Но сейчас надо было угадать, докумекать, дотумкать, кто же из этих «бакинских комиссаров» затеял войну.
Клавдия еще и еще раз перечитывала список и понимала — никто. Они все могли. Но ни у кого из них не было острой нужды. А тут имела место именно срочность. Тут как раз перли напролом. Тут ждать не могли, пока само рассосется.
Клавдия и так и сяк выстраивала цепочки. Может, кто-то хочет заполучить компромат на другого? Но это делается куда более просто — деньги на бочку. Нет, тут как раз хотят свой компромат изничтожить. Вот и охота.
И еще. В списке были, в основном, политики. Это для них, конечно, неприятность, что их увидят в постели с проституткой. Но не смертельная же. Не то, ради чего поставишь на карту и карьеру, и свободу, и даже жизнь. Это должно кого-то сильно припечь.
И снова Клавдия разводила руками — такого в списке не было.
Этот вопрос остался висеть, как мясницкий крюк, поблескивая кровавыми железными гранями.
Но был вопрос куда более простой — кто знал обо всем, что делает, говорит и даже задумывает Клавдия?
Она решила, что будет гадать всю дорогу, а сейчас отправится к Далматову. Может, хоть у него какая-то ниточка…
Вообще-то, по уму, Далматова надо было выпускать. Но пусть его Шевкунов еще потрясет, а так, что, Далматов — пешка. Такими жертвуют в самом начале партии.
«Тьфу, — ругнулась про себя Клавдия. — Что я несу? Он же человек как-никак, какая пешка?..»
И мысль оборвалась. Клавдия поняла, что думает сейчас уже совсем в других категориях.
В категориях войны.
ГЛАВА 12
По дороге Клавдия вдруг вспомнила странную приписку к заключению экспертов. Это же она просила Игоря узнать, занимался ли кто-нибудь пластитами в их прокуратуре. Значит, только в этом году было четыре дела. Или крутятся до сих пор.
Да, но зачем она хотела это знать? Клавдия вспомнить не могла.
Еще подъезжая к отделению, Клавдия увидела какую-то суету. На этот раз почему-то даже предчувствия никакого не было. Ну, суетятся люди и суетятся. Вся суета сует и всяческая суета.
Показала дежурному документы. Тот почти не посмотрел, что-то кричал в телефон.
— Далматов еще у вас?
— Пройдите к дежурному следователю, — кивнул он на лестницу.
Клавдия поднялась на второй этаж и нашла кабинет с нужной табличкой. Но в нем было пусто.
Мерцал экран компьютерного монитора, ветер из форточки шевелил бумаги на столе.
Клавдия села.
И вдруг встала.
Не дай Бог!
Она вылетела в коридор и схватила за рукав пробегающего милиционера.
— Где у вас «обезьянник»?
На милицейском и бомжевском жаргоне это означало — камеры предварительного заключения.
— В том крыле, — махнул рукой милиционер.
Клавдия бросилась в указанном направлении и столкнулась в дверях со старшим лейтенантом.
— Это вы из прокуратуры? — спросил он.
— Я. Где Далматов?
— Видите какое дело… — развел руками старлей.
— Где Далматов?! — гаркнула Клавдия.
— Там он… Но мы накажем, мы строго накажем…
Клавдия его уже не слушала.
Она влетела в камеру и замерла.
Он стал даже как-то выше ростом. Вообще повешенные выглядят длинными и плоскими.
Далматов висел на ремешке, привязанном к решетке. Синий язык завернулся за верхнюю губу.
— Это Петричев, я ему говорил… — поспел бежавший следом старлей. — Не сняли ремешок — и вот.
— Когда?
— Да с полчаса назад. Нет, минут двадцать всего.
— Экспертов вызвали?
— Все сделано, все. А виновные будут строго наказаны…
Клавдия достала из сумки резиновые перчатки, натянула на руки.
— Никого не впускайте.
Она не могла ждать, пока приедут эксперты. Она должна была проверить сама.
Мало приятного ощупывать труп. Далматов был еще теплый. В карманах Клавдия нашла спичечный коробок, пачку «Мальборо», семнадцать копеек и катушку ниток.
Она долго пыталась сообразить, зачем Далматову понадобились нитки, но так и не поняла.
— Давно стены красили? — спросила старлея.
— Недавно, мы вообще следим.
— А это было?
Клавдия показала на угол стены, где было нацарапано что-то вроде римской III или просто кто-то отмечал время своей жизни в этой неволе.
— Не знаю. Нет, кажется. Мы сейчас выводного спросим. Он в камеры заглядывает.
— Он в камеры не заглядывает, — сказала Клавдия. — Он у вас бездельник и разгильдяй. Я, вы слышите, я буду сама заниматься этим делом.
Она сказала это так, словно все вокруг должны были знать, какая она жестокая и кровожадная.
А Клавдия это говорила потому, что чувство вины перед Далматовым теперь стало из абстрактного реальным и неутихающим.
Конечно, проведут расследование. Конечно, накажут милиционеров. Но виновата-то она. Ей бы еще вчера увидеть в глазах этого круглого казаха, что будет сегодня. Ей бы сразу понять — эти тихие, медлительные люди уходят из жизни легко и просто. Потому что не умеют за нее бороться, потому что не понимают ее сложностей. Потому что Восток есть Восток, а Запад…
А Запад его убил.
Скоро прибыли эксперты.
Труп сняли, начали обследование.
Минут через двадцать медик сказал:
— Самоубийство. Точно. Во всяком случае, никаких следов борьбы.
Отпечатки пальцев на ремешке тоже были только Далматова.
Да, это была война. И не важно, убивали враги, или человек убивал себя сам.
Клавдия позвонила Шевкунову.
— Ты что-о?! — потухшим голосом протянул он. И спросил, как же, как Клавдия: — Когда-а?
— С полчаса назад.
— Я должен, я должен был догада-аться, — сказал Шевкунов, снова повторяя Клавдины мысли. — Я ж утром его допрашивал, знаешь, это был уже и не жиле-ец. Даже страшно.
А Клавдия эта видела еще вчера.
— Брось, Станислав Сергеевич, ты ни в чем не виноват.
— Я до-олжен был догадаться. Сиди-ит, молчи-ит, кива-ает на все.
— Что-нибудь сказал?
— Нет. Даже зацепочки никакой.
— Ты его про Савелова спрашивал?
— Конечно. Кива-ает.
— Приедешь?
— Да, выхожу. Спасибо, что позвони-ила.
Только ступила за порог — Федор.
Клавдии было сейчас не до смеха, но не удержалась, улыбнулась.
Откуда-то достал старую телогрейку, из которой уже и вата торчала, сапоги кирзовые, кепку нацепил засаленную и даже татуировку на руке нарисовал шариковой ручкой.
Шпион Гадюкин.
— Ты чего здесь делаешь? — тем не менее напустилась на мужа Клавдия. — Я что тебе сказала?!
— Все, что сказала, сделано. А тебя я не брошу. Иди к машине.
Клавдия повернулась и ахнула — серебристый «мерседес».
Очень хорошо смотрелся за рулем татуированный мужик в кепке.
ГЛАВА 13
Ругаться с мужем охоты не было. Ну пусть поиграет в героя. Это льстит его самолюбию, а мужское самолюбие надо холить и лелеять. Хуже нет мужика, который себя ни в грош не ставит. Вот тогда, действительно, кепка и рваный ватник.
Клавдия ехала в прокуратуру.
Если бы они не украли Ирину, дело было бы прекращено. Все кончилось бы, как всегда, стрелочником. А стрелочник сунул голову в петлю.
Но они охотились за Инной, а значит, дело не закончено, оно только начинается.
Что ей делать сегодня вечером? Идти к зоопарку? Позвать знакомых муровцев?
Клавдия знала, что, пока она не приведет им Инну, они ее не тронут. А если сглупит и приведет — все. Ни Ирина, ни Клавдия больше жить не будут.
Там и до длинноногой секретарши докопаются.
Она посмотрела на сосредоточенное лицо мужа. Нет, она не сглупит. Инну она им не отдаст.
А вот повидаться с ней придется. Инна обещала портрет убийцы. И есть еще один важный вопрос.
Теперь об Ирине.
Конечно, монолог ее по телефону был смонтирован. Даже если она и пыталась сказать что-то, намекнуть, это вырезали. Ничего Клавдии Ирина сообщить не могла.
Или могла?
Клавдия снова дословно вспомнила слова Ирины: «Клавдия Васильевна, слушайте меня внимательно. Вам надо привести Кожину на то же место, в то же время. Никаких слежек, никому не сообщать. Речь идет о вашей семье».
Что, что она могла тут зашифровать? Сначала странности. «…На то же место, в то же время». Почему-то звучит не очень по-русски. Кроме того, между словами «место» и «в то же» был какой-то щелчок. Тут, возможно, что-то вырезали. А что? Как бы в нормальной обстановке сказала Ирина?
Она бы сказала:
— Надо привести Кожину на то же место и в то же самое время, что и вчера.
Значит, могли пропасть слова — «и», «самое», «что и вчера». Что они тут могли углядеть опасного для себя? Как Клавдия ни мудрила — не могла понять.
Главное, что она твердо верила: Ирина что-то сообщила ей помимо слов. Но что? Как?
Клавдия еще и еще раз прокручивала разговор — пусто.
Так только, какие-то смутные ощущения, которые Клавдия и истолковать не бралась.
«И», «самое», «что и вчера». Абракадабра.
Подъехали к работе, Федор с трудом припарковал машину, двинулся вслед за Клавдией.
— Ну ты еще со мной и в прокуратуру пойдешь? — язвительно спросила Клавдия.
— Я с тобой буду даже в туалет ходить, — мрачно ответил муж.
— Это пикантно, — хотела отшутиться Клавдия.
И в этот момент поняла.
Она поняла, что надо было с самого начала назвать вещи своими именами, может, тогда бы она сейчас не кусала бессильно губы, пытаясь разгадать «самое, что и вчера».
Она как раз хотела сказать это Ирине перед поездкой к зоопарку.
Было тяжело это говорить, она протянула паузу, а тут зазвонил телефон.
Так хоть теперь скажи!
В прокуратуре стало нечисто, высекла грубо Клавдия. Вот и весь сказ.
Она знала, что в районках грязно, от Генеральной несет, как от плохого сортира. Но своя, родная, казалась чистой, как невеста.
Не бывает так.
Рыба гниет вся, от головы до хвоста, включая середину.
Вот почему она просила Игоря узнать, кто занимался делами, связанными с пластитом. Это было не простое любопытство. Тот, кто убил Степанова, вполне мог работать у нее под боком. Он мог получить доступ к взрывч