Алексей резко обернулся. Револьвер в руке ходил ходуном, словно в комнате стало до того холодно, что пробрало до самых костей.
13
— Леонид Константинович говорил, что, сюда отправил сотрудников. Что-то их не видать, — сказал Филиппов.
Кунцевич покосился на начальника.
— Владимир Гаврилович, если бы каждый раз агенты Петровского были на виду, то никогда бы ни одного преступника не задержали.
— Вы правы, что-то я… Впрочем… Вершинин в доме, теперь остаётся одно — выманить его оттуда. Эх, надобно бы его брать на Офицерской, — посетовал Филиппов.
— Там он бы наверняка открыл стрельбу, и пострадали бы невинные люди, а здесь тишина, никого постороннего.
— Мы не знаем, какой он стрелок. Могут пострадать наши люди. Но слава богу, что дом одноэтажный.
Через несколько минут к чиновнику для поручений и начальнику сыскного отделения подвели мальчишку лет десяти, белобрысого, постоянно вытирающего рукавом нос.
— Из дома вышел и в город направился, — шепнул начальнику один из агентов.
— Ты кто таков? — спросил Филиппов.
— Минкины мы, а я Егорка.
— Егорка, значит. А что здесь делаешь? — поинтересовался теперь Кунцевич.
— Так мы это, — начал мальчишка и отчего-то смутился, — так мы это, живём тут, — и махнул рукой куда-то в сторону.
— В этом доме? — показал Владимир Гаврилович.
— Я ж об этом целый час говорю, — Егорка ухмыльнулся.
Чиновник для поручений переглянулся с начальником.
— И куда ты направился?
— Так это, — начал мальчишка, — барин один папане моему денег заплатил, чтобы мы, значится, неделю в городе пожили, вот мы и переехали.
— А что за барин?
— Кто его знает? Это папаня с ним толковал, нам-то что? Сказано в городе недельку пожить, так нам и сподручнее, — пожал плечами Егорка, потом пояснил: — Бегать меньше, а тут вон до города, да ещё пешком, да по морозу… А так папане денег заплачено, а мы не из любопытствующих.
— Ты что в доме делал?
— Так барин с утра уходит, а печь не топлена, вот папаня и забеспокоился, что за неделю дом выстудится, а нынче зима. Вот нам беда потом, долго протапливать придётся. Меня и послал печь протопить.
— А кто в доме?
— Барин, — удивлённо произнёс Егорка, — кто ж ещё?
— Один?
— Ага. Ждёт, видно, кого-то.
— Откуда ты взял?
— Так… — мальчишка умолк.
— Договаривай, если начал.
Егорка почесал нос.
— Странный он какой-то, — и понизил голос, — пистолет у него есть. Он, как в дом сейчас влетел, так чуть меня не пристрелил.
Филиппов и Кунцевич переглянулись.
— Ну что, Мечислав Николаевич, как сумрак сгустится, надо нам его брать. Как я понимаю, всё его внимание направлено на дорогу, именно оттуда он ждёт свою Марию. Мы этим и воспользуемся.
— Да, — согласился чиновник для поручений, — ещё немного стемнеет, и надо его брать, пока он не впал в нервическое состояние ожидания.
— Как вы сказали? Нервическое состояние ожидания? Крайне любопытная фраза, но, любезный Мечислав Николаевич, всё же надо было нам его брать у сыскного отделения. Там либо пан, либо пропал. А ныне мы с вами сами оказались в ловушке. Не дай бог, выскользнет из нашего кольца. Чего бы крайне не хотелось в сложившихся обстоятельствах.
14
Выстрелы — сперва один, вслед за ним второй — прозвучали глухо, словно не револьвер произвёл шум, а треснула под ногой сухая ветка.
В окнах дома вспыхнули отблески пламени, но тут же погасли, словно кто-то открыл дверцу печи и тут же захлопнул.
Сыскные агенты, не ожидая приказа, достали пистолеты, но никто не двинулся с места.
— Что ж вы? — рявкнул Филиппов и неуклюже, как медведь, переваливаясь с ноги на ногу, побежал по направлению к дому.
Когда запыхавшиеся, с покрытыми потом лицами агенты оказались у крыльца дома, там уже всё было кончено.
Вершинин лежал на заиндевелых ступенях, дёргался ужом, словно хотел сбросить с рук железные браслеты, и в голос бранился площадными словами, обещая всех на свете изничтожить.
Только потом надзиратели «Летучего отряда» Кубышкин и Васильчиков докладывали, что прибыли на место сразу же по получении приказа. Дверь была заперта на замок, поэтому пришлось её вскрыть и спрятаться в кладовке. Потом пришёл мальчишка и затопил печь. Агенты беспокоились, как бы он их не заметил, поэтому, хоть и промёрзли в кладовке, но не шевелились, а когда явился преступник, ждали, когда уйдёт парнишка.
Ну, а потом…
В общем, Вершинин успел выстрелить два раза.
— Не усмотрели, — надзирателиотводили глаза в сторону, а один из них прикрывал дырку от пули на рукаве (но крови не было видно).
— Ладно, господа. Хорошая работа, — похвалил Филиппов. — Но дырочку, — ткнул пальцем в сторону пострадавшего, — придётся зашить. Денежное вознаграждение вы оба получите, но вот на новое пальто его, боюсь, не хватит.
Эпилог
Суд состоялся через пять месяцев и четыре дня.
Марию Пескову защищал присяжный поверенный Карабчевский. На приговор повлияло или поведение «несчастной женщины, вовлечённой в преступную шайку», или прочувствованная речь Николая Платоновича, но случилось то, что часто бывало в российском правосудии — заседатели её оправдали.
В сентябре 1911 года из Московской сыскной полиции пришёл запрос на Марию Пескову, крестьянку, уроженку деревни Пески Вышневецкого уезда.
Обо всех запросах из других городов агенты докладывали начальнику сыскной полиции Филиппову. Владимир Гаврилович сперва отложил телеграмму, предварительно написав резолюцию «К исполнению», потом наморщил лоб.
— Пескова, Пескова, что-то знакомое… — и посмотрел на чиновника для поручений Кунцевича, так кстати оказавшегося в кабинете.
— Дело Вершинина и компании, — Мечислав Николаевич сам не ожидал, что вспомнит, просто неожиданно всплыло.
— Эта та, которую оправдали благодаря стараниям адвоката?
— Да, — кивнул Кунцевич.
— Значит, настигла её кара господня, — сжал губы Филиппов.
— А что с ней?
— Зарезана в собственном доме. В телеграмме говорится, что ничего не похищено.
— Владимир Гаврилович, полагаете, месть?
— Не исключено. Значит, сумела наша голубица прихватить с собой капиталец, доставшийся от преступной деятельности.
— Видимо.
Филиппов оказался прав. Мария никогда не надеялась на благополучный исход преступной деятельности, а так как была особой предусмотрительной, скопила некоторый капитал, благо молодость и смазливая внешность ей помогли. Переехала в Москву, купила трёхэтажный дом с десятком квартир. В одной жила сама, остальные сдавала внаём. На эти деньги жила тихо и мирно, хотя новых документов себе не выправила.
Документы на Пескову были отосланы в Московскую сыскную полицию и за повседневной суетой новых преступлений забыты.
Алексей Вершинин был приговорён к бессрочной каторге. Тяжело переживал предательство любимой женщины, отказавшейся от него. Ожесточился сердцем и спустя три года оказался на свободе — бежал из каторги.
До 1914 года его следы затерялись. Где он был, что делал, осталось неизвестным, пока его фамилия не всплыла в громком процессе, освещавшемся во всех газетах Российской Империи.
4 декабря 1914 года в выездной сессии Московского военно-окружного суда началось слушанье дела о разбойничьей шайке, орудовавшей во главе с атаманом Василием Матвеевым, преимущественно в Балахнинском уезде, в период времени с октября 1913 года и до конца января 1914 года.
Сам Матвеев был смертельно ранен в перестрелке с полицией 27 января 1914 года и умер в больнице, предварительно сознавшись во всех совершённых им преступлениях. Однако соучастников своих он не выдал. Сыскная полиция, да и сами служители закона времени даром не теряли. И показали, что должностное содержание получают не просто так: пусть в разное время, при разных обстоятельствах, но почти все бандиты были переловлены.
Перед судом предсталивосемь членов этой шайки: Фёдор Золотов, Сергей Сывороткин, Илья Кондраков, Николай Волочаев, Александр Самойлов, Алексей Вершинин и Иван Моисеев.
Всем подсудимым предъявлено обвинение по 279 статье 22 книги Свода военных постановлений, карающего смертной казнью. Всё-таки большая часть преступлений была совершена в военное время, когда шли ожесточённые бои на западных границах государства.
Обвинительный акт по этому делу составил 58 листов.
6 ноября в селе Варе, в пятом часу утра, в дом Семёновых ворвалось несколько вооруженных револьверами и кинжалами парней, которые, связав всех находившихся в доме и уложив их на пол лицами вниз, заставили хозяина дома выдать им бывшие у него деньги — 4100 рублей и ещё какие-то вещи: носильное платье, золото, серебро. Переодевшись тут же в похищенное платье, злоумышленники ушли, запретив связанным шевелиться до 8 часов утра. Пожалели ограбленных, никого не лишили жизни. Видимо, улов показался уж очень привлекательным.
В деревне Мышьяковке 19 ноября был ограблен и убит крестьянин Митин. Разбойники явились в лавку Митина, похитили 50 рублей выручки, чёрные часы и прочие вещи. Здесь же в лавке, кроме Митина, оказался случайно зашедший в лавку мальчик Кузьмин. И он оказался непредумышленной жертвой — ему перерезали горло.
В ночь на 2 декабря 1913 года в деревни Кустариха Балахнинского уезда была убита и ограблена в своём доме крестьянка Акулина Шитова.
5 декабря они совершили разбойное нападение на дом мещанки Асоновой, похитили золотых украшений на две тысячи двенадцать рублей, сто тридцать рублей в золотых монетах. И в тот же день близ деревни Горбатовки Балахнинского уезда чины полиции повстречали Матвеева с двумя неизвестными подельниками. Они оказали полицейским вооружённое сопротивление. Матвееву снова удалось ускользнуть, а вот его подельник был убит. Этим погибшим оказался Фёдор Фомин, в котором Гаранины узнали одного из нападавших на их дом разбойников.
В Козмодемьянске, по совершенной случайности, 15 декабря 1913 года в