— Пани Вышнепольская — преступница? — брови у управляющего поползли на лоб.
— Отнюдь, но она может стать жертвой, если вы не будете нам помогать.
— Мне пани поведала, что пробудет в столице до конца января.
— Последний вопрос: кто-нибудь интересовался пани Вышнепольской?
— Увы, не припоминаю.
— Пани кем-нибудь интересовалась?
— Может быть, у коридорного или прислуги, но у меня нет.
— Она сама оплачивает проживание, или у неё есть покровитель?
Управляющий смутился, словно не хотел признаваться в чём-то постыдном.
— Ещё до приезда госпожи Вышнепольской абонировал номер господин, пожелавший остаться инкогнито.
— Вы можете его описать?
— Высокий такой, статный, в дорогом пальто, перчатки он, кстати, не снимал, даже когда доставал деньги из бумажника, трость у него из самшита с головой грифа, украшенной драгоценными камнями.
— Вы знаток тростей?
— К сожалению, нет. Я лишь поинтересовался изящной работой, вот он меня и просветил.
— Хорошо, но вы лицо запомнили?
— Боюсь, в этом вопросе мне сказать нечего. Видите ли, меня отвлекли трость икожаный бумажник изящной выделки, с монограммой.
— Монограммой?
— Именно, там стояли две буквы: «Д» и «В».
— Всё-таки вспомните лицо, — настаивал Лунащук.
— Лицо такое благородное, без растительности, скорее худощавое, глаза… — Модест Николаевич задумался, — серые такие, словно пронзают вас насквозь… н-да, а далее вынужден вас разочаровать, но более добавить мне нечего.
— Он появлялся у вас только один раз?
— Один.
— Вы смогли бы его узнать при встрече?
— Всенепременно.
— Благодарю, Модест Николаевич. — Михаил Александрович понизил голос, — Вы понимаете, что не должны передавать нашего разговора и моего интереса к незнакомцу и пани Вышнепольской никому?
— Конечно, господин Лунащук, я буду нем как рыба.
Власков стоял рядом и в расспросах управляющего гостиницей не участвовал, всецело положившись на Лунащука. Только когда Михаил Александрович собрался отпускать Модеста Николаевича, спросил:
— Модест Николаевич, простите, что теперь я буду вас мучить, — хотел дотронуться до затылка, но задержал руку на полпути, — скажите, кто занимает номера по соседству и напротив пани Вышнепольской?
— Слева — купец Ермолаев, недавно прибывший из Екатеринбурга.
— Давно он прибыл?
— Месяца полтора тому, — и, предвосхищая вопрос, управляющий дополнил: — Собирается назад, как он мне поведал, через месяц.
— Чем он занимается?
— Торговлей лесом.
— Так, кто по другую сторону?
— Там сейчас господин… — сощурил глаза управляющий, — простите, князь Георгадзе со свитой, они занимают сразу три номера: в одном он сам с женой…
— Хорошо, а напротив?
— Я могу уточнить, но, по-моему, вчера съехал молодой человек, приехавший в столицу из Парижа. Остановился на несколько дней у нас, так сказать, проездом, далее — в Оренбургскую губернию.
— Значит, номер свободный?
— Пока да.
— Вот и чудненько. Считайте, с сегодняшнего дня его абонирует Николай Семёнович Власков, чиновник для особых поручений из Приморского края, прибыл по делам службы. Это, как вы понимаете, если кто-то проявит интерес к моей персоне, — Власков строго посмотрел на Модеста Николаевича.
— Но…
— Не беспокойтесь, комнаты будут оплачены.
Коридорный ничего нового не добавил, только сказал, что обеды пани Катаржине приносят не из гостиничного ресторана, а из «Кюба».
— Значит, привозит блюда их человек?
— Так точно, их.
— Надолго он задерживался в номере?
— Ваше благородие, я время не засекал, но с четверть часа, наверное, — последнее слово добавил с сомнением.
— А кого пани Вышнепольская посылает за обедами?
— Нашего посыльного.
— Почему он не привозит обед сам?
— Ваше благородие, тут же надо стол накрыть, тарелки расставить, а что посыльный может? Правильно, по городу на своих двоих бегать. Да и пани Вышнепольская свой каприз учинила: «Пусть обед мне доставляет официант». Я пытался с нею поговорить, но она ни в какую.
Номер поразил показной роскошью. Николай Семёнович сел в кресло, осмотрел гостиную.
— Садитесь, любезный Михаил Александрович, обсудим наши дела.
— Что их обсуждать? — Лунащук сперва замялся, но потом опустился в соседнее кресло. — Вы здесь, а я навещу «Кюба» и разузнаю, кто из их служащих доставляет обеды нашей Анфисе. Что-то мне подсказывает, не всё здесь чисто.
— Неужто вы подозреваете, что это сам Митька возит ей из ресторана блюда?
— Чем чёрт не шутит? — Лунащук стиснул пальцами подлокотники. — Бандит наш бедовый и сообразительный, так что такую каверзу мог запросто устроить.
— Конечно, мог, вот только я не понимаю, почему он эту самую Анфису поселил в гостиницу в самом сердце столицы?
— Я думаю, по принципу: положи ближе, никто не заметит, тем более, что она на улицу носа не кажет. А если бы и появлялась, то кто в польской пани узнает горничную, пусть даже и служившую у знаменитого артиста?
— Вы правы — горничная всегда остаётся в тени хозяина, на неё, в самом деле, никто не обращает внимания, даже если у неё привлекательная внешность.
— Но, возможно, у них есть очередной план и очередная жертва.
— Вполне.
3
Геннадий Петрович Бережницкий установил, что одно время Григорий Перинен действительно проживал в Выборге и там служил на судне. Правда, не очень долго. Оказался он не столь расторопным, как требовал капитан, и поэтому пришлось опять спуститься на грешную землю. Жалость накатывала на полицейского надзирателя — ведь убитый совсем молодой, мог бы жить да жить, а так…
Рана уже болела не так сильно даже при движении.
Бережицкий приложил усилия, которые не затратил зря, а нашёл место, где ранее жила Ульяна с сыном. Потом выяснил, что недавно один из бывших соседей видел Григория с каким-то незнакомцем. Перинен сделал вид, что не узнал его, и отвернулся.
Спутник его был высокого роста, худощавый, с многодневной щетинойна щеках и в каком-то босяцком одеянии. Встретил их свидетель на Васильевском острове. Шли они, как он показал, в сторону Невы по Двенадцатой линии.
До ресторана «Кюба» от гостиницы «Англия» было недалеко. Михаил Александрович решил по улице Гоголя дойти до Кирпичного переулка, а далее — до пересечения с Морской.
Лунащук резонно решил, что надо обращаться не к владельцу или управляющему, а к кому-то рангом пониже, например, метрдотелю: последний наверняка знает, кто и когда хочет приобрести себе обед.
— Да, — метрдотель фыркнул, но тут же улыбнулся: всё-таки какой-никакой, а гость ресторана, тем более из сыскной полиции, водил пальцем по строчкам журнала, — вчера нам заказывали обед из шести блюд для госпожи Вышнепольской в гостиницу «Англия». Извините, сударь, но я был крайне удивлён. У них кухня, как мне ни прискорбно это говорить, отличается изысканностью, и повар у них отменный. Но, видите ли, мы не привыкли отказывать ни в каких чудачествах, вот я и отрядил нашего официанта.
— В котором часу?
— Велено было доставить ровно в три.
— Очередное чудачество? — подхватил словцо метрдотеля Лунащук.
— Нас просят, мы исполняем. Вот я и отрядил нашего официанта, кстати, вот и он. Фёдор, — позвал метрдотель, — господин из сыскной полиции хочет с тобою поговорить.
Официантбыл мужчина лет тридцати, в белой рубашке и с накрахмаленным полотенцем на руке. Михаил Александрович в первую очередь обратил внимание на его глаза, вмиг забегавшие.
— Мы с Фёдором поговорим в сторонке, с вашего позволения? — спросил чиновник для поручений.
— Бога ради, — и метрдотель отошёл в сторону.
Лунащук взял под локоть официанта и отвёл его в угол.
— Мне сказал ваш… — Михаил Александрович кивнул в сторону метрдотеля.
— Месье Жак, — подсказал официант услужливым тоном.
— Да-да, месье Жак сказал мне, что ты вчера доставлял обед в гостиницу «Англия».
Официант побледнел, но нашёл в себе силы улыбнуться.
— Так точно, — кивнул головой Фёдор, — вчера доставил в целости, сохранности и в горячем виде.
— Как же ты умудрился? — искренне удивился чиновник для поручений.
— Опыт, господин…
— Лунащук.
— Опыт, господин Лунащук, нас этому обучают.
— Хорошо, только вот скажи, милчеловек, почему ты до гостиницы не дошёл?
— Простите? — глаза официанта вновь забегали, и на висках выступили капли холодного пота.
— Горничная говорила мне, что хозяйка осталась недовольна.
— Но ведь… — и умолк.
— Вот что, Фёдор, сколько тебе заплатил тот господин, чтобы ты отдал для доставки обед ему?
— Пять рублей, — тихо сказал Фёдор, но тут же метнул взгляд на месье Жака, отдававшего распоряжения. — Только прошу вас, не говорите ничего месье Жаку, он меня рассчитает. Прошу вас!
— Правду расскажешь, и останется всё между нами, только, повторяю, правду, иначе не только места лишишься, но и в Сибирь под солдатские марши строевым шагом пойдёшь!
Официант облизнул губы, обернулся, хотел убедиться, что месье Жак ничего не слышит. Потом придвинулся к Лунащуку и торопливо зашептал:
— Ваше… господин начальник, я ж не знал…
— Ближе к делу.
— Когда поступил заказ из гостиницы «Англия», месье Жак направил меня туда и строго наказал, чтобы обед доставил горячим, но на улице у входа в заведение меня поджидал высокий господин в дорогом пальто и тонких кожаных перчатках. Он достал из кармана бумажник с мою ладонь толщиной. Ты, говорит, из «Кюба»? Да, отвечаю, из самого ресторана. Так вот, говорит, вот тебе, голубчик, деньги за обед, а это — и протягивает «синенькую» за труды. Я сам, говорит, и улыбается так, счастливый, как начищенный серебряный рубль. Я ему: никак не возможно, господин хороший, мне на стол надо накрыть, за барынькой поухаживать. А он опять: ты, говорит, дай мне удовольствие моей барыньке доставить, очень, говорит, любит она неожиданные сюрпризы. Вот ты с моим пальто в кофейне посиди, а мне давай твою куртку. И не перечь, говорит, и так зыркнул, что у меня холодок по спине пробежал. И ещё мне «зелёненькую» суёт. Сядь и меня подожди, говорит, а сам в моей куртке — в гостиницу. Ну, а я в кофейню. За день так набегаешься, что сил нету. Вот я, как господа, кофием с пирожным и угостился.