— Смешной будет книга, — пообещал Даллов, — уморительно-смешной.
— Прекрасно, — сказала она и встала, — если она будет удачной, я с удовольствием буду ее продавать. Постараемся ради вас.
Когда подруга отошла от них, Элька тут же отняла свою руку.
— Постыдился бы, — сказала она.
Даллов ничего не ответил. Он лишь шумно вздохнул.
— Ты бестактен и несправедлив, — тихо добавила она, — никто из них не виноват в том, что тебя посадили. И я не виновата.
Она говорила так тихо, что Даллову казалось, будто она разговаривает сама с собой.
— Этого я и не утверждал, — возразил Даллов.
— Но ведешь ты себя именно так. Причем не только сегодня вечером.
Даллов промолчал. Он знал, что несправедлив, а ведь он вовсе не хотел обижать Эльку.
— Извини, — вымученно сказал он и взял ее за руку, — не в этом дело…
Элька не дала ему договорить.
— У тебя есть проблема, вот и решай ее, — сказала она, — а ко мне придешь после.
Он с удивлением повернулся к ней.
— Ты меня гонишь? — спросил он упавшим голосом.
— Только не надо сцен, — сказала она тихо, но твердо.
Следующим утром, в девять часов, он уже сидел перед Рёсслером. Тот попросил его немного подождать. Он порылся в бумагах на письменном столе, вышел в приемную, переговорил с секретаршей. Вернувшись, он подсел к Даллову за круглый столик для посетителей. Он спросил у Даллова насчет работы и поморщился, когда услышал ответ. Затем поинтересовался его планами и недоверчиво покачал головой на ответ Даллова, что у него нет планов. Рёсслер молча, озабоченно разглядывал Даллова, а тот терпеливо ждал, чтобы Рёсслер сообщил наконец, зачем позвал.
В кабинет зашла Барбара Шлейдер и принесла две чашки кофе. Ставя чашки, она ободряюще подмигнула Даллову.
— Мы с тобой еще увидимся? — спросил ее Даллов.
— Всегда тебе рада, — ответила она многообещающим голосом.
Когда она выходила из кабинета, Даллов посмотрел ей вслед. Он достал из кармана пачку сигарет, но тут же сунул ее обратно, заметив гримасу на лице Рёсслера.
— Мы тут подумываем, — медленно и значительно проговорил Рёсслер, — не взять ли тебя обратно.
Даллов удивленно поставил чашку на стол.
— Правда? — недоверчиво спросил он.
— Что ты на это скажешь? — поинтересовался Рёсслер.
Даллов задумался. Предложение было неожиданным. Ему казалось, что с этой частью его жизни покончено навсегда, но вопрос взбаламутил его. Поразмыслив, он едва заметно качнул головой.
— Мне пришлось бы слишком о многом забыть, — с горечью сказал он, — а я ничего не хочу забывать. И ничего не хочу прощать.
Рёсслер развел руки.
— Не думаю, чтобы ты мог меня в чем-либо упрекнуть, — проговорил он сердито, — я всегда вел себя корректно по отношению к тебе. Или ты обвиняешь меня в том, что я стал доцентом, пока ты… — Рёсслер не закончил фразу, Даллов только усмехнулся. — Приговор был глупостью. Да и весь процесс. Однако и ты поступил не лучшим образом. Во всяком случае, не умно. Но стоит ли сейчас говорить о глупостях?
Рёсслер откинулся в кресле и озабоченно посмотрел на Даллова. Потом он встал, подошел к письменному столу, выдвинул ящик, достал пепельницу. Поставив ее перед Далловом, он сказал:
— Ладно уж, в виде исключения.
Он снова сел. Даллов твердо решил не курить. Не хотелось проявлять слабости, тем более поддаваться на подобные жесты Рёсслера.
— Подумай над моим предложением, — сказал Рёсслер, — забудь все эти глупости и возвращайся. У нас есть для тебя место старшего ассистента. Можно подумать и о доцентуре, годика через четыре, пожалуй, что-нибудь получится. Конечно, надо подать заявление о восстановлении в партии. Особых проблем я и тут не предвижу.
Даллов задумался. Он вспомнил восемь лет, на протяжении которых он писал в университете кандидатскую и работал ассистентом, вспомнил заседания, конференции, семинары, бессмысленно потраченное время. Достав сигарету, он закурил и твердо сказал:
— Все это было бы похоже на плевок в лицо себе самому.
Рёсслер с досадой посмотрел на него. Он встал, прошелся по кабинету. Подойдя к шкафу, он качнулся с пяток на носки и обратно, прислонился к шкафу, снова оттолкнулся от него.
— Как хочешь, Петер. Предложение сделано. Обдумай его и через пару дней дай ответ. До пятнадцатого июня я жду окончательного решения.
— Мое решение окончательно.
Рёсслер подошел к креслу, сел. Со страдальческой миной он взял карандаш, повертел его в руке.
— Тем не менее я буду ждать до пятнадцатого, — сказал он и добавил с прежней досадой: — Чего же ты все-таки хочешь? Чего тебе надо?
— Не знаю, — ответил Даллов. — Правда не знаю.
— Извини, — взорвался Рёсслер, — но я тебя не понимаю. Что с тобой? Образумься же наконец. В чем, черт возьми, проблема?
— Со мной все в порядке. Жизнь дала мне еще один шанс, и я хочу им воспользоваться.
Рёсслер снял очки, внимательно посмотрел на него. Он считает меня сумасшедшим, спокойно подумал Даллов. Он затушил сигарету и с улыбкой добавил:
— Я никогда не ставил своей жизненной целью сделаться старшим ассистентом.
Рёсслер на миг прищурился. Потом взял со стола очки, надел их и скучающим голосом сказал:
— Делай что хочешь. Но подыщи себе работу. А то у тебя будут неприятности. — И почти враждебно закончил — Я сделал это предложение не по собственной инициативе. Меня весьма настойчиво попросили…
— Мюллер и Шульце? — встрепенулся Даллов.
Рёсслер удивленно поднял брови:
— Кто?
— Я говорю: Мюллер и Шульце. Эти типы тебя просили?
Рёсслер недоуменно замотал головой.
— Нет. Звонил доктор Бергер, судья, который вел твой процесс.
Даллов встал:
— Это все, что ты хотел мне сказать?
Рёсслер не ответил. Даллов молча кивнул ему и пошел к двери.
— Жду до пятнадцатого, — сказал Рёсслер вдогонку.
Барбара Шлейдер поманила Даллова к себе. Он сел на ее стол, она протянула сигарету.
— Жаль, — сказала она и в ответ на вопросительный взгляд Даллова указала пальцем на переговорное устройство. — Я все слышала.
— Бергер сюда приходил? — спросил Даллов.
Она качнула головой:
— Только звонил.
Услышав это, Даллов почувствовал облегчение. Неожиданно, может, потому, что она так игриво улыбнулась ему, он положил ей руку на грудь. При этом он посмотрел ей прямо в глаза.
— Убери-ка лапы, — дружелюбно сказала она.
Она продолжала улыбаться, поэтому Даллов не понял, говорит ли она всерьез, но руку тут же убрал и смущенно пробормотал:
— Извини. Это все оттого, что я тебя…
— Знаю, — перебила она его, — все знаю. Мужчин я понимаю без слов.
Она рассмеялась, заметив, как он покраснел. Борясь со смущением, он спросил, нельзя ли пригласить ее пообедать. Они договорились встретиться в ресторане в центре, так как он не хотел заходить за ней в институт.
Уже выйдя на лестничную клетку, Даллов повернулся и пошел в коридор. Он пробежал по нему до конца, заглядывая в открытые двери и надеясь увидеть кого-либо из своих прежних коллег. Студенту, который встретил его удивленным взглядом, он назвал первую пришедшую в голову фамилию — где, мол, такой-то? Потом спросил про Сильвию, но студент не знал, где она.
Потом он отправился в находившийся неподалеку книжный магазин, где работала Элька. Одна из женщин, которая была на вечеринке по случаю дня рождения, увидела его, подошла и поздоровалась. Затем она отправилась звать Эльку. Когда та появилась, он стоял у стола с выложенными книгами и разглядывал какой-то альбом. Он хотел обнять ее, но она отстранилась. Она спросила о разговоре с Рёсслером, и Даллов рассказал об его предложении.
— И что ты решил? — спросила она. Он промолчал. Тогда она равнодушно бросила: — Ладно, поступай как знаешь.
Элька была занята делами, поэтому Даллов вскоре ушел из магазина и направился к центру. До встречи с Барбарой оставалось еще почти два часа. Он зашел в кинотеатр, чтобы посмотреть фильм, о котором пару дней назад прочитал в газете. Показывали предварительную программу, в зале было совсем мало народу — несколько пенсионеров, студентов. Студенты громко переговаривались и не умолкли, даже когда начался фильм. Даллову это мешало, поэтому он пересел в передние ряды, к пенсионерам. Смотря фильм, он вспоминал газетную рецензию и удивлялся тому, как этот фильм был охарактеризован там. Час спустя он вышел из кино, не дождавшись конца сеанса.
На улице его встретило теплое майское солнце и, как всегда, когда он днем выходил из темного кинотеатра, свет ослепил его. Он медленно побрел к ресторану, в котором условился обедать с Барбарой, там он задержался в дверях зала, пока официант не проводил его за свободный столик, где Даллов, заказав сок, развернул газету и принялся ждать.
Обед с Барбарой весьма его развеселил. Она рассказывала ему истории о Рёсслере, о коллегах, они от души посмеялись. Когда она поинтересовалась его теперешними делами, он ответил уклончиво, но, к его радости, ее это вполне удовлетворило, после чего она сама сменила тему. Она подробно поведала ему о своем поклоннике, женатом профессоре, с которым она проводила выходные дни.
— Знавала я и любовь, и брак по расчету, — сказала она, — а результатом были лишь бессонные ночи да седые волосы. Теперь я вижусь с ним два дня, а потом пять дней отдыхаю. По-моему, хорошая пропорция, я бы даже запатентовала такой рецепт для счастья.
Даллов одобрительно кивнул.
— Мне это нравится, — сказал он, — только вся проблема в женщинах. Они не хотят довольствоваться двумя днями, несмотря на весь свой горький опыт.
— Счастье не дается задаром. Мой путь к нему был тоже довольно долог. — Взглянув на него, она осторожно добавила: — Поверь, мужчины еще безрассудней. В глубине души они любят только себя. И мы им нужны лишь потому, что их пугает одиночество этого себялюбия.
Даллов попробовал возразить, хотя и без особой убежденности. Потом он поднял бокал и сказал: