Владимир Гаврилович внимательно выслушал Бережицкого.
— Таким образом, подтверждаются ваши подозрения, что был поджог, — произнёс он вслух то ли утвердительно, то ли вопросительно.
— Я тоже так думаю, — отозвался полицейский надзиратель. — После того, как я обнаружил в снегу, куда сбрасывали горящие вещи, золотую брошь с бриллиантом и обгорелые остатки ценных бумаг, решил, что произошёл случай. Забыла Елизавета Самойловна зажжённой лампу, а здесь такая вот катавасия. И сын кухарки этот…
— Да, Геннадий Петрович, видимо, поджигатель не знал о том, что госпожа Елисеева разделила ценные бумаги на две части, забрал из верхнего ящика то, что увидел, высыпал из шкатулки драгоценности и устроил пожар.
— Именно так.
— И вы подозреваете, что поджог устроил сын кухарки?
— Он.
— И разговор о ценных бумагах могла слышать кухарка?
— Горничная подтвердила, что могла.
— Но каким образом кухарка могла известить сына о том, что в ящике будуара будут лежать ценные бумаги?
— Владимир Гаврилович, этим вопросом вы рушите все мои построения. Пока не знаю.
— Вот что, любезный Геннадий Петрович, ищите этого самого Григория и посыльного, местного мальчишку, который мог отнести записку: скорее всего, кухарка узнала о том, что дом на время остаётся бесхозным, и вызвала сына. Ищите причину. Видимо, этому Григорию срочно понадобились деньги, об этом знала мать, поэтому и устроили такую импровизацию.
— Владимир Гаврилович, — смущённо сказал Бережицкий, — вы мне отвели два дня на поиски, боюсь, не успею.
— Два дня отменяются, и в помощь тебе отрядим… Кого бы ты хотел?
У Геннадия Петровича на щеках выступили красные пятна, словно от смущения.
— Ивана Бубнова.
Полицейский надзиратель третьего разряда Бубнов был молод, но это компенсировалось вдумчивым отношением и прирождённой сыскной хваткой.
— Ну, вы, Геннадий Петрович… — покачал головой Филиппов.
— Вы же…
— Лучших агентов в помощники просите.
— Владимир Гаврилович…
— Ступай и передай Ивану Бубнову, что я его отрядил вам в помощь.
— Благодарю, — расплылся в улыбке Бережицкий и почти бегом покинул кабинет начальника, боясь, чтобы последний не передумал.
3
Андрея Николаевича не пришлось уговаривать, чтобы он явился в сыскное отделение. Главный инспектор только спросил:
— Господин Филиппов, в котором часу вас не затруднит меня принять?
Владимир Гаврилович готовился к долгому разговору, а здесь…
— В котором я вам не причиню беспокойства?
Господин Горчаков ни на секунду не задумывался, а сразу же произнёс в чёрный раструб телефонной трубки.
— В два часа пополудни вас устроит?
— Жду вас, Андрей Николаевич.
Горчаков с интересом листал альбомы с фотографическими карточками преступников, несколько раз останавливал долгий взгляд то на одном лице, то на другом. Потом отрицательно качал головой.
— Увы, не он.
Когда закрыл последнюю страницу последнего альбома, сказал извиняющимся тоном:
— Простите, господин Филиппов, но среди просмотренных мною лиц того молодого преступника не было.
— Жаль, — посетовал начальник сыскной полиции.
— Значит, как я понял, вы их не разыщете?
— Андрей Николаевич, вы превратно поняли мои слова. Я сказал, жаль, что вы никого не узнали. Нам это облегчило бы дознание, но теперь придётся идти не самой короткой дорогой, а чуть подлинней. И уверяю вас, что разбойники, напавшие на вас, будут найдены.
— Обычно в романах в таких случаях для успокоения потерпевшего дают обещания.
— Вот это зря, могу вас уверить, что в обычае дают обещания те, кто не способен на самостоятельное мышление. А у нас крепкая служба, мы и без обещаний не даём покоя столичным и приезжим преступникам.
— Рад слышать это от нашего российского полицейского.
— Да, мы не англичане, но кое-что в сыскном деле мы смыслим. Простите, Андрей Николаевич, что вынужден был вас отвлечь от важных дел, но вы сами понимаете, что чем больше мы узнаем, тем лучше для дела.
Через четверть часа Филиппов распорядился, чтобы к нему пригласили Власкова и Лунащука. Последние не заставили себя ждать. Явились минута в минуту, и на обоих лицах читался невысказанный вопрос: опознал ли потерпевший кого-нибудь по фототографической карточке портрету?
— К сожалению, мы топчемся на том же самом месте, где были и вчера. Грабители у нас слишком неприметные. Никто их не видел, никому на глаза не попадались.
— Не совсем так, — подал голос Власков, — сегодня с утра мы вновь побывали у дома господина Горчакова. Михаил Александрович разговаривал со слугой потерпевшего, а я вновь прошёлся по домам в ту сторону, куда преступников увезли сани. Так вот, оказалось, что на первом перекрёстке лошадью чуть было не сбили переходящего улицу. Им оказался Степан Переверзев, служащий при графе Миронове. Почему известно имя? — Николай Семёнович посмотрел на начальника. — Этот самый Переверзев пожаловался городовому, тут же несущему службу. Так вот, Степан тоже описал молодого человека, который бил господина Горчакова. И добавил ещё одну деталь. Видимо, когда Андрей Николаевич упал, то задел лицо бандита и оставил на нём двойную царапину.
— В каком смысле «двойную»?
— Горчаков ногтями двух пальцев оцарапал лицо нападавшего.
— Примета, конечно, важная, но через несколько дней от неё не останется ни следа, и тогда придётся уповать только на портрет, составленный господином Горчаковым.
Молчание оставалось ответом.
Первым нарушил воцарившуюся тишину Владимир Гаврилович.
— Любезные господа, о том, что в квартире никого не будет, могли знать преступники только от двух человек.
— От самого хозяина, — подхватил Власков.
— И его слуги Ефима, — дополнил Лунащук.
— Что тогда рассиживаемся?
4
Согласно сведениям, полученным в Адресном столе, Григорий Перинен в столице не проживал. Бережицкий ранее уточнил, что кухарка венчалась двадцать четыре года тому с чухонцем, который через год попросту исчез, не оставив по себе ничего, только сына, которого Ульяна назвала в честь своего отца. И записала Григорием Григорьевичем Периненом. Это озадачило Геннадия Петровича. Ведь если он явился на квартиру господина Елисеева так скоро, то должен был проживать недалеко. Тем более дворник дома, где поселился сын Ульяны, должен был заполнить листок прибытия не позднее следующего дня. А здесь получалась не совсем ясная картина. Либо Григорий проживает по чужим документам, либо хорошо знаком с хозяином метлы и лопаты.
— Ну, что, Ваня, — озадаченно спросил Бережицкий у Бубнова, — как нам найти этого самого Перинена?
Иван, молодой человек двадцати шести лет, снял с головы шапку и пригладил волосы.
— Геннадий Петрович, — молодой сотрудник сыскной полиции со всеми был уважителен и обращался исключительно на «вы», — у меня есть одно предложение, но боюсь, оно вам не понравится.
— Высказывай, а уж это предложение мы обсудим.
— Стоит пойти к Ульяне, так зовут кухарку, — и на утвердительный кивок старшего товарища по службе продолжил: — Так вот, стоит пойти к Ульяне и прямо у неё спросить, где находится её сын.
— Но она же сразу насторожится.
— А мы этого и добиваемся.
— Не пойму я, — сжал губы полицейский.
— Вы высказали соображение, что Григорий проживает где-то рядом. Так?
— Да, я так думаю.
— Значит, наша подозреваемая запиской предупредила сына о том, что в доме Елисеева крупная сумма денег, и стоит пошевелиться, чтобы дело сошло с рук. Так?
— Так.
— Тогда, следуя размышлениям кухарки, Григорий понадобился полиции отнюдь не для награждения, а попал он отчего-то в подозрение. Так?
— Ну что ты, ей-богу, Ваня, заладил: «так», да «так», ты толком говори.
— Ну, ладно, — Бубнов тяжело вздохнул, — весь эффект от моей речи, Геннадий Петрович, пропал впустую. Если она в прошлый раз отправила кого-то за сыном, то почему сейчас не попытается его предупредить?
— В твоих словах что-то есть, — и Бережищкий прищуренными глазами посмотрел на Ивана и погрозил ему указательным пальцем, но тут же спохватился: — А если не пошлёт?
— Тогда пойдёт сама, — так же спокойно сказал полицейский надзиратель третьего разряда.
— А если не пойдёт?
— Не буду убеждать, дорогой Геннадий Петрович, давайте посмотрим. Для начала посетим вашу разлюбезную Ульяну Перинен.
— Но если… — и Бережицкий вновь погрозил указательным пальцем.
Кухарка встретила полицейских с настороженностью. Смотрела в сторону, словно прятала взгляд.
— Ульяна, — первым сказал Бубнов, — не будешь ли так любезна поведать нам об ухажёре Катерины?
— Каком? — изумилась кухарка.
— А что, у неё не один? — спросил Бережицкий.
— А что, она не делится с тобой новостями? — следом задал вопрос Бубнов.
— А что, должна? — не осталась в долгу кухарка.
— А что, ты с ней не в одной квартире проживаешь?
Ульяна зло посмотрела на молодого полицейского и увидела в нём скрытого врага.
— Если бы я следила за всеми новостями, то мне недосуг было бы готовить.
— Это так, но неужели ты с ней ни о чём не разговариваешь?
— Некогда мне с ней лясы точить, — злость так и прорывалась сквозь ту любезность, которую Ульяна хотела изобразить перед полицейскими.
— Не знаю, — задумчиво произнёс Иван, пригладив и без того ровно лежащие волосы, — а вот она нам о твоём сыне Григории поведала. Говорит, загляденье молодой человек, — Бубнов отметил, как тень беспокойства пробежала по лицу собеседницы, — заботливый, говорит, мать не забывает, частенько в гости приходит…
— Врёт она всё, на меня наговаривает.
— Как это врёт? Неужели матери неприятно, когда сын в гости захаживает?
Женщина умолкла, явно искала отповедь.
— Давно его не видела, — наконец выдавила из себя кухарка, — далеко ему и накладно из Выборга сюда ездить. Катька путает всё, это к ней, когда хозяев дома нет, этот самый, как его, — обрадовалась, словно вспомнила имя, — вот, Пашка захаживает, и он её у дома, когда пожар случился, ждал, — с нажимом произнесла онаи добавила торопливо: — А сына