— Так что, — заключил я, — если мы и найдем замену Харвею Гриву, то не в лице Гилберта Хейта. До половины пятого она за него горой стоит. И любой суд присяжных ей поверит. Хотя это никогда не дойдет до суда присяжных. Словом, можете выкинуть Хейта-младшего из головы.
— Ты прав. Проклятье!
Он потянулся за носками, надел их, потом нацепил туфли, придерживаясь рукой за камень, приподнял свою тушу и выбрался на берег. Я не стал протягивать ему руку: во-первых, потому что он бы за нее не взялся, а, во-вторых, лишняя физическая нагрузка ему не повредит. Пока он приводил рукава рубашки и брючины в порядок, я вынул из кармана запонки, и, ясное дело, мне самому пришлось и вставлять их; Вулф, видите ли, не мог показаться в коттедже с болтающимися манжетами. Потом он протопал к валуну, нацепил жилет, облачился в куртку, уселся и спросил:
— Что такое форель по-монтански?
— Хороший вопрос, — ответил я, — И мне, право, жаль, что вы его задали.
Я уселся на обломок скалы напротив Вулфа и продолжил:
— Все зависит от того, кто, когда и где ее готовит. Первая настоящая форель по-монтански — первая в том смысле, что ее впервые приготовил бледнолицый, была зажарена во время экспедиции Льюиса и Кларка[4] на ржавой сковороде, политой бизоньим жиром, и солью, если она еще осталась. С тех пор в рецепт вносили сотни изменений, в зависимости от того, что имелось под рукой. Например, один старожил, работающий в скобяной лавке в Тимбербурге, уверяет, что нужно вымазать свиным жиром коричневую оберточную бумагу, завернуть в нее форель целиком от головы до хвоста, щедро посыпав солью и перцем, и засунуть в раскаленную печь. Время зависит от размеров рыбы. Миссис Грив позаимствовала свой рецепт у родного дяди. Она внес та два уточнения; поменяла оберточную бумагу на алюминиевую фольгу, а печь на духовку. Все очень просто. Кладется на лист фольги тонкий ломтик сала шириной дюйма в три, посыпаете сахарным песком, добавляете несколько колечек лука и несколько капель ворчестерширского соуса. Укладываете на фольгу очищенную и выпотрошенную форель с головой и хвостом и солите. Добавляете еще немного песка и соуса, плотно заворачиваете рыбу в фольгу и помещаете в духовку. Если форели сильно различаются по размеру, то рассчитать время приготовления довольно трудно. Подаете на стол прямо в фольге.
Вулф не испепелил меня взглядом и не зарычал, но просто сказал:
— Да, это может быть вполне съедобно.
Я кивнул.
— Угу. Кстати, я заметил, что за все время вы ни разу не заговорили о еде, даже со мной. Должно быть, дали себе честное слово, скорее всего по пути в аэропорт, что беспрекословно стерпите все надругательства над своими вкусовыми сосочками. Представляю, что вы наплетете Фрицу, если мы, конечно, вернемся домой. Надеюсь, им удастся наловить достаточно форели. Какого вы, кстати, мнения о консервированном консоме?
Я думал, что Вулф будет рад-радешенек возможности излить душу, но он, похоже, придерживался иного мнения.
— Тебе нельзя ехать в Сент-Луис, — промолвил он. — Ты нужен здесь.
— Еще бы. Должен же кто-то разоблачать фальшивые алиби.
— Фу. Что ты можешь еще сказать о вчерашнем вечере?
— Добавить мне, пожалуй, нечего. И тот и другой меня по-прежнему привлекают. Например, слова Фарнэма про залог. Возможно, это связано с нашим делом. Или как Сэм Пикок пытался неуклюже увильнуть от расспросов про то утро, когда Броделл ходил на Ягодную речку. Вам пришлось дважды перебивать его, а когда вы спросили, не говорил ли Броделл, что встречал кого-нибудь по дороге, Пикок нервно затеребил шейный платок и начал ныть, что вы задаете слишком много вопросов. Будь Броделл жив, я бы предпочел расспросить его про это утро.
— Да. Сможем ли поговорить с мистером Пикоком, если поедем туда сейчас?
— В субботу днем-то? Сомневаюсь.
— Можем ли мы застать его сегодня вечером у мистера Степаняна?
— Вот это как пить дать.
— Значит, поговорим с ним там.
— Поговорим? Вы тоже едете?
— Да.
Я даже не поднял бровь; уж слишком он меня поразил. Я просто таращился на него.
— Я хочу пить, — сказал Вулф. — Там в ручье две банки пива.
Я встал и спустился по крутому склону к воде.
Глава 8
В двадцать минут пятого мы вчетвером сидели в гостиной в доме Грива — той самой, где были выставлены фотографии, вымпелы, медали, серебряный кубок и знаменитое седло. В гостиной собрались только мужчины. Кэрол Грив и Флора Итон, невезучая вдовушка, колдовали на кухне над форелью по-монтански, которую должны были подать на стол к шести часам. Альма хлопотала над младенцем. Мы с Вулфом прибыли к пяти. Пит Ингелс с Эмметом Лейком уже были на месте, а вот Мел Фокс застрял, что-то случилось с лошадью, — и теперь мы все ждали его. Эммет, видавший виды ковбой лет пятидесяти, произнес всего два слова: «Садитесь сюда», — обращаясь ко мне, а вот Пит Ингелс, напротив, оказался разговорчивым малым. Суда по его телосложению, его должно было увлекать нечто, где требовалось применение недюжинной физической силы, а он тем не менее заканчивал Калифорнийский университет в Беркли, специализируясь по палеонтологии, но вот уже третье лето подряд подрабатывая на ранчо «Бар Джей-Эр». Вулф неосмотрительно задал ему вопрос о студенческих демонстрациях в Беркли, и Пит в ответ разразился речью, которая затянулась бы до самого ужина, не прерви ее появление Мела Фокса. Мел извинился за опоздание и поздоровался с Вулфом за руку. Потом придвинул стул к моему, подтянул по привычке джинсы, сел, взглянул на свои руки и заметил, что еще не успел даже умыться. И спросил, не пропустил ли чего важного.
Вулф покачал головой.
— Мы ждали вас. Я здесь уже три дня, мистер Фокс, и вы, должно быть, уже недоумеваете, почему я до сих пор не поговорил с вами.
— Я наверное был слишком занят, чтобы недоумевать.
— Завидую вам. А я вот больше ничем другим все это время и не занимался. — Вулф обвел глазами собравшихся. — Мистер Гудвин рассказал мне про вас, джентльмены, и будь у меня хоть малейшее подозрение, что один из вас мог застрелить Филипа Броделла, я бы не стал дожидаться сегодняшнего дня, чтобы встретиться с вами. Сюда же я приехал, теша себя надеждой, что кто-то из вас может, сам того не подозревая, знать хоть что-нибудь, что может натолкнуть меня на определенные выводы. Вот я и хочу попросить вас рассказать все, что вам известно. Начнем с вас, мистер Фокс. Расскажите мне про Филипа Броделла и про его гибель.
— Рассказчик из меня неважный. — Мел покосился на меня, потом снова посмотрел на Вулфа. — И я все уже рассказывал Арчи.
— Я знаю, но хочу сам послушать вас. Начинайте.
— Что ж… — Мел закинув ногу на ногу. — Вообще-то я и двадцатью словами с Броделлом не перекинулся. А было дело так. Утром в воскресенье я покупал что-то у Вотера, а Броделл подошел, представился и спросил, нет ли у меня лишнего, уже использованного лассо. Он хотел купить его и забрать домой. Я ответил, что нет. Нет, пожалуй, тут и двадцати слов не наберется. Видел я его еще пару раз, но мы не разговаривали. Правда, когда стало известно, что Броделл — отец ребенка Альмы, этот паразит на свое счастье уже смотался отсюда. Иначе я бы за себя не поручился. Альма… Я выковыривал из ее ножки иглы дикобраза, когда малышке было всего пять лет от роду. Тогда про этого прохвоста и впрямь много говорили, но я только слушал. Говорить мне было нечего, кроме того что, попадись он тогда мне в руки, я бы с него живого шкуру содрал.
— Значит, вас бы тоже стоило заподозрить?
— Да, конечно. Шериф повозился со мной немного.
— А почему оставил вас в покое?
— Потому что Харвей был в таком же положении, как и я, а на Харвея у него зуб. Потом Харвей в тот день был один, а я нет. Эммет Лейк был со мной весь день, да и Пит Ингелс не раз присоединялся к нам. А врать Эммет не станет, потому что считает, что вполне достоин занять мое место.
— Чушь собачья! — процедил Эммет.
Пререкаться никто не стал. Вулф спросил Мела:
— Вы знали, что Броделл вернулся?
— Да, все тут знали. Первым проведал Пит. Еще во вторник, и сразу рассказал нам. Тогда же вечером мы здорово поспорили на его счет. Пит сказал, что мы должны всячески помогать Харвею и Кэрол, чтобы не допустить его встречи с Альмой, а Эммет заявил, что мы не должны вмешиваться, поскольку Броделл может надумать жениться на ней. Я же стоял на том, что решать должны родители Альмы, а нам вообще не надо встревать, если нас не попросят. Но, как всегда, каждый остался при своем мнении.
— Знаю. И на следующий вечер, в среду, спор возобновился?
— Да. Хотя мы уже немного подуспокоились, так что до кровопролития не дошло. Тем более в четверг. Харвей сказал мне, что, по словам Кэрол, Альма не только не встречалась с Броделлом, но и не питала ни малейшего желания его видеть. Вечером мы с Питом еще раз вспомнили про него, а он в это время как раз лежал на том валуне, простреленный в двух местах…
— Продолжайте, пожалуйста, — попросил Вулф, видя, что молчание грозит затянуться.
Мел потряс головой.
— Продолжать-то уже нечего. Я знаю, куда вы клоните — вы хотите доказать, что Броделла убил не Харвей, а кто-то другой. Я бы рад помочь вам с Арчи, но если вам нужно заклеймить теленка, который спрятался в кустарнике, то сперва этого теленка надо найти и связать. А как насчет младшего Хейта?
— Мистер Гудвин вычеркнул его из списка подозреваемых.
— Безнадежно, Мел, — пояснил я. — Я потратил на него все утро. Никаких шансов.
— А кто тогда остается?
— Никто. Поэтому мы и здесь. Мистер Вулф надеется, что вы знаете про Броделла хоть что-то, что может нам помочь.
— После ареста Харвея мне было уже не до разговоров. За две недели я лишь раз выбрался в Тимбербург, надеясь повидать его, но Морли Хейт не пустил меня. Вот бы кого надо заклеймить, черт возьми!
Глаза Вулфа переместились направо.
— Мистер Лейк. Расскажите мне про Броделла.