— А ведь мы идеальная пара, Барбара.
Она чокнулась с ним, отпила вина и проговорила:
— Да, такою мы и останемся.
С этими словами она поставила бокал, взяла его руку, погладила ее и положила обратно на стол.
— Не смотри на меня так потерянно, — сказала она, — возможно, мы действительно идеальная пара и предназначены друг для друга небесами. А может, и нет. Давай не будем выяснять.
Она ободрительно улыбнулась, но Даллов не улыбнулся в ответ, а грустно сказал:
— По-моему, ты презираешь мужчин. Боюсь, Барбара, в этом и заключается секрет твоего счастья.
Она посмотрела на полупустую тарелку, подумала.
— Ошибаешься, — сказала она наконец, — я презираю не всех мужчин. И даже есть мужчина, которого я люблю. — Она посмотрела ему прямо в глаза и добавила — Только это мой сын.
Она говорила тихо, меланхолично. Даллов сразу понял, что она сказала правду.
— Надеюсь, что он меня так не любит, — продолжала она, — потому что я не смогла бы сказать ему «нет».
Ее признание смутило Даллова. Чтобы ничего не отвечать, он подозвал официанта и спросил Барбару, не хочет ли она еще чего-нибудь выпить. Она сделала отрицательный жест, и он расплатился.
На улице он взял ее под руку, так они дошли до университета.
— Скажи что-нибудь, — попросила она его, когда они остановились перед институтом, — мне нужен совет. Ведь поэтому я тебе все и рассказала.
Он беспомощно пожал плечами.
— Я очень тебя испугала? — улыбнулась она.
— Нет, — ответил он очень серьезно, — только я ничего не могу сказать. Тебе придется справляться с этим самой.
— Знаю, — проговорила она беззаботно, — и обещаю решить лет за двадцать эту маленькую проблему.
Она обняла Даллова и, к его удивлению, крепко поцеловала. Затем она отступила чуть назад, достала из сумочки бумажный платок и вытерла ему губы.
— Надеюсь, все это видели, — сказала она и кивнула в сторону открытых окон института.
В дверях она еще раз обернулась и весело крикнула:
— Забудь. Забудь все.
Даллов посмотрел ей вслед. Ему показалось, что она нарочно, специально для него игриво раскачивала бедрами, пока не скрылась за тяжелой, медленно затворившейся дверью.
Он сел в машину и, перед тем как включить двигатель, долго глядел на молодую парочку, которая страстно обнималась в телефонной будке.
Дома он открыл почтовый ящик, чтобы вынуть газету; на пол упал конверт. Он поднял его. Это было письмо из суда. Над штампом отправителя на машинке было напечатано: доктор Бергер. Даллов вспомнил о вечере в Йоханна-парке. Неприятные воспоминания. Он прошел в комнату, сел, положил на стол нераспечатанный конверт, задумался. Потом развернул газету, попробовал читать, но не смог — слишком нервничал. Взяв конверт, он нерешительно повертел его в руке, положил обратно. Письмо сильно беспокоило его. Неожиданно свело желудок. Даллов встал, захватил газету, пошел в ванную. Там он несколько раз сплюнул в унитаз, сел на край ванны. Он ждал, что его стошнит. Заглянув в газету, он увидел сообщения из Праги о закончившемся визите советской делегации, ее встречах с Черником и Дубчеком, но из слишком короткой и невнятной заметки Даллов ничего толком не понял. Комментарий газеты опровергал как злостную ложь и подстрекательство утверждение одного из западноевропейских правительств о том, что Варшавский пакт готовит якобы вооруженное вторжение в Чехословакию. Газета писала о «гангстерских методах» и «геббельсовской пропаганде». Даллов внимательно прочитал комментарий, надеясь хотя бы здесь найти информацию, которая прояснит остальные сообщения. Потом сложил газету и вернулся в комнату. Там он распечатал конверт. Доктор Бергер вызывал его к себе завтра к половине десятого. В повестке были всего две строки, требовательные и сухие. Обращение было также не особенно приветливым: «господин Даллов», и только.
Руки у него задрожали. Положив повестку на стол, он пошел на кухню сварить кофе. Там, стоя у плиты и ожидая, пока закипит вода, он решил попросту оставить вызов без внимания. Он вернулся в комнату, взял повестку, порвал ее на мелкие кусочки и выбросил их в мусорное ведро. От этого он почувствовал какое-то облегчение, даже желудок мало-помалу успокоился. На кухне выпил кофе, послушал радио. Западная радиостанция передавала обзор прессы. Здесь тоже главной темой была Чехословакия, речь шла о событиях в Пражском дворце. Однако и по радио высказывались лишь разные домыслы, поэтому Даллов со скукой повертел ручку в поисках музыки. По мере того как он успокаивался, ему становилось все яснее, что явка по вызову судьи для него обязательна. Он вытащил из мусорного ведра обрывки бумаги, яростно хлопнул крышкой. Из клочков он выискал тот, на котором значился номер комнаты, сунул этот клочок в верхний карман пиджака. Потом он вышел из дома и поехал в Кульквиц, на озеро, чтобы прогуляться и развеяться. Однако успокоиться он не мог, поэтому быстро вернулся в машину, выехал на скоростную автостраду и помчался по кольцу вокруг города. Он решил навестить вечером Эльку, но не касаться в разговоре тем, которые ее расстраивали. Однако, добравшись до города, он поехал не к Эльке, а прямо к себе. Он поставил машину в гараж, дома проглотил на кухне пару бутербродов и в конце концов отправился в ближайший кинотеатр. Вернувшись из кино, он сразу же лег спать, но долго не мог заснуть. Ночью он дважды просыпался, ему снилась тюремная камера.
Ровно в половине десятого утра он постучался в комнату, указанную в повестке. Выглянула секретарша и спросила пропуск, выданный при входе. Она зашла в соседнюю комнату, чтобы доложить о Даллове, тут же вернулась к нему, пригласила войти, придерживая открытую дверь.
— Вы до сих пор нигде не работаете, Даллов? — сказал доктор Бергер вместо приветствия.
Он сидел за письменным столом и, разговаривая с Далловом, просматривал какое-то дело, которое держал раскрытым в руках. Очки его съехали на самый кончик носа.
Даллов кивнул и оглянулся, ища, куда бы сесть.
Судья полистал бумаги, потом проговорил, так и не подняв глаз:
— Скверно, Даллов. Возьмите-ка у секретарши номер телефона.
Даллов не понял, к чему клонит судья. Он молчал и ждал. Доктор Бергер, бросив взгляд на календарик в наручных часах, добавил:
— Скажем, через три дня вы позвоните ей и сообщите место своей работы. Так будет лучше.
Даллов хотел возразить, однако судья не дал ему такой возможности. Не отрываясь от бумаг, он проговорил:
— Надеюсь, вы все поняли, Даллов. Не забудьте позвонить. Это в ваших же интересах.
Он снова полистал бумаги, затем выбрал какой-то документ, выписал что-то и сказал:
— Можете идти.
Даллов продолжал стоять. Он пребывал в нерешительности. Наконец он повернулся и пошел к двери.
— Это было покушение на убийство, Даллов. Знаете, что бывает за подобные вещи?
— Нет-нет, — быстро сказал Даллов, — тут просто досадное недоразумение.
Судья поднял глаза, саркастически скривился:
— Вот как? Недоразумение? А вы еще и трус, боитесь признаться.
Даллов сделал два шага к письменному столу.
— Позвольте, я вам все объясню, — взволнованно зачастил он, — это нервное расстройство, мой врач называет его конвульсивной сверхвозбудимостью. Она у меня с тюрьмы, но это пройдет.
Судья смотрел на него ехидно, недоверчиво. Покачав головой, он спросил:
— И часто с вами такое бывает?
— Нет-нет, — поспешил заверить Даллов. — Это был, так сказать, несчастный случай.
Губы судьи растянулись в ухмылке. Он заметил, с каким испугом глядит на него Даллов и насколько умоляюще выражение его лица.
— Ваш недуг весьма опасен, Даллов, — саркастически заметил он.
Даллов тоже силился улыбнуться.
— Да, но главным образом он мешает мне играть на пианино, так что пришлось бросить, — неуклюже попытался он сострить.
Судья снова углубился в документы.
— Надо бы вам наручники надеть, — сказал он, не отрываясь от бумаг.
Даллов молча стоял у письменного стола и ждал. Ему почудилось, что судья забыл о нем. После долгой паузы, показавшейся Даллову вечностью, Бергер тихо проговорил:
— Идите.
— Спасибо, — глухо сказал Даллов.
Судья не поднял глаз. Левой рукой он помахал в воздухе, делая знак Даллову, чтобы тот уходил. Это было похоже на жест, которым отгоняют назойливую муху.
В приемной к Даллову подошла секретарша. Молча, с каменным лицом она вернула ему пропуск и дала небольшую карточку с отштемпелеванным адресом суда и написанным от руки номером телефона.
— Большое спасибо, — сказал Даллов и покраснел.
Проходя по коридору суда, Даллов от облегчения едва не упал в обморок. Он прислонился к подоконнику и уперся лбом в оконное стекло.
— Он бы никогда не сумел ничего доказать, — пробормотал он.
К нему обратилась женщина, проходившая мимо с кофеваркой в руках, спросила, не надо ли помочь.
Он мотнул головой. Затем резко обернулся к женщине и спросил:
— Помочь хотите? А что у вас есть? Власть, деньги, влияние, связи?
Женщина прижала к себе кофеварку, глядя на него с недоумением и ужасом.
— Ну так что? — не унимался Даллов. — У вас ничего этого нет? Как же вы собираетесь помочь?
Женщина отскочила, не спуская с него глаз. Даллов видел, как сильно она испугана. Наконец она повернулась и бросилась по коридору короткими, поспешными шагами. Лишь когда она скрылась за дверью, Даллов, успокоившись, пошел дальше.
Уже дойдя до мраморной лестницы, которая спускалась к выходу, он вдруг повернулся и быстро двинулся по коридору, разглядывая двери. Перед одной из них он остановился, нерешительно постучался. Не успел он взяться за ручку, как в замке повернулся ключ и дверь приоткрылась. В щель выглянул мужчина, коротко и грубо спросил:
— Чего надо?
Даллов пробормотал, что ошибся. Он не был уверен, тот ли это кабинет, куда пару месяцев назад его приводили Шульце и Мюллер. Он спустился по лестнице, отдал на выходе пропуск.