времени, но сознание наконец начало долгий путь по околичной дороге. Сперва он смог открыть правый глаз, но тут же его закрыл. Яркий свет резанул так, что снова помутнело в голове. Николай Семёнович пошевелил вначале пальцами одной руки. Потом напряг мышцы и ощутил, что пальцы и второй руки не отказывают ему. Двинул ногой, потом второй.
Попытался поднести ладонь к лицу. И удивился, что получилось. Под пальцами ощутил липкую жидкость. Вначале удивился, но потом понял — кровь.
Пришла очередь опереться на руки. Надо было вновь открывать глаза, но воспоминание о боли, пронзившей Николая Семёновича с минуту назад, отдалось страхом. Начал открывать с такой медлительной осторожностью, что, казалось, прошёл не один час.
Туманная пелена слегка рассеялась.
Потом исчезла окончательно.
Теперь картинка перед взглядом не троилась, не двоилась, а начала обретать резкие очертания.
Взгляд задержался на картине. Река не казалось такой синей, а пересекала полотно чёрной полосой. Наконец, Власков поднялся на ноги, оперся о стол. И тут же по спине потекли холодные капли.
«Анфиса», — еле слышно простонал Николай Семёнович и заплетающимся шагом направился в комнату горничной.
Там её не было. Чиновник для поручений хотел повернуться, но теперь в голове прояснилось. Вещи вроде бы на месте, но опытным взглядом Власков заметил небрежность: Анфиса, видимо, заранее готовилась к побегу, только выжидала время.
На Фонтанке Власков остановил извозчика. Тот со страхом посадил к себе господина со следами крови на воротнике, но когда услышал адрес «сыскное отделение», безропотно отвёз и даже помог дойти до двери.
Через некоторое время Власков входил в кабинет начальника сыскной полиции. Чувствовал себя не столько больным, сколько опустошённым: упустил девицу, которая так обыденно провела его, опытного сыскного агента.
— Владимир Гаврилович, — Николай Семёнович едва доплёлся до стула и без разрешения опустился, словно потерял остатки сил. Филиппов поднял взгляд на чиновника для поручений (до этого что-то писал). — Владимир Гаврилович….
Начальник сыскной полиции понял, что стряслось что-то ужасное, поднялся с места и, налив стакан воды, подал сотруднику. Власков в три глотка выпил поданную воду.
— Теперь, Николай Семёнович, не спеша расскажите, что стряслось?
— Анфиса сбежала, — только и сумел выдохнуть чиновник для поручений.
— Это она вас так приложила?
Власков кивнул головой.
— Понятно, — сжал губы Филиппов, — стало быть, теперь понятно, что это она открыла дверь преступникам, а остальное — обычная инсценировка.
Николай Семёнович опять кивнул.
— Голова-то цела? — после некоторого молчания спросил начальник сыскной полиции.
— Цела, только вот гудит, как паровоз, и, простите, очень медленно соображаю.
— Вам, Николай Семёнович, надо доктору показаться — вдруг что-то с вами нехорошее приключилось.
— Это потом, вот то, что горничная сбежала… — Власков дотронулся до затылка и скривился от боли.
— Далеко не убежит. Вы по ней, как я понимаю, что-то узнали?
— Не Анфиса она, а жила по подложному паспорту девочки, которая утонула в семи- или восьмилетнем возрасте. Простите, не помню.
— Кто ж ей паспорт в таком случае выдал? — изумился Филиппов, потом встряхнул головой. — О чём это я? Паспорт подделан, только вот надо было знать, что ребёнок сей утонул, а значит, лже-Анфиса из этого самого села…
— Или одной из соседних деревень, они же все там, возможно, дружны были.
— Вы правы. И если наша горничная паспорт сменила, значит, замешана в каких-то мелких делишках, или уже «отметилась» в чём-то более серьёзном.
— Видимо, но я-то… — чиновник для поручений опять тронул затылок, — попал, как кур в ощип. Стыдно мне, Владимир Гаврилович, что так вот… поймали меня, как желторотого цыплёнка…
— Ну, вы, батенька, про цыплёнка зря, — отмахнулся Филиппов. — Не только вы на эту удочку попались, возможно, и я так обмишулился.
— Но ведь не вы, а я упустил её.
— Ничего. Идите к доктору, Николай Семёнович, утро вечера мудренее.
Когда Власков вышел, Владимир Гаврилович остановился у стола и потрогал правый ус. Потом сказал вслух:
— Интересно получается.
Как и ожидалось, никого, даже слегка походившего на Мордовцева, ни по гостиницам, ни по постоялым дворам не наблюдалось. Руки у Лунащука опустились: найти в миллионном городе одного бандита, пусть даже и по фотографической карточке, представлялось невозможным. Бороду сбрил — и уже другой человек, об одежде и разговора не было. Скинул рабочую куртку, надел поддёвку, шубу с шапкой — и уже на свет народился купец какой-то там гильдии. О Весёлом речь особая: вдруг он ранее квартиру или угол снял? Угол-то вряд ли, не того полёта птица. Сам написал, что прибыл в столицу за улучшением финансового состояния, а вдруг эта цель побочная? И есть основная?
— Так вот, Владимир Гаврилович, поиски оказались безуспешными. По фотографической карточке никто из служащих гостиниц и постоялых дворов преступника не узнал. Хотел я направить агентов по близлежащим городкам и селениям, но не думаю, чтобы главарь шайки жил далеко от города. Ему надо раздавать указания, да и самому проверять, всё ли идёт по его плану.
— Да, здесь с вами соглашусь, — и Филиппов вкратце рассказал, какие приключения испытал на себе Николай Семёнович.
— Шустрая, однако, девица, — усмехнулся Михаил Александрович, — я больше в подозрении Антипа держал. А на неёникогда бы не подумал. Молодая девица с невинным личиком.
— Михаил Александрович, — укоризненно покачал головой Филиппов, — вы же служите в полиции и должны привыкнуть, что преступник, если он, — начальник сыскной полиции подбирал слова, — пусть будет так, хороший преступник, то ещё и очень хороший актёр, способный на себя примерять многие маски.
— Это так, Владимир Гаврилович, но хочется верить людям.
— Тоже верно, — согласился Филиппов. — Николай Семёнович выяснил, что наша девица прибыла к нам из Москвы, а родилась в селе Комаровка Вышневецкого уезда. Так вот, любезный Михаил Александрович, свяжитесь опять же со становым приставом и получите от него сведения, кто в этом самом селе, или рядом расположенных, за последние пять, нет, пожалуй, десять лет получал паспорт для проживания в других губерниях.
— Вы полагаете, что лже-Анфиса была знакома с утопшей?
— Такой возможности исключать нельзя. Вы бы стали выправлять поддельный паспорт на несуществующую фамилию?
— Скорее нет, чем да.
— Вот именно. Таким образом, искать Анфису Комарову — бесполезное занятие, она наверняка подстраховалась…
— Или Митька Весёлый подстраховал, — дополнил Лунащук.
— Или Митька Весёлый, — повторил вслед за Михаилом Александровичем Филиппов.
Доктор Власкова ободрил. Анфиса ударила его вазой, сильно, но только содрала на затылке кожу и ввела чиновника для поручений в бессознательное состояние. Голова болела, но теперь не так сильно, как прежде. Поэтому Николай Семёнович направился на Фонтанку, в квартиру господина Преображенского, намериваясь найти что-либо, могущее помочь в поисках горничной.