— Что он сам меня не встретил?
— Так это вы его и пытайте. Мне-то что? Сказано: везти до Митрофания окольными путями, вот я и делаю то, за что плочено будет. Моё дело маленькое, сидеть на козлах и вас везти. А там…
— Вот именно, плочено. Останови, и больше получишь, — прошипела сквозь зубы.
— Оно-то вроде… — возница скривил губы в раздумье, но лошадь не остановил, потом резко оборвал сам себя: — Не, барынька, договор дороже. У вашего суженного, прости господи, — он перекрестился, — глаза такие бешенные, что упаси меня от напасти. Ненароком найдёт меня, да и… — не договорил, а провёл ладонью по горлу. — Так что звиняйте, что мне велено, то и сделаю.
Серебринская откинулась на спинку кресла экипажа. Не хотелось просто ждать развития событий, а они уходили в сторону не по той дороге, что была намечена ранее.
— Что же делать? — прошептала одними губами. — Как предупредить?
8
Когда из дверей полицейского участка вышла Мария, у Алексея в тот же миг стремительно застучало сердце и в висках начало отдаваться его биение. Помутилось в глазах. Вершинин и сам не понял, то ли от беспокойства, не последует ли за женщиной кто-то, то ли от радости, что всё задуманное удалось.
Его, Алексея, испугались. Поняли, что может наделать много неприятностей этим сытым господам.
— Трогай, — тронул возницу, довольно молодого парня с рыжей куцей бородкой.
— Как прикажете.
Лошадь застучала копытами по булыжной мостовой.
Вершинин никогда ревновал её ко всем мужчинам, с которыми ей приходилось знакомиться и вступать в близкие отношения. Это существовало где-то в другой жизни, за какой-то чертой, которую Алексей не мог пересечь. Но всё-таки в нём росла ненависть к тем, кого Мария, согласно плану получения денег, одаривала вниманием.
Теперь он ехал с блаженной улыбкой на лице.
— Неужели всё кончено? Неужели? — беззвучно шептал он ветру, бьющему холодными струями по щекам.
Когда Вершинин сидел в пролётке около полицейского участка, он был готов крушить всех и вся за то, что всё пошло не по плану. Он тогда испытывал уверенность в своей правоте, но где-то в глубине души гнездилась мысль, что всё потеряно. Он гнал это чувство прочь. Не получалось. Червь сомнения вылазил наружу.
Но вот Мария появилась из дверей. Первым его желанием было броситься к ней, но Алексей сдержался. Осадил себя, как коня на скаку.
Вот она села в экипаж.
Алексей по-прежнему сдерживал себя, наблюдая, не пойдёт ли кто за ней. Только потом приказал:
— Трогай!
Ничего подозрительного Вершинин не заметил.
Или заметить не захотел.
9
Филиппов с агентами сыскной полиции, Вершинин и экипаж, который вёз актрису, должны были сойтись в одной точке — в доме на Митрофаньевской дороге. Именно там должна решиться судьба означенных людей. Восторжествует ли справедливость, или всё-таки зло возьмётверх над здравым смыслом? Беспокойство за актрису отступило, словно его никогда и не было. Появилась уверенность в благополучном исходе дела и в том, что женщина не может пострадать. Пусть преступник — убийца, но не совсем утративший (оставалась надежда!) способность рассуждатьздраво.
10
Человек не всесилен и не всегда может продумать свой замысел до мельчайших деталей. Есть такое действо в течение жизни, как случай. Он-то иной раз и поворачивает вспять не только планы одного конкретного человека, но и саму историю. Императору Наполеону тоже казалось при Ватерлоо, что победа близка, протяни руку и сорви лавровый венец, но вмешалось провидение и… отрёкшийся французский монарх с потухшим взором взирает на пенистые волны, накатывающиеся на пустынный берег острова Святой Елены…
Вершинин заплатил хозяину дома довольно приличную сумму денег, чтобы последний подыскал для себя и домочадцев жильё на неделю.
Алексей не стал подъезжать к самому крыльцу, хотя возможность такая была. Решил те пятьдесят саженей пройти пешком, понаблюдать, нет ли кого из посторонних рядом с домом. Отпустил извозчика, но тут же пожалел, что поступил неосмотрительно.
Снег скрипел под ногами.
Начинало смеркаться.
Фонарей в этой части города никогда не было.
Под левую руку находилось большое кладбище, там же чёрною стрелою в небо уносился шпиль колокольни, над которым словно бы отдельно висел в воздухе крест.
Вершинин, хотя и не был по-настоящему верующим, но отчего-то осенил себя крестным знамением:
— Помоги, Господи, в начинании моём, ибо моё дело праведное.
Потом осмотрелся.
Ничего подозрительного не заметил — ни сторонних экипажей, ни телег, ни каких бы то ни было людей.
Тишина.
Алексей улыбнулся, припомнив, что вот там, впереди, — Старообрядческое кладбище, которое напоминает о бренности бытия. А вот в той стороне прогудел тягуче и сипло паровоз, выпуская пар и словно бы свидетельствуя, что жизнь продолжается и люди спешат по своим нерешённым делам.
Так и он.
Пока жив и…
— Именно, пока, — опять прошептал он и посмотрел по сторонам. Совсем скоро должна подъехать Мария.
За ней никто не следовал. Или это только ему показалось? А на самом деле начальник сыскной полиции слишком хитёр, чтобы вот так вот, не за понюшку табаку выпустить из своих лап пойманных…
преступников, с некоторой мысленной запинкой договорил про себя Вершинин. Нащупал револьвер, засунутый за ремень. Металл не холодил руку, а казался тёплым, и рукоять заняла отведённое место в ладони.
Дом в один этаж взирал на Алексея чёрными провалами, словно живое существо, лишившееся зрения. Навес слегка покосился над крыльцом, со ступеней которого был сметён снег.
Только сейчас Вершинин посетовал, что не выпал зимний белый покров. Можно было по оставленным следам понять — никто здесь не шатался или всё-таки побывал?
Алексей уже давно решил, что встретит свою суженую на пороге, и теперь направился к дому, чтобы через окно следить за дорогой. По Митрофаньевской иногда проезжали крестьянские подводы, тянулись с рынков после продажи сена, дров, мяса, молока или творога. Но никому из них не было дела до одноэтажного бревенчатого дома, стоящего в стороне от дороги, до человека, теряющегося в сгущающемся сумраке.
— Это хорошо, — прошептал Вершинин и обмер. Рука скользнула под одежду, и пальцы сжали рифлёную рукоять револьвера.
За стеклом одного из окон, в глубине комнаты, виднелись отсветы пламени.
Сердце застучало так, что его биение отдалось в висках.
Алексей уже не мог рассуждать здраво, и против воли, крадущимися шагами на одних носках, приблизился к окну. Заглянул, прячась, вовнутрь, но ничего подозрительного не заметил — только огонь в печи.
Начал открывать дверь, которая, на его несчастье, натужно заскрипела.
11
— Владимир Гаврилович, уже битый час стоим, как истуканы, — посетовал Мечислав Николаевич. — Может быть, приблизимся к дому?
— Рано, — зажал губами ус Филиппов, — он может нас заметить. Вы задержали коляску с Серебринской?
— Задержали, — чиновник для поручений тяжело вздохнул, — в начале Митрофаньевской. Едва поспели.
— Вижу по вашему состоянию, что не совсем удачно?
— Это как сказать, — Мечислав Николаевич позволил себе скривить губы в улыбке. — Актриса держалась молодцом, но когда вышла из коляски… С ней случилась форменная истерика.
— Понятно. Надеюсь, вы её успокоили?
— Эта честь досталась Леониду Константиновичу. Так что он общался с актрисой. Слишком нервической она оказалась. Теперь к нашим делам, Владимир Гаврилович, — Кунцевич сказал более настойчивым тоном, словно хотел взять ход операции в свои руки, — уже смеркается, да и не заметит он нас. Вершинин ждёт свою подельницу со стороны дороги. Да и не бегает же он из комнаты в комнату, — уже раздражённо произнёс чиновник для поручений.
— Не бегает, — подтвердил начальник сыскной полиции, — но случайность играет в нашем деле тоже не последнюю роль.
— Тоже верно.
— Вот именно, — сощурил глаза Владимир Гаврилович, но всё-таки распорядился, чтобы приехавшие с ним агенты обошли дом с двух сторон и остались с тыльной стороны.
12
Алексей чуть было не выстрелил в чёрную тень, которую освещало пламя, падавшее из приоткрытой дверцы.
— Ой! — с испугом произнёс детский голос.
— Что ты здесь делаешь? — спросил недоумённо Вершинин, пряча за спиной револьвер.
— Так мне отец велел. Вы ж, барин, дом выстудите, а нам потом…
— Ясно, — покачал головой Алексей, вытирая со лба выступивший холодный пот. Едва на душу грех не взял, хорошо, что не выстрелил. Хозяин дома мог бы предупредить о том, что будет посылать мальчишку печь топить.
Вершинин подошёл к печи. Прежде чем протянуть руки к теплу, спрятал пистолет.
— Ты иди, — произнёс он, прикусив губу.
— Да? — мальчишка вскочил на ноги. — Так я того, побёг, — то ли вопрос, то ли утверждение.
— Беги.
Спиной почувствовал, как мальчишка взялся за ручку двери.
— Ты чего свечу не зажёг?
— Батя не велел, нечего, говорит, деньги изводить. В темноте, говорит, посидишь.
— Ясно, — ещё раз сказал Алексей, потом резко обернулся, сверкнув в тусклом свете огня глазами. — Тут подле дома никого не видел?
— Не-а, — замотал головой мальчишка. — Ну, я пойду?
— Иди уж.
Мальчишка, открыв дверь, обернулся.
— Тут видел недавно двоих…
— У дома? — перебил Вершинин.
— Не-а, — покачал головой сорванец, и махнул рукой куда-то в сторону, — там, у дороги. Стояли и смотрели на дом, я уж испугался, что решили поживиться, а я тут один…
— Куда они подевались? — снова перебил Алексей.
— Пока дверь запирал, они и исчезли… Ну, я пошёл, — и затворил за собой дверь.
Вершинин обеспокоился и кинулся вслед за мальчишкой, но тут же остановился и почти на цыпочках подошёл к окну, выглянул.
Ничего подозрительного.
В соседней комнате раздался шелестящий звук.